В сентябре Collegio Sindacale, то есть наблюдательный совет «Гуччи», уведомила Маззетти, что, поскольку акционеры компании не смогли урегулировать свои разногласия и не одобрили ни один из счетов компании с начала года, совет директоров был обязан по закону передать бухгалтерские книги компании в суд. Затем суды продадут активы компании, чтобы расплатиться с кредиторами.
– Они дали мне двадцать четыре часа, после чего собирались забрать книги, – сказал Маззетти. Он попросил отсрочки на сорок восемь часов, затем позвонил Маурицио и Фабио Франкини.
– Маурицио вляпался, – говорил Маззетти. – Он был окружен со всех сторон. Ему ничего не оставалось, как заключить соглашение.
– Я не могу себе представить, под каким давлением он находился, – добавил позже Свенсон. – Пока у него оставалась хоть какая-то надежда, Маурицио знал, что проживет еще один день. Только оказавшись на краю пропасти – перед лицом личного банкротства, банкротства компании, потери всего, – он осознал реальность происходящего. И мы все гадали, что же будет дальше.
В тот же день Маурицио поехал во Флоренцию и созвал совещание старших сотрудников в Зале Династии в 19:30 вечера.
– Итак, Dottore, что в итоге? Мы прикрываем лавочку? – спросил Дель’Инноченти со своей обычной грубой иронией.
– Я сделал это! – с энтузиазмом ответил Маурицио. – Я нашел деньги. Я выкупаю долю у «Инвесткорп».
– Фантастика! – ответили Дель’Инноченти и другие, которые болели за Маурицио в этой битве, опасаясь, что, если «Инвесткорп» возьмет верх, это сократит рабочие места, закроет фабрику и превратит Скандиччи в офис по закупкам.
– Приход «Инвесткорп» был описан как конец света, – сказал Дель’Инноченти.
Пока Маурицио собирал менеджеров во Флоренции, «военная команда» устроила совещание в Лондоне, гадая, что он собирается делать.
– Кто-то позвонил нам и сказал, что он собрал персонал и произнес эту bravissimo-речь в классической манере Маурицио, сказав, что собирается победить арабов, – вспоминал Свенсон. – Мы все задавались вопросом: «Он собирается потопить корабль или проявит рациональность и продаст его?»
Оказалось, что речь Маурицио была заключительным актом в его игре. Поздно вечером раздался телефонный звонок – Маурицио был готов капитулировать.
В пятницу, 23 сентября 1993 года, Маурицио подписал контракт с «Гуччи» в офисе швейцарского банка в Лугано в окружении юристов и финансистов. В то же утро его секретарша Лилиана Коломбо убрала его личные вещи из кабинета на пятом этаже здания на Пьяцца Сан-Феделе. Черно-белые фотографии Родольфо и Сандры, улыбающиеся лица дочерей, старинный прибор из хрустальных чернильниц, безделушки на его столе. Наконец, с помощью двух рабочих она сняла картину с видом Венеции, которую Родольфо подарил Маурицио.
– Именно это поразило меня, когда я в следующий раз вошел в его офис в понедельник утром, – рассказывал бывший административный директор «Гуччи» Марио Маззетти. – Кроме его личных вещей, все остальное было таким же, как и раньше, за исключением картины Родольфо, которой там больше не было.
В ту пятницу вечером Маурицио пригласил небольшую группу менеджеров «Гуччи», включая Маззетти, в свою квартиру в Лугано на приватный ужин.
Пока одинокий официант осторожно обходил стол, Маурицио объяснил им, что продал свою долю в «Гуччи».
– Я сделал то, что должен был сделать, – просто сказал он. – Я просто хотел, чтобы вы знали, что я сделал все, что мог, но они оказались сильнее. У меня не было выбора.
Когда Маурицио позвонил и сказал, что он согласится на продажу, «Инвесткорп» отреагировала мгновенно. Документы уже были подготовлены, и Рик Свенсон и еще один исполнительный директор «Инвесткорп» вылетели в Швейцарию на закрытие сделки. Они договорились о цене в 120 миллионов долларов.
– В швейцарском банке, где подписывали документы, меня поместили в комнату, а Маурицио заперли в другом конференц-зале со всеми его адвокатами, а я хотел его видеть, – сказал Свенсон. – Он также был моим другом, и никто не видел его в течение нескольких месяцев, поэтому я продолжал выходить в холл, чтобы посмотреть, смогу ли я его мельком увидеть.
Наконец Свенсон промаршировал к двери конференц-зала, распахнул ее и увидел четырех или пятерых адвокатов и Маурицио, ходившего, заложив руки за спину.
Маурицио остановился, и его лицо просияло.
– Buongiorno, Рик! – сказал он, подходя к Свенсону и обнимая его по-медвежьи, в стиле Гуччи.
– Это безумие! Мы же друзья, – продолжил Маурицио. – Я не собираюсь сидеть здесь со всеми этими юристами.
И они, болтая, вместе пошли обратно по коридору.
– Маурицио, – наконец сказал Свенсон, пристально глядя на человека, с которым он так тесно сотрудничал в течение последних шести лет, – я сожалею о том, как все обернулось, но я хочу, чтобы ты знал, что мы действительно верили в тебя и в твою мечту о «Гуччи», и мы сделаем все возможное, чтобы воплотить твое видение в жизнь.
– Рик, – сказал Маурицио, медленно качая головой. – Что мне теперь делать? Отправиться в плавание? Мне больше нечем заняться!
Глава 14. Жизнь в роскоши
Утром в понедельник, 27 марта 1995 года, Маурицио Гуччи, как обычно, проснулся около семи утра. Несколько минут он лежал неподвижно, прислушиваясь к дыханию Паолы. Она прильнула к нему на массивной кровати в стиле ампир с четырьмя неоклассическими колоннами, увенчанными золотым шелковым балдахином и резным деревянным орлом. Это была великолепная кровать, достойная короля, но Маурицио любил быть величественным. Он рыскал по Парижу в поисках мебели в стиле ампир вместе с Тото Руссо, привившим ему любовь к ней, называя ее «элегантной, но не помпезной».
Кровать вместе с другими предметами, которые он собирал на протяжении многих лет, находилась на складе, пока он и Паола Франки, бывшая Коломбо, наконец не переехали в трехэтажную квартиру на Корсо Венеция почти год назад. В то время Маурицио и Паола были вместе уже более четырех лет, но на завершение ремонта ушло два с лишним года. Тем временем Маурицио жил в маленькой холостяцкой квартире на Пьяцца Бельджойзсо, тихой площади с домами восемнадцатого века, окруженной внушительными мраморными палаццо сразу за Дуомо. Паола жила в кондоминиуме, принадлежащем ее бывшему мужу, с девятилетним сыном Чарли.
Величественные палаццо девятнадцатого века выстроились вдоль Корсо Венеция, широкой улицы без зелени, которая тянется на северо-восток от площади Сан-Бабила мимо Джардини Публичи – городского сада Милана. Палаццо, где жили Маурицио и Паола в апартаментах № 38, находится прямо напротив станции «Палестро» на красной линии метро Милана и по диагонали от Джардини Публичи. Его классический фасад, отделанный необычной штукатуркой цвета бамии, выглядит довольно лаконично по сравнению с другими зданиями, стоящими вверх и вниз вдоль проспекта.
Маурицио познакомился с Паолой в 1990 году на частной вечеринке в танцевальном клубе Санкт-Морица. Привлеченный ее красотой, белокурыми волосами и гибкой высокой фигурой, он болтал с ней в баре. Они выяснили, что знали друг друга подростками, когда общались в одной группе друзей на пляжах Санта-Маргериты. Маурицио нравилась непринужденная манера Паолы и ее легкая улыбка – она казалась полной противоположностью Патриции во всех отношениях. Кроме двухлетней связи с Шери, у Маурицио не было никаких других серьезных отношений с тех пор, как он бросил Патрицию, продолжавшую занимать важное место в его жизни, хотя они и жили врозь. Они часто разговаривали и часто спорили. Он устал от конфликтов, но ему не хватало времени или энергии для других отношений. Маурицио также очень боялся СПИДа и, как известно, просил своих партнерш сдать кровь на анализ, прежде чем лечь с ними в постель.
– Маурицио был одним из самых завидных мужчин в Милане, но он не был бабником, – говорил его друг и бывший консультант Карло Бруно. – Им интересовалось много женщин, но он не был плейбоем.
– Ни Маурицио, ни Патриция никогда не найдут столь же значимого партнера в своей жизни, – сказал астролог, которого Патриция попросила погадать для всех них, – хотя звездная карта Паолы во многом имела те же характеристики, что и у Патриции, поэтому было понятно, что Маурицио почувствует к ней влечение.
Когда Маурицио и Паола встретились, она охладела к своему мужу Джорджо, крупному бизнесмену, который сделал свои деньги на добыче меди. В первый раз, когда Маурицио пригласил Паолу выпить, они засиделись до ужина, а после него разговаривали без остановки до часа ночи.
– Он поведал историю своей жизни, – позже рассказывала Паола. – Ему нужно было поговорить, он словно пытался облегчить груз, который лежал у него на сердце и в душе. Возможно, казалось, что он может горы свернуть, но на самом деле он был чрезвычайно чувствительным человеком, очень хрупким перед лицом целого ряда вещей. Он хотел защитить себя и поделиться своим видением всех скандалов, через которые прошли он и его семья. Это было ошеломляюще. Он сказал мне, что хочет быть похожим на орла, летящего высоко, способного видеть и контролировать все и никогда не попадать в силки.
Вначале они тайно встречались в его маленькой квартирке на Пьяцца Бельджойзсо, где Паола обнаружила, что ничто не делает Маурицио счастливее, чем простые домашние обеды. Он нарезал salame, пока она наливала красное вино, и они прижимались друг к другу под сводчатым потолком, прежде чем переместиться на кованую двуспальную кровать, выкрашенную в «помпейский красный», где Паола укрепила свою власть над Маурицио.
– Эта квартира стала нашим маленьким любовным гнездышком, – позже говорила она. Пока Маурицио и Паола развлекались, Патриция кипела от злости. Несмотря на все их усилия быть осторожными, они не могли скрыться от тайной сети шпионов, которыми Патриция руководила из своей квартиры в пентхаусе Галлериа Пассарелла, где Маурицио по-прежнему оплачивал все расходы. От друзей она узнала, что Маурицио видели в городе с высокой худой блондинкой, и ей не потребовалось много времени, чтобы выяснить личность Паолы. Патриция, у которой тоже были любовники, притворялась равнодушной, но следила за каждым движением Маурицио.