уже давно проинформировали LVMH о готовящихся мерах. В LVMH утверждали, что ничего не знают о золотых парашютах, которые позволили «команде мечты» «Гуччи» сбежать, прихватив миллионы долларов в виде опционов на акции.
Арно открыл ответный огонь, предъявив иск «Гуччи» с требованием отменить ESOP, и обвинил руководство компании в грязных уловках. Представители LVMH заявили, что слова де Соле о том, что человек из LVMH в совете директоров «Гуччи» приведет к конфликту интересов, были просто предлогом, чтобы держать компанию в своих руках. Через неделю суд Амстердама заморозил акции «Гуччи», принадлежащие и LVMH, и ESOP. И снова будущее «Гуччи» зависело от решения суда, акции были заморожены, а руководство находилось в осаде. Хотя голландский судья приказал обеим сторонам вести переговоры добросовестно и не прибегать к грязным уловкам, оба лагеря чувствовали себя разбитыми и рассерженными. Де Соле обвинил Джеймса Либера, американского юриста и старшего помощника Арно, в том, что тот назвал его фашистом во французской прессе, и перестал верить всему, что говорил Арно.
– Это стало делом чести, – вспоминал Зауи.
Напряжение росло. Де Соле приказал проводить регулярные проверки офисов «Гуччи» на Графтон-стрит, чтобы убедиться в отсутствии скрытых микрофонов. Том Форд заметил человека, спавшего в машине возле его парижской квартиры, и решил, что это частный детектив из нью-йоркской следственной фирмы «Кролл», которого Арно, как сообщалось, нанял, чтобы следить за ним, – просто сюжет для детективного фильма.
Неустрашимый Арно решил использовать метод пряника, посылая примирительные послания Тому Форду, дабы вбить клин между ним и де Соле и заманить техасца в лагерь LVMH. Если де Соле откажется от положения о смене контроля, Арно сможет найти другого менеджера, который заменит его, но, если уйдет Форд, весь образ «Гуччи» уйдет вместе с ним.
– Бизнесменов много, а дизайнеров мало, – многозначительно сказал один из руководителей LVMH во время телефонной конференции с журналистами.
Затем Арно отправил французскую журналистку, подругу Форда, поужинать с дизайнером в Милане. В середине ужина Форд узнал, что она действительно была там от имени Арно, и согласился позвонить ему после ресторана.
– Он обращался ко мне по всем каналам, кроме правильного – прямого.
Форд наконец согласился пообедать с Арно несколько недель спустя в Мозиманн, эксклюзивном лондонском клубе, где десятью годами ранее изгнанный Маурицио Гуччи декорировал комнату «Гуччи» своей фирменной зеленой тканью и величественной мебелью в стиле ампир. В назначенный день новости о якобы секретной встрече разлетелись с бежевых страниц «Файнэншл таймс» вместе с деталями опционного плана Форда, показавшими, что у него были опционы примерно на два миллиона акций, на которых он мог заработать около 80 миллионов долларов, исходя из цены акций в то время. Форд сразу же обвинил LVMH в утечке и отменил обед. Попытка отделить Форда от де Соле только сблизила их двоих.
Между тем, хотя ESOP и выиграл для «Гуччи» время, он не изменил фундаментальную уязвимость компании перед поглощением, и ситуация все еще зависела от решения голландского суда. «Гуччи» все еще нужно было найти своего «белого рыцаря».
Доменико де Соле никогда не слышал о Франсуа Пино, хотя тот был одним из самых богатых людей Франции. В июне 1998 года «Форбс» поставил Пино на тридцать пятое место в списке самых богатых людей в мире с чистым капиталом в 6,6 миллиарда долларов. Шестидесятидвухлетний Пино, родившийся в Нормандии, за годы превратил небольшую семейную лесопилку в крупнейшую в Европе группу розничной торговли непродовольственными товарами – «Пино Прентан ля Редут» (Pinault-Printemps-Redoute, PPR), которую во Франции знали абсолютно все. Его активы включали универмаги «Прентан», магазины электроники FNAC и каталог посылочной торговли «Редут». Его наиболее известные активы за пределами Франции включали аукционный дом «Кристис», обувь «Конверс» и сумки «Самсонайт». Во время обычного разговора с одним из своих банкиров в «Морган Стэнли» Пино оживился при упоминании «Гуччи». Некоторое время его привлекал бизнес, связанный с предметами роскоши. После короткого визита в Нью-Йорк, где он зашел в магазин «Гуччи» на Пятой авеню, который в то время все еще был украшен темным мрамором и стеклом времен Альдо Гуччи, он попросил о встрече с Доменико де Соле. Они встретились 8 марта в лондонском таунхаусе «Морган Стэнли» в районе Мейфэр. Де Соле выступил с речью, – которую отшлифовал до совершенства, безуспешно пытаясь заинтересовать других потенциальных партнеров, – о том, как они с Томом Фордом за пять лет подняли продажи «Гуччи» с 200 миллионов долларов до 1 миллиарда. Но они с Фордом знали: то, что привело «Гуччи» к отметке в миллиард долларов, не поможет им выйти на отметку в два миллиарда, сказал де Соле, рассказывая Пино о своей мечте превратить «Гуччи» в мультибрендовую компанию. Это было именно то, что Пино хотел услышать.
– Мне нравится строить, – сказал улыбающийся голубоглазый Пино, ссылаясь на свое лесопильное прошлое. – Это шанс создать глобальную группу.
Пино, бросивший школу, владел всеми традиционными французскими атрибутами успеха – винодельнями, средствами массовой информации и политическими связями. Он был близким другом президента Франции Жака Ширака. Теперь он хотел сильно продвинуться на территорию Арно, и «Гуччи» давала ему такую возможность.
– В этом бизнесе найдется место для двоих, – говорил Пино. – У «Гуччи» была веревка на шее, петля была затянута, и обратный отсчет уже начался: когда они стали бы подразделением LVMH – всего лишь вопрос времени.
Пино пригласил де Соле и Форда на ланч в своем таунхаусе в шестом округе Парижа 12 марта вместе со своими руководителями, генеральным директором PPR Сержем Вайнбергом и главным помощником Патрисией Барбизет. Небольшая группа обедала запеченной рыбой в роскошно обставленных апартаментах Пино среди потрясающей коллекции современного искусства, в которую входили картины Марка Ротко, Джексона Поллока и Энди Уорхола, а также скульптуры Генри Мура и Пабло Пикассо. Де Соле и Форд прониклись симпатией к прямому, серьезному и непредвзятому стилю Пино, который, как они чувствовали, был далек от финтов и уловок Арно.
– Мне понравились его глаза, между нами мгновенно возникло взаимопонимание, – вспоминал Форд, который с восхищением наблюдал за тем, как Пино внимательно прислушивается к мнению своих старших помощников, не теряя при этом авторитета: один из них даже поправил его.
– Между всеми быстро возникла нужная химия, – согласился Вайнберг, высокий, проницательный руководитель, который почти десятью годами ранее отказался от многообещающей карьеры в государственном секторе, чтобы помочь Пино объединить разнообразные приобретения в слаженную группу.
– Я чувствовал, что мы все говорим на одном языке, – добавил он. – Дело было не в дипломах, а в личностях.
Это чувство сопровождалось одними из самых быстрых и жестких переговоров, которые банкиры с обеих сторон когда-либо видели. Времени было мало: Пино установил крайний срок, 19 марта, дату, когда переговоры между «Гуччи» и LVMH по решению суда должны были возобновиться. Если «Гуччи» и Пино не смогут прийти к соглашению за неделю, сделка не состоится.
К вечеру отряд юристов и инвестиционных банкиров с обеих сторон приступил к работе, выковывая основы альянса «Гуччи» – Пино. Как обычно в таких сверхсекретных сделках, игрокам выдавались кодовые имена: «Золото» для «Гуччи», «Платина» для Пино, «Блэк» для Арно.
Небольшой скромный деловой отель на Рю де Миромениль без обслуживания в номерах и кафе-бара стал одним из необычных мест их встреч: руководители тайно приходили и уходили через задние двери. Де Соле занимал жесткую позицию по вопросам цены и структуры контроля, опасаясь, что Пино отступит. Но Пино, напротив, заготовил для потенциальных партнеров приятный сюрприз. Он вызвал де Соле и Форда на закрытую встречу в лондонском отеле «Дорчестер». Если де Соле и Форд были согласны, он хотел купить «Санофи Боте», владевшую знаменитым дизайнерским домом «Ив Сен-Лоран» (YSL) и линией дизайнерских ароматов, и передать его «Гуччи» для управления. Арно отказался от покупки «Санофи» перед Рождеством, заявив, что это слишком дорого.
– Хотим ли мы этого? – воскликнул Форд, поймав взгляд де Соле, как бы говоривший: «Во что мы ввязываемся?» – Да! – сказал Форд. – «Ив Сен-Лоран» – бренд номер один в мире!
Сам Форд смотрел на работы Ива Сен-Лорана – особенно из семидесятых – как на вдохновение для своих сексуальных мужских костюмов, смокингов и богемных аксессуаров. Мысль о волшебстве Форда и де Соле, которые могли бы работать с YSL, будоражила всех присутствующих.
За одну неделю «Гуччи» едва избежала пасти LVMH и заключила сделку, в ходе которой компанию оценили в 7,5 миллиарда долларов и дали ей 3 миллиарда долларов на банковский счет. Тем самым был сделан первый шаг в рамках кампании по превращению «Гуччи» в мультибрендовую группу предметов роскоши.
Утром 19 марта под вспышками фотоаппаратов Пино и «Гуччи» объявили о своем неожиданном новом союзе: Франсуа Пино согласился инвестировать 3 миллиарда долларов в 40 процентов (позже увеличенных до 42 процентов) доли в «Гуччи» в дополнение к передаче бизнеса «Санофи Пино», только что купленной за миллиард долларов. Согласно соглашению, акции «Гуччи» оценивались в 75 долларов за акцию, что было на 13 процентов выше средней цены за последние десять дней торгов и предусматривало, что «Гуччи» выпустит 39 миллионов новых акций для Пино. Мегасделка фактически сократила долю Арно с 34,4 до 21 процента и лишила его возможности принимать какие-либо решения. В «Гуччи» согласились расширить совет директоров с восьми до девяти членов и предоставить группе Пино четырех представителей в дополнение к трем из пяти мест в новом стратегическом комитете для оценки будущих приобретений. Де Соле и Форд с радостью охарактеризовали свое новое партнерство как «сбывшуюся мечту». Они объяснили репортерам, что были готовы дать Пино то, в чем они отказали Арно, потому что PPR не был прямым конкурентом. Также сообщалось, что «Гуччи» станет краеугольным камнем новой стратегии в сфере предметов роскоши вместо того, чтобы стать одним из подразделений более крупной группы, такой как LVMH. Пино также согласился со всеми их условиями и подписал соглашение о сохранении статус-кво, пообещав, что не увеличит свою долю свыше 42 процентов.