Даже когда доктора сказали ему, что изменение цвета глаз тоже имеет название – аниридия, отсутствие радужной оболочки глаза. Это расстройство тоже может быть вызвано сильной травмой. Но Гейб к тому моменту уже все для себя решил.
– Что, если папа был прав? – спросила я.
– Прав насчет чего? – Виви схватила листки бумаги и потрясла перед моим носом. – Это бред больного человека.
– Тогда что с нами случилось, Виви? Что с нами произошло? Ладно, окей, может, Гейб и сошел с ума, но была какая-то причина. Кто нас украл? Где мы провели тот месяц?
– Я не знаю! – огрызнулась Виви, швырнув листки на стол. – Мне нужно выпить.
– Может, если разберемся с тем, что случилось с нами в детстве, – предположила я, не глядя на сестру, – тебе не придется глушить все наркотой и выпивкой.
У нас трех были разные способы справляться с эмоциями, но Виви выбрала самый деструктивный. Она облегчала боль от трагедии, о которой мы ничего не знали, порошками и зельями.
Сестра молчала. Я рискнула взглянуть на нее. Она смерила меня холодным взглядом и стиснула челюсти.
– Может, если ты разберешься с тем, что случилось с тобой в детстве, у тебя появятся какие-нибудь друзья кроме матери, – сказала она.
Я медленно выдохнула. Весь запал внезапно меня покинул.
– Давай не будем.
– Ну, тогда не надо здесь бросаться словами и намекать на то, что я – алкоголичка.
– Ты и есть алкоголичка.
– Ой, заткнись, мисс совершенство.
– Пожалуйста, Виви, давай не будем сейчас ругаться.
– Ладно, неважно. Вообще-то ты сама начала.
Мы вместе пролистали блокнот. В нем оказались копии различных историй из новостей. Сначала шли те статьи, что посвящали нам. Все они были написаны за время нашего отсутствия. Я всегда старалась избегать такого рода информации и думала, что сестры поступали так же, но, оказывается, ошибалась.
– Вау, как ее, оказывается, это волновало, – сказала Виви, перелистывая страницы. – Грей ведь никогда не говорила об этом вслух и нам не позволяла. А сама все это время, словно скучающая домохозяйка, коллекционировала вырезки из газет.
Остальные статьи и заметки из «Википедии» были посвящены другим людям, которые, как и мы, исчезли при странных обстоятельствах. Грей много подчеркивала и выделяла в них, оставляла заметки на полях. Вроде таких:
Как мы? Вряд ли. Скорее всего, убита.
Всего одна дверь или несколько?
Случайность? Или мои воспоминания меня подводят?
Я хочу вернуться!
Ничего общего.
Сколько вернулось домой? Очень мало. Или вообще никто?
Ночь? Три сестры? Шотландия?
Переходное время! Сумерки, рассвет и т. д. Время, когда грань тонка.
Если мои воспоминания настоящие, кто же я тогда такая?
Старые двери!
Поехать в Шотландию? (Что, если я не смогу вернуться?)
ЧТО ЖЕ Я СДЕЛАЛА?
Почерк был неровным, а вместо точек над буквой «ай» красовались розовые сердечки. Грей написала это давно, вероятно, когда ей было двенадцать-тринадцать. До того как она переключилась на кислотно-зеленые ручки и узкие буковки, которым сестра отдавала предпочтение в старших классах. «ЧТО ЖЕ Я СДЕЛАЛА?» Такой была последняя запись. Она размещалась на полях заметки из «Википедии», посвященной исчезновению Мэрри Бирн – британской девочки-подростка, пропавшей из Бромли-бай-Боу[26] в канун Нового 1955 года. К заметке прилагалось несколько полароидных снимков, которые Грей сделала, когда мы неделю провели в этом самом месте, навещая мамину двоюродную сестру спустя неделю после смерти отца. Ее дом находился рядом со станцией через реку от места, где Мэрри Бирн видели в последний раз много десятилетий назад.
Что же я помню о той неделе? Мы вчетвером спали на надувном матрасе, прижимаясь друг к другу, на жаре. Запах соли, пота и грусти. Я упала, запутавшись в высокой летней траве в парке Майл Энд, и разбила колени о камни. На мне были розовые шорты, а на губы я наносила неимоверное количество блеска с запахом шоколада. Мама плакала каждую ночь. Я гладила ее по голове до тех пор, пока она не засыпала. Грей спала у стены, повернувшись к нам спиной. Я скучала по отцу.
Грей очень сильно волновали история Мэрри Бирн и еще одно необъяснимое исчезновение накануне Нового года. И большую часть той недели она провела, слоняясь по улицам городка от рассвета до заката. Мы с Виви были слишком маленькими, чтобы сопровождать ее. А Кейт и другие взрослые были слишком заняты подготовкой к похоронам, чтобы замечать Грей и интересоваться ее занятиями. Ей представилась редкая возможность ускользнуть от всевидящего ока Кейт. И наша тринадцатилетняя сестра воспользовалась ею по полной, наслаждаясь духом свободы. Каждое утро она выскальзывала из дома, чтобы в одиночестве бродить по улицам Восточного Лондона, и возвращалась поздно вечером, обычно расстроенная.
Но в последний вечер, тот, что предшествовал похоронам отца, Грей вернулась взволнованной и улыбающейся от уха до уха. Такой счастливой я ее не видела уже давно. Пахло от сестры какой-то дикой зеленью.
Все фотографии в блокноте были датированы тем самым днем. Днем накануне похорон. На первых четырех были запечатлены разные места в окрестностях Бромли-бай-Боу: Грин Вей, пешеходная и велосипедная дорожки, которые тянулись на много миль через Лондон. На фото Грей также попали высокие многоэтажки, белеющие на фоне темного неба. Дальше шел железный пешеходный мост, перекинутый над станцией Уэст-Хэм, то самое место, где Мэрри Бирн видели в последний раз. И фото, сделанные снаружи и внутри огромной старой мельницы, расположившейся на острове трех мельниц, которая сгорела и была отстроена заново в XIX веке.
На последней фотографии оказался полуразрушенный дверной проем. Одинокая каменная стена с аркой посередине. Возможно, она сохранилась внутри в подвале мельницы, в то время как наверху возвели несколько новых строений. Полотно двери было густо покрыто белыми цветами. Похожие двери часто вышивали на платьях от Грей.
По моей спине пробежал холодок.
– Она что, решила, что разгадала тайну исчезновения Мэрри Бирн? – спросила я.
Остаток блокнота был заполнен зарисовками двери в разрушенных зданиях. Внизу каждый раз значились место и дата. Двери в Париже, двери в Берлине, двери в Кракове. Двери в Анурадхапуре[27], двери в Ангкор-Ват[28], двери в Израиле. Неужели Грей побывала во всех этих местах?
Облокотившись на стойку, к нам обратилась бариста.
– Девчонки… м-м-м… вы в порядке? – спросила она.
– Все хорошо, спасибо, – ответила я, – простите, мы сейчас что-нибудь закажем.
– Нет, я про… э-э-э… У вас кровь течет на пол.
– Ой, да, мы просто… упали с велосипедов. У вас есть аптечка?
Бариста принесла все необходимое и по бесплатному капучино каждой. Мы с Виви сидели в самом дальнем углу опустевшего кафе и потягивали кофе. На столе между нами лежал открытый бело-зеленый ящичек с лекарствами.
Виви сидела, положив руки на колени ладонями верх. Я обрабатывала ее ссадины йодом.
– Грей мертва, не так ли? – спросила она без всякого выражения. В глазах была пустота. Сестра ни разу не моргнула, хотя ей наверняка было очень больно. – Ведь есть критические сорок восемь часов, а после это всегда означает, что они уже мертвы.
– Не говори так, – попросила я. – С нами было по-другому.
– Что ты помнишь из того времени?
– Ничего.
– Я знаю только то, что мы говорим друг другу. Знаю то, что мы говорим остальным. Но я помню белые лепестки, кружащиеся в воздухе, словно осенние листья, и дым. И сумерки. И…
Камин. Девочка с ножом в руке.
– Перестань, – отозвалась я. – Тебе было девять, мне – семь. Нашим воспоминаниям нельзя доверять. Давай-ка я лучше осмотрю твое плечо.
– Там была девочка.
– Прекрати.
– Мне кажется, она что-то с нами сделала. Сделала нам больно.
– Виви.
– Ты же сама спросила, кто режет горло маленьким девочкам. Разве ты не хочешь знать, что случилось на самом деле?
– Нет.
– Почему?
– Потому что… боюсь.
– Не надо бояться правды, она ведь освободит нас, понимаешь?
– Только если она не настолько ужасна, чтобы окончательно свести нас с ума. Нет уж, спасибо. Может, мне вообще повезло, что эти воспоминания вытеснены. А теперь покажи мне свое плечо.
Виви скинула куртку и закатала рукав намоченного кровью свитера. Кожа покрылась мурашками. Я аккуратно сняла шарф, который мы использовали, чтобы остановить кровотечение. Ткань пропиталась кровью и плохо пахла.
Я вздрогнула, увидев ее рану.
– Сиди тихо, – приказала я, намереваясь протереть это место спиртовой салфеткой, чтобы рассмотреть его получше. – Там что-то есть.
Виви не обращала на происходящее никакого внимания.
– Мы обязательно вернем ее, Айрис, – заявила она, уставившись в потолок, абсолютно не замечая боли. – Я не буду жить в мире, где нет сестры.
– Согласна, – ответила я, в свою очередь погружаясь в раздумья.
Внутри раны было нечто странное. Я взяла нож Грей, попыталась подцепить это и вытащить наружу. Это оказалось несложно. Я извлекла на свет маленький бледный цветок. Мягко потянув, вынула его из раны вместе с крошечной корневой системой. Такие же цветы росли на теле убитого мужчины. И такие же я обнаружила на фото Грей.
А теперь он укоренился внутри Виви, питаясь ее кровью, расцветая в ее открытой ране.
Что происходит?!
Я сжала окровавленный цветок пальцами и внезапно почувствовала острый приступ тошноты. В горле запершило. Пришлось сглотнуть подступающие рыдания. Грей исчезла, а все эти странности, которых я так отчаянно старалась избежать, вернулись в мою жизнь.
– По крайней мере, у меня будет крутой шрам. Девчонки западают на шрамы, так ведь? Похоже, что там инфекция? – спросила Виви.