Некоторые свидетели потрясли весь зал суда, превратившийся в небольшое сообщество юристов, журналистов, помощников по правовым вопросам и любопытных наблюдателей, которые возвращались день за днем по ходу судебного разбирательства. Онорато, наблюдательный швейцар, вынужденный покинуть свою сицилийскую родину, впечатлил всех рассказом очевидца об убийстве, собственном ранении и невероятном спасении. Альда Рицци, бывшая домработница Гуччи, поразила всех, когда рассказала о своем тяжелом звонке Патриции в то утро, когда Маурицио был убит. Когда Патриция взяла трубку, Рицци услышала классическую музыку, играющую на заднем плане, и безмятежный и равнодушный тон собеседницы. Антониетта Куомо, экстрасенс Маурицио, рассказала, как она пыталась защитить его от злых духов и поддержать его бизнес-планы. Паола Франки, которой не удалось добиться получения части недвижимости Маурицио, рассказала в суде подробности их любовной связи и свадебных планов, ни разу за четыре часа не взглянув на Патрицию, которая тупо смотрела на нее со своего нового места на передней скамье между двумя адвокатами. Во время суда и Паола, и Патриция называли Маурицио своим мужем, хотя на момент смерти он не был женат ни на одной из них. Крошечные бриллианты еле заметно сверкали на мочках ушей и пальцах Паолы. Одетая в льняной костюм с роскошной вышивкой, она то скрещивала, то расставляла свои длинные загорелые ноги, пока говорила, в то время как все глаза в зале следили за золотым браслетом, который вызывающе болтался у нее на тонкой щиколотке.
– Лучшее, что может случиться с Патрицией сейчас, – сказала Паола журналистам за пределами зала суда после своих показаний, – это полное забвение.
По мере продвижения слушаний полицейские и следователи воссоздали преступление, тщетные поиски следов убийцы среди деловых партнеров Маурицио и неожиданный прорыв, произошедший два года спустя благодаря Карпанезе и инспектору Нинни. Затем банкир Патриции из Монте-Карло описал пакеты с наличными, которые он собственноручно доставил в ее квартиру в Милане. Как впоследствии заявляла Патриция, это была ссуда для ее подруги Пины.
– Если деньги были ссудой, почему вы просто не заказали банковский перевод? – прогремел один из двух адвокатов Пины, Паоло Трофино, долговязый неаполитанец с маслянистыми волосами до плеч и открытой улыбкой.
– Я даже не знаю, что такое банковский перевод, – безразлично возразила Патриция, когда позже давала показания, – все свои банковские операции я выполняю наличными.
Врачи рассказали историю болезни Патриции. Юристы подробно изложили условия ее развода. Друзья рассказывали о тирадах в адрес Маурицио, с угрозами отомстить ему. Когда свидетели занимали место для дачи показаний, Патриция по большей части молча слушала и собиралась с силами.
В июле, со свежей прической и отполированными в тюремном салоне ногтями, Патриция предстала перед судом в элегантном дизайнерском костюме фисташкового цвета и в течение трех дней сдержанно описывала свою версию событий, ловко опровергнув все выдвинутые против нее обвинения. Она казалась почти прежней – гордая, резкая, высокомерная и бескомпромиссная. Под наблюдением назначенной судом группы из трех психиатров, которые позже признали ее совершенно вменяемой, порой она казалась более рассудительной, чем сам Ночерино. Впоследствии психиатры поставили ей диагноз нарциссического расстройства личности, заявив, что она эгоцентрична, легко обижается, преувеличивает свои проблемы и переоценивает собственную важность. Пыталась ли она выгородить себя? Или не хотела признаваться своим двум дочерям в том, что это она убила их отца? Или она говорила правду? Неужели Пина выпустила ситуацию из-под контроля? Психиатры быстро приняли решение.
– Мы можем понять ее действия, – сказал один из психиатров, дававших показания, – но мы не можем их оправдывать. То, что кто-то ее раздражает, не означает, что ей можно убивать людей!
В своей речи Патриция описала первые тринадцать лет брака с Маурицио как полное блаженство, которое, по ее словам, рухнуло, когда группа бизнес-консультантов начала влиять на него больше, чем собственная жена.
– Люди говорили, что мы самая красивая пара в мире, – вспоминала Патриция. – Но после того как Родольфо умер и Маурицио начал сам принимать решения вместо того, чтобы исполнять волю отца, он обратился за поддержкой к ряду советников. Он стал подобен подушке сиденья, которая принимает форму того, кто на нее сядет! – с отвращением сказала Патриция.
Она описала их соглашения о раздельном проживании и разводе, согласно которым он выплачивал ей сотни миллионов лир в месяц, но не предоставлял права собственности на активы, которых она так желала.
– Он дал мне кости, чтобы не отдавать мне курицу, – добавила Патриция резко.
Однажды, прежде чем они развелись, рассказывала Патриция, она приехала в поместье Санкт-Мориц с девочками и обнаружила, что двери в дома закрыты, а замки заменены.
– Я была немного расстроена, поэтому позвонила в полицию, – сказала она в зале суда. – Меня впустили в дом, и я поменяла замки. Затем я позвонила Маурицио. «Что все это значит?» – спросила я. Он сказал: «Разве ты не знала, что, когда пара расстается, замки меняют?» Я ответила: «Ну, теперь я тоже поменяла замки, так что нам просто нужно посмотреть, кто их поменяет следующим!»
Патриция признала, что с годами ее ненависть к Маурицио превратилась в навязчивую идею.
– Почему? – спросил Ночерино. – Потому что он бросил вас, потому что был с другой женщиной?
– Я больше не уважала его, – мягко сказала она после недолгого молчания. – Он был не тем человеком, за которого я вышла замуж, у него больше не было тех же идеалов, – сказала Патриция, описывая, как она была шокирована отношением Маурицио к Альдо, его уходом из дома, его бизнес-неудачами.
– Тогда почему вы записывали в дневник каждый его телефонный звонок, каждую его встречу с дочерьми? – спросил Ночерино, приводя примеры для суда. «18 июля: Мау звонит и исчезает; 23 июля: звонит Мау; 27 июля: звонит Мау; 10 сентября: появляется Мау; 11 сентября: звонит Мау, встречается с девочками, мы разговариваем; 12 сентября: Мау идет в кино; 16 сентября: звонит Мау; 17 сентября: Мау встречает девочек со школы».
– Возможно… возможно, мне было нечего делать, – вяло отвечала Патриция.
– По крайней мере, из этих дневниковых записей не кажется, что Маурицио бросил семью, девочек, – сказал Ночерино.
– Бывали моменты, когда он проявлял глубокую заинтересованность, – объяснила Патриция, – он звонил девочкам и говорил: «Хорошо, я отведу вас в кино сегодня днем», и они приходили туда и ждали его, он не появлялся, а вечером звонил и говорил: «О, amore, мне очень жаль, я забыл. Как насчет завтра?» И так бесконечно, – объяснила Патриция.
– А как насчет следующих записей – «PARADEISOS» в день смерти Маурицио и «Нет преступления, которое нельзя купить» за десять дней до убийства? Как вы можете это объяснить? – спросил Ночерино.
– С тех пор как я начала работать над своей рукописью, – холодно ответила Патриция, – я записывала цитаты и фразы, которые меня привлекали или интриговали, не более того.
– А угрозы, записанные в ваших дневниках, кассета, которую вы ему отправили, в которой вы говорите, что не дадите ему ни минуты покоя? – спросил Ночерино.
Темные глаза Патриции сузились.
– Представьте, что вы в больнице и врачи говорят, что вам осталось всего несколько дней. Ваша мать отвозит ваших детей к вашему мужу и говорит: «Твоя жена умирает», а он отвечает: «Я тоже занят, у меня нет времени». При этом детям приходится смотреть, как вас увозят в операционную, и они не знают, увидят ли вас живыми снова? Как бы вы себя чувствовали?
– А отношения с Паолой Франки? – продолжал Ночерино.
– Каждый раз, когда мы разговаривали, Маурицио говорил мне: «Послушай, ты знала, что я встречаюсь с полной твоей противоположностью? Она высокая, блондинка, зеленоглазая и всегда идет на три шага позади меня!» Насколько я могу судить, у него были и другие светловолосые женщины, которые шли на три шага позади него. Я была другой.
– И вы беспокоились, что они могут пожениться?
– Нет, потому что Маурицио сказал мне: «В день развода я не хочу, чтобы рядом со мной была еще одна женщина, даже по ошибке!»
Патриция сказала, что она узнала о заговоре от Пины, через несколько дней после убийства. На прогулке две женщины остановились перед садом Инверницци, за квартирой на Корсо Венеция, чтобы посмотреть, как розовые фламинго изящно шагают по ухоженной лужайке. Патриция рассказала суду об их разговоре.
– Итак, ты довольна тем прекрасным подарком, который мы тебе подарили? – якобы спросила Пина. – Маурицио больше нет, ты свободна. У нас с Савиони нет ни лиры, а ты купаешься в золоте.
По словам Патриции, Пина, бывшая ее подругой более 25 лет, которая была рядом с ней при рождении Аллегры, помогла ей пережить уход Маурицио и операцию на головном мозге, стала «высокомерной, грубой и вульгарной». Патриция сказала, что Пина угрожала ей и ее дочерям, требуя заплатить пятьсот миллионов лир за смерть Маурицио.
– Мне стало плохо, и я спросила ее, сошла ли она с ума. Я сказала, что пойду в полицию. Она ответила, что, если я это сделаю, она свалит все на меня. «Все знают, что ты хотела найти киллера для Маурицио Гуччи». Она сказала мне: «Не забывай – была одна смерть, но их легко может стать еще три [имелись в виду Патриция и ее дочери]».
– Она хотела пятьсот миллионов лир, – сказала Патриция, когда Пина, усевшись на несколько рядов позади, фыркнула и широко раскинула руки, качая головой от отвращения к словам Патриции.
– Почему вы подчинились? – спросил Ночерино. – Почему не пошли в полицию?
Патриция посмотрела на него, как будто ответ был очевиден.
– Потому что я боялась скандала, который в итоге все равно разразился, – ответила она. – Кроме того, – небрежно добавила Патриция, – смерть Маурицио была тем, чего я хотела столько лет, – это казалось мне