Отчаянно нуждаясь в деньгах, Маурицио обратился к де Соле, который остался ему верен. В различных сделках де Соле уже одолжил ему 4,2 миллиона долларов из собственных средств, вырученных от продажи «Б. Альтман» – финансового резерва, который де Соле отложил на образование своих дочерей и безбедную старость с Элеонорой. Когда отчаявшийся Маурицио вернулся и попросил еще, де Соле сказал ему, что у него ничего не осталось. Маурицио умолял де Соле дать ему наличные деньги с баланса «Гуччи Америка».
– Я не могу этого сделать, Маурицио! У меня могут быть неприятности! – сказал де Соле. Но Маурицио продолжал умолять. Наконец де Соле неохотно согласился одолжить ему около 800 тысяч долларов при условии, что Маурицио вернет кредит до того, как де Соле закроет следующий баланс. Когда срок подошел, никаких денег от Маурицио не поступило, и де Соле пришлось самому расплачиваться с компанией.
В начале 1993 года, все еще находясь в отчаянии, Маурицио тайно возобновил производство коллекции дешевых холщовых изделий во Флоренции и подписал соглашения с импортерами на Дальнем Востоке.
– Когда «Гуччи Америка» перестала переводить нам деньги, у нас возникла огромная проблема с ликвидностью – мы даже не могли заплатить поставщикам, – и поэтому Маурицио заставил нас снова начать выпускать старую коллекцию «Гуччи Плюс», – рассказывал Клаудио Дель’Инноченти. – Мы сделали десятки тысяч таких сумок, и все они повторяли старые образцы.
– Маурицио сказал нам, что мы должны пережить этот трудный момент, а затем он выкупит весь бизнес обратно. Мы зарабатывали пять или шесть миллиардов лир [около 3 миллионов долларов] в месяц на этих вещах, которые были полностью основаны на старых образцах. Это был так называемый «внутренний параллельный» бизнес, которым в то время занимались многие компании. Это помогло нам продержаться еще несколько месяцев, – говорил Дель’Инноченти.
– Просто удивительно, насколько легко Маурицио отказывался от собственных принципов, чтобы раздобыть немного денег, – говорил Фланц. – Он вновь вернулся к тому, с чем порвал еще в 1990 году, – просто штамповал дешевый холст с пластиковым покрытием и логотипом с двойной «G». Довольно скоро склады были переполнены этим товаром.
Затем Карло Маджелло, генеральный директор «Гуччи» в Великобритании, произвел самую крупную продажу за всю историю компании. Однажды Маджелло, высокий, предприимчивый, но спокойный мужчина со стильной копной седых волос, примчался в магазин «Гуччи» на Олд-Бонд-стрит, 27 из своего офиса на верхнем этаже здания, чтобы поприветствовать элегантно одетого, плавно говорящего джентльмена, который хотел купить несколько сумок и портфелей из крокодиловой кожи от «Гуччи».
– Это были очень дорогие вещи, которые, казалось, лежали в магазине не один десяток лет, – говорил Маджелло. Клиент хотел полный комплект в одном цвете, которого у Маджелло не было под рукой, но он сделал несколько телефонных звонков и сумел собрать нужные вещи. Элегантный клиент был так доволен, что вскоре после этого Маджелло получил – к своему удивлению – заказ на двадцать семь комплектов всех мыслимых цветов, от красного «Феррари» до «лесного зеленого», на общую сумму около 1,6 миллиона фунтов стерлингов, то есть около 2,4 миллиона долларов. Вежливый клиент, которого Маджелло так любезно обслужил, был представителем султана Брунея, который хотел получить соответствующие наборы сумок в качестве подарков для всех своих родственников.
– Когда я передал заказ в Италию, мне сказали: «Карло, у нас нет денег, чтобы купить крокодиловые шкуры!», поэтому я обратился к клиенту и получил десятипроцентный депозит, – рассказал позже Маджелло. Вместо того чтобы платить за шкуры, эти деньги пошли на зарплату сотрудникам. Поэтому Маджелло снова приказал флорентийским рабочим обыскать склады, пока они не найдут достаточно драгоценных шкур, чтобы произвести первые два или три комплекта в обмен на частичную оплату. После этого было закуплено еще шкур, заказ был выполнен, а зарплата выплачена.
В феврале 1993 года Доун Мелло отправилась в Нью-Йорк на небольшую операцию. Маурицио, находившийся в Соединенных Штатах по делам, приехал навестить ее, когда она проходила реабилитацию в больнице Ленокс-Хилл.
– Он сел на мою кровать, взял меня за руку и сказал: «Не волнуйся, Доун, все будет хорошо», – вспоминала Мелло. – Он был таким нежным и заботливым, что мне действительно стало лучше.
И все же, когда три недели спустя она вернулась в Милан, Маурицио стал к ней холоден.
– Он не разговаривал со мной, – сказала Мелло позже. – Занавес опустился. Он думал, что я отвернулась от него.
Она изо всех сил пыталась понять, что пошло не так, и попыталась заговорить с ним, но Маурицио избегал ее. В течение нескольких дней они проходили мимо друг друга в залах Сан-Феделе, не разговаривая, пока сотрудники «Гуччи» удивлялись перемене в их отношениях. Хотя отношения со всеми были разными – как с Родольфо, Патрицией и Моранте до нее, – теперь Мелло тоже была вычеркнута из списка Маурицио.
– Маурицио был подобен солнцу, которое притягивало людей к себе, как планеты, силой своей личности, но если они подходили слишком близко, он сжигал и развеивал их, – говорил Марио Маззетти. – Мы понимали, что секрет выживания рядом с Маурицио заключался в том, чтобы не подходить к нему слишком близко.
Маурицио – под влиянием своей новой звезды, Фабио Симонато, начал обвинять Мелло в различных проблемах «Гуччи», особенно в плохой прессе, подозревая, что она слила журналистам информацию о внутренних разногласиях. Маурицио также чувствовал, что она пренебрегла его приказами, придерживаясь своего собственного направления в дизайне и не выказывая уважения традициям «Гуччи», которое он пытался привить. Он также обвинил ее в том, что она слишком дорого обходится компании, хотя он сам начал холить и лелеять ее, арендовал частные самолеты для ее деловых поездок, обставлял и ремонтировал ее квартиру и офис до тех пор, пока она не была довольна всем.
– Сначала Маурицио обвинил меня, – сказал де Соле, – но я не имел прямого отношения к продукту, поэтому он решил, что причиной всех его проблем была Доун.
Вскоре Маурицио почувствовал, что вся команда дизайнеров во главе с Доун Мелло работает против него и его видения «Гуччи». Оскорбительный красный пиджак в одной из мужских коллекций, который, по мнению Маурицио, не имел ничего общего с его образом «Гуччи», стал символом всего, что что-то пошло не так.
– Ни один настоящий мужчина никогда не наденет такое! – усмехнулся он и выбросил пиджак из презентации.
Он перестал платить команде дизайнеров в Италии и отправил трехстрочный факс де Соле в Нью-Йорк, приказав ему уволить Тома Форда и других дизайнеров, которым платила «Гуччи Америка». Бумага медленно выползла из факсимильного аппарата в центре офиса – а не из личного факса де Соле – на всеобщее обозрение изумленных сотрудников «Гуччи Америка».
– Я немедленно позвонил в «Инвесткорп», чтобы сообщить им, что происходит, – сказал де Соле. – Затем я отправил факс, в котором говорилось, что мы не можем уволить дизайнеров немедленно. Это было безумием! Они все работали над следующей коллекцией. Я мог бы сказать, что Маурицио действительно тронулся умом, – говорил де Соле.
В тот же период Том Форд, обеспокоенный тем, что битва между Маурицио и «Инвесткорп» может запятнать его репутацию и поставить под угрозу его шансы получить другую работу, рассматривал новое привлекательное предложение о работе от Валентино.
Несмотря на то что Валентино был не на пике, это все еще было одно из самых почитаемых имен в мире моды со всеобъемлющим бизнесом, охватывая женскую моду и готовые коллекции одежды, которые демонстрировались в Париже, мужскую одежду, коллекции для молодежи и полный ассортимент аксессуаров и духов. Форд был директором по дизайну в «Гуччи» в течение года и постепенно брал на себя все больше и больше работы, поскольку сотрудники отдела дизайна увольнялись из-за растущих трудностей в компании. В тот момент он в одиночку разрабатывал все одиннадцать продуктовых линеек «Гуччи», включая одежду, обувь, сумки и аксессуары, чемоданы и подарки, с помощью немногих оставшихся помощников. Форд работал круглосуточно с редкими перерывами на сон. Он устал, но ему нравилось быть у руля.
Форд обдумывал свое будущее на обратном пути в Милан после посещения офиса Валентино в Риме. Он подумал о Доун Мелло, которая дала ему шанс и позволила проявить себя, предлагая ему все больше и больше должностных обязанностей. За последние несколько месяцев, когда рабочая обстановка в «Гуччи» стала весьма напряженной и непредсказуемой, они так сблизились, что брались завершать начатые проекты друг за друга. Вернувшись в город, Форд направился прямо на Пьяцца Сан-Феделе, поднялся на лифте на пятый этаж и постучал в дверь кабинета Мелло.
Она ждала его и подняла глаза от своего стола, прикусив губу, и ее карие глаза обеспокоенно изучали его лицо. Форд сел, положив одну руку на гладкую черную поверхность ее стола, и посмотрел на свои ботинки. Затем он поднял свои карие глаза, встретился взглядом с Мелло и покачал головой.
– Я не уйду, – решительно заявил он. – Я не могу оставить тебя в таком хаосе. У нас есть коллекция, которую нужно выпустить. Давай вернемся к работе.
Поскольку до осенних показов оставалось всего несколько недель, Форд и другие помощники дизайнера работали сверхурочно, чтобы подготовить коллекцию, даже когда руководители «Гуччи» сократили поставки и заработную плату за сверхурочную работу. Мелло попросила сотрудников отдела дизайна входить через заднюю дверь, дабы не нагнетать напряженность.
– Маурицио, похоже, не понимал, что Том все проектировал сам. Компания собиралась выйти на рынок в марте, а мы не могли купить ткань, мы не могли сделать шоу! – вспоминала Мелло. Она позвонила в Лондон Маджелло, которому к тому времени заплатил султан Брунея. Маджелло послал ей деньги, чтобы купить ткани и заплатить итальянским дизайнерам.