Позже Самек опубликовал письменное заявление, в котором объяснил мотивы каждого приговора. В случае Патриции он подтвердил серьезность ее преступления, хотя признал влияние ее нарциссического расстройства личности, диагностированного группой психиатров, таким образом оправдывая 29-летнее тюремное заключение вместо пожизненного.
«Маурицио Гуччи был приговорен к смертной казни своей бывшей женой, которая нашла людей, готовых воплотить ее ненависть в убийство в обмен на деньги, – написал Самек. – Ее ненависть культивировалась изо дня в день без пощады к мужчине – отцу ее дочерей, – который был молод, здоров, наконец-то счастлив и которого она когда-то любила. У Маурицио Гуччи, безусловно, были свои недостатки – возможно, он не был самым заботливым из отцов и не самым внимательным из бывших мужей, но в глазах своей жены он совершил непростительный проступок: в результате развода Маурицио Гуччи лишил ее внушительного наследства и всемирно известного имени, а также сопутствующего статуса, льгот, предметов роскоши и привилегий. Патриция Реджани не собиралась прощать этого».
Самек сказал, что поступок Патриции был особенно вопиющим ввиду тяжести преступления, длительного планирования, экономических мотивов, пренебрежения эмоциональными узами, которые связывали их с Маурицио через дочерей, а также ощущений свободы и безмятежности, которые, по ее собственному признанию, она испытывала после его смерти.
Самек отметил, что расстройство личности Патриции возникло, когда ее жизнь начала расходиться с ее мечтаниями и ожиданиями.
– В течение долгих периодов, когда жизнь была щедра к Реджани, она не проявляла никаких признаков беспокойства, – отметил Самек. – Но как только этот механизм дал сбой, ее чувства и поведение вышли далеко за рамки приемлемых стандартов, и проявились признаки беспокойства. Патриция Реджани не может недооценивать серьезность того, что она сделала: убийство из-за того, что кто-то не уважал ее желания, не реализовывал ее амбиции или не оправдал ее ожиданий.
Маурицио Гуччи умер за то, что у него было – свое имя и состояние, – а не за то, кем был он сам.
Вернувшись в гостиную с розовыми стенами в квартире на Корсо Венеция, Сильвана раскачивалась взад и вперед на мягком диване перед масляным портретом Патриции во всю стену, чьи карие глаза с поволокой смотрели поверх головы ее матери.
– Двадцать девять лет, двадцать девять лет, – повторяла Сильвана снова и снова, как будто повторение слов могло каким-то образом нейтрализовать их значение. Аллегра обняла бабушку, чтобы утешить ее, а затем позвонила Алессандре в Лугано, чтобы сообщить ей новости. После того как она повесила трубку, телефон постоянно звонил, и друзья, родственники и социальный работник Патриции из Сан-Витторе звонили им, чтобы утешить их.
– Я не буду ждать 29 лет, у меня нет столько времени, – решительно сказала Сильвана, снова обнимая Аллегру. – Хватит плакать. Завтра утром в 9:30 мы должны ехать к Патриции. Мы должны вытащить ее.
На той неделе, когда Патриция была осуждена, магазины «Гуччи» по всему миру выставили в витринах блестящую пару наручников из серебра 925-й пробы, хотя пресс-секретарь заверяла звонивших, что это было «совпадением».
Глава 19. Поглощение
Доменико де Соле только что улегся в постель вместе с женой Элеонорой в Найтсбриджском таунхаусе, чтобы вздремнуть до полудня после ночного трансатлантического перелета из Нью-Йорка в Лондон. Было утро среды, 6 января 1999 года, и они только что вернулись с лыжных каникул в Колорадо с двумя дочерьми-подростками.
Прошлой осенью де Соле и Форд переместили корпоративные офисы «Гуччи» в Лондон, хотя производственные мощности компании по-прежнему оставались в Скандиччи, а юридический штаб группы – в Амстердаме. Этот шаг был сделан через пять лет после того, как Билл Фланц закрыл Сан-Феделе и перевел штаб-квартиру «Гуччи» во Флоренцию, заявив, что важно соединить голову компании с ее сердцем. Но за пять лет многое произошло, и де Соле и Форд считали, что этот шаг пойдет компании на пользу. Штаб-квартира в Лондоне помогла бы нанимать лучших менеджеров со всего света – найти квалифицированных людей, желающих переехать во Флоренцию, было сложнее. Кроме того, Форд сам хотел переехать в Лондон – процветающий и модный мегаполис, средоточие новых трендов. Хотя Париж всегда был роскошным, он не находил этот город гостеприимным.
– Я хотел жить там, где мог бы говорить на родном языке! – признавался он.
Жена де Соле, Элеонора, была в восторге. Ей очень хотелось уехать из Флоренции. Поначалу переезд в Лондон вызвал некоторое беспокойство и разногласия внутри фирмы, но все быстро улеглось. Де Соле часто ездил во Флоренцию, где у него был офис. Этот шаг также позволил Форду объединить свой творческий коллектив в Лондоне. Раньше он и его помощники курсировали между Флоренцией и Парижем, что было неудобно и неэффективно. Форд заказал оборудование для видеоконференций, установленное в нескольких его домах и в главных офисах «Гуччи», а также в разных точках земного шара, чтобы он мог проводить совещания по рабочим вопросам, где бы ни находился. Хотя он признал, что оборудование стоило дорого, но он был убежден, что все окупится за счет экономии времени, энергии и затрат на поездки.
В то утро де Соле хотел немного поспать перед тем, как отправиться в офис, что было ему несвойственно. Офис был в арендованных помещениях на Графтон-стрит, в нескольких шагах от магазина «Гуччи» на Олд-Бонд-стрит. Де Соле ожидал, что этот день пройдет тихо, особенно с учетом того, что предприятия в Италии закрыты в связи с Крещением. Впервые с июня прошлого года, когда конкурирующая компания «Прада» объявила о покупке 9,5 процента акций «Гуччи» – крупнейшей доли, принадлежащей одному акционеру, – де Соле почувствовал себя расслабленным. «Прада», по-видимому, прекратила покупать пакеты акций меньше десяти процентов, и ее представитель голосовал вместе с руководством на последнем собрании акционеров. Де Соле думал, что с «Гуччи» все в порядке.
«Прада» потрясла индустрию моды и ошеломила де Соле, когда тем летом впервые объявила о приобретении доли в «Гуччи». Некоторые думали, что «Прада», компания меньших, чем «Гуччи», масштабов и не имеющая опыта поглощений, могла бы стать авангардом более крупной группы. Но поскольку прошли месяцы и ничего не происходило, де Соле рассудил, что у «Прада» не было ни финансов, ни союзников, необходимых для поглощения «Гуччи», которую на тот момент оценивали более чем в три миллиарда долларов.
Менее чем за десять лет Патрицио Бертелли, жесткий и ветреный тосканец, женатый на Миучче Прада – внучке Марио Прада и главном дизайнере компании, – гениально превратил «Прада» из еле живого безвестного производителя чемоданов в мирового флагмана моды и аксессуаров, который стал одним из самых опасных конкурентов «Гуччи». Бертелли, хранитель традиций кожевенного ремесла Тосканы и бывший поставщик «Гуччи», был раздражен расширением «Гуччи» под новым руководством и его растущим контролем над региональными производителями. «Прада» объединила свой бизнес и дизайнерский штаб в Милане, а производство – в Терранова, недалеко от Ареццо, примерно в часе езды от Флоренции. И «Гуччи», и «Прада» начали требовать от своих поставщиков эксклюзивных контрактов, чтобы загрузить производственные мощности и препятствовать распространению копий и подделок. Бертелли чувствовал посягательство на свою территорию, и ему это не нравилось. Взрывной человек, известный своими вспышками гнева, он часто становился героем весьма некрасивых историй, ходивших в модных кругах. История о том, что он разбил лобовые стекла автомобилей, припаркованных на зарезервированных для «Прада» местах, была известна всему Милану. Еще один эпизод даже попал в газеты. Однажды из окна на верхнем этаже офиса «Прада» внезапно вылетела сумочка и угодила в женщину, которая шла мимо по тротуару. Бертелли выскочил, рассыпавшись в извинениях. Он признался женщине, что бросил сумку в приступе ярости.
Когда «Гуччи» вернулась в дело, Бертелли критиковал в своем флорентийском конкуренте все, что можно. Он назвал Доун Мелло высокомерной и обвинил Форда в копировании образа, который принес успех «Прада». Конечно, «Прада» первой выпустила черную нейлоновую сумку, но вскоре ее начали производить все, в том числе и «Гуччи». Бертелли, поклонник Бернара Арно из LVMH, мечтал расширить сферу деятельности «Прада» за счет приобретений в секторе моды и предметов роскоши.
– Арно построил империю предметов роскоши с финансовой логикой. Не вижу причин, почему это нельзя сделать с помощью практической промышленной логики, – говорил он.
Когда Бертелли решил сделать свой первый шаг, он отхватил часть «Гуччи», испытывая некое злорадство от дискомфорта де Соле по поводу нового акционера. Бертелли позвонил де Соле, сказав, что обе группы могут использовать свои «синергии» в таких областях, как поиск лучших мест для магазинов по конкурентоспособным ценам или покупка средств массовой информации.
Де Соле отверг предложение Бертелли.
– Патрицио, это не моя компания. Мне нужно поговорить с членами правления. Мы не сможем приготовить эту пиццу вместе, – сказал он.
После этого в лагере «Гуччи» немного спало напряжение по поводу вторжения, а «Прада» получила кодовое название «Пицца». Один сотрудник «Гуччи» прислал де Соле большую гериатрическую повязку, обычно продаваемую в итальянских аптеках для лечения артрита и ревматизма, под брендом «Бертелли». Он наклеил повязку на гигантскую открытку с надписью «Держи подбородок поднятым», на которой было написано: «ЕДИНСТВЕННЫЙ Бертелли, которого мы боимся, – вот ЭТОТ». Эта открытка была выставлена в его административном офисе в Скандиччи, который он регулярно посещал.
В результате азиатского финансового кризиса цена акций «Гуччи» упала до 35 долларов. Раздосадованный Бертелли наблюдал, как его вложения теряют стоимость, но не стал покупать больше. В январе, когда перспективы в Азии улучшились и аналитики прогнозировали головокружительную прибыль «Гуччи», акции компании взлетели до 55 долларов за штуку. Де Соле рассудил, что цена тогда была достаточно высокой, чтобы скупщики дешевых акций обратили взор в другую сторону, и вздохнул с облегчением. Казалось, угроза миновала.