Мы провалились через трещину в мирах.
Именно сюда мы попали в детстве, здесь скитались целый месяц. Мир мертвых. Что же произошло с нами в этом месте? И почему оно не отпускало нас так долго?
– Как место может умирать? – спросил Тайлер, но я даже не взглянула в его сторону. Там, где его вырвало, разрастались белые цветы. Сколько времени понадобится междумирью, чтобы проникнуть внутрь его и поселиться там?
– О, черт, – произнес Тайлер, бросив взгляд куда-то за мою спину.
Пока я оборачивалась, он вскочил на ноги и схватил пистолет Агнес. Неподалеку между деревьев стоял бледный мужчина. Его глаза казались безжизненными, будто он слепой. Вместо радужки – сплошная чернота. Изо рта, носа, глаз и ушей текла темная жидкость. Он был обнажен, и кожа поросла лишайником.
Позади него были и другие. Сначала я приняла их за статуи мужчин и женщин, сидящих среди деревьев или стоящих в длинной траве, словно на картине «Последний день Помпеи». Междумирье завладело ими, буквально проросло сквозь них. У некоторых на теле еще оставались куски одежды, от кого-то даже исходил человеческий запах: пота, масла и мочи. Другие были намного старше, так что от людей у них не осталось почти ничего – кроме зубов, ногтей и редких клочков волос.
– Что они тут делают? – спросил Тайлер.
– Думаю, их всех привлекает дверь. – Все они смотрели в ее сторону, а некоторые даже пытались подобраться поближе. – Агнес говорила: на рассвете и на закате завеса между мирами истончается, и мертвые могут шептать живым. Возможно, это работает в обе стороны. Может, они слышат и чувствуют запах живых, но не могут пересечь границу, так что остаются здесь ждать… навсегда.
– Все они мертвы? – прошептал Тайлер.
Я приблизилась к одному из мужчин и помахала рукой перед его лицом. Его черные глаза сделали движение в моем направлении. И хотя тело почти истлело, а кожа напоминала шершавый камень, внутри него все еще оставалось что-то живое.
– Они то, что остается от человека, когда он умирает. – Я огляделась по сторонам. – Агнес сказала: все, что умирает, попадает сначала в это место.
Люди перед нами были призраками, как и деревья. Все они некогда были живыми, но застряли здесь, в междумирье, после смерти.
Я двинулась вперед сквозь толпу застывших духов.
– Старайся их не тревожить, – велела я Тайлеру.
– Думаешь, все мертвые находятся в этом месте? – спросил он тихо, следуя за мной по пятам. – Думаешь, Роузи тоже здесь?
Я замедлила шаг и остановилась.
– Все, что умирает, проходит этим путем… – повторила я. – Но застревают здесь лишь те, кого не отпускают.
– Часть меня надеется, что она здесь. Тогда я смогу увидеть ее, сказать, как мне жаль. Если бы только я мог увидеть ее, всего один раз…
Мне хотелось крикнуть: «Не желай ей такой судьбы!» – но я промолчала. Если бы я потеряла Грей или Виви, также хотела бы увидеть их вновь.
– Ты это слышишь? – спросил Тайлер. – Вода.
Мы пошли на звук, поднялись на небольшую возвышенность и увидели зеленоватую мутную реку, с двух сторон обрамленную увядающими ивами, опустившими длинные безжизненные ветви в воду. Быстрое течение реки несло тела мужчин, женщин и детей. Все они были обнажены. У всех были огромные черные глаза.
Река мертвых.
– О господи, – произнес Тайлер, закашлявшись.
– Нужно двигаться быстро, – сказала я, глядя на воду. – Нам нельзя здесь оставаться. Пришли, забрали сестер и ушли. Я чувствую их энергию.
Я ощущала их присутствие с того самого момента, когда мы провалились сюда. Не близко, но вполне ощутимо. Сердцем я слышала их зов. Сестры уже были здесь раньше… как и я. Так что нужно лишь расслабиться, и пусть ноги сами принесут меня в нужное место.
– Еще десять минут назад эта идея казалась мне благородной и прекрасной, – сказал Тайлер, – только вот забыл, что сам я вовсе не прекрасный и благородный человек.
Тошнота отпускала, уступая место волнению. Наш план сработал. Мы здесь. Мы это сделали. Но под волнением крылось кое-что еще: чувство, что все это мне знакомо.
Ответы на вопросы, которые я так долго искала, внезапно оказались так близко.
– Идем, – скомандовала я и зашагала в правильном направлении.
Ближе к сестрам. Ближе к разгадкам.
Мы шли через лес около часа или двух. Время здесь двигалось иначе. Сумерки все сгущались и сгущались, но ночь так и не наступала. Тайлер жаловался на запах, влажность и ноющую боль в скуле, на то, что его дорогая одежда портится, пока я не велела ему замолчать.
– Ради бога, умоляю, заткнись!
Каждый раз, когда я вдыхала слишком глубоко, где-то под ребрами вспыхивала боль. Все тело, покрытое синяками, саднило. Боль пульсировала вместе с ударами сердца.
Время от времени нам встречались другие двери. Все они стояли по одной и никуда не вели. Каменные арки – порталы между мирами. Около каждой толпились духи, превратившиеся в деревья и камни. Те, что некогда были людьми, а теперь остались лишь в воспоминаниях. Интересно, кем они были до тех пор, пока их души не застряли здесь, на полпути между жизнью и смертью? Что не пускало их туда, где их ждал покой: любовь, власть, деньги, желание вымолить прощение?
Рядом с одной из таких дверей я вдруг заметила клочок красной ткани в черную клетку, привязанный к нижней ветке дерева. Несмотря на пару грязных пятен в этом лесу, он выглядел не к месту. Красная вещица выбивалась из серо-зеленой гаммы этого места и сразу бросалась в глаза.
– Узнаю́ этот рисунок, – сказала я, пощупав ткань пальцами. В памяти всплыла фотография, найденная в прикроватной тумбочке Кейт. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь, хотя это произошло всего неделю назад. – На мне было пальто такого цвета, когда я пропала.
– Вижу, твой ужасный вкус в одежде за десятилетие ничуть не изменился, – пробубнил Тайлер. – Какого черта ты делаешь? – спросил он, наблюдая, как я двигаюсь между деревьями и статуями мертвых в поисках еще одного красного клочка.
– Проверяю теорию.
– Ладно, посижу пока, – заявил он.
Спустя несколько минут я нашла то, что искала, и ухмыльнулась. Вернувшись к Тайлеру, который действительно устроился прямо на земле, скрестив ноги, я указала ему на то место между деревьями.
– Там, видишь?
– Гниющий лес? О да.
Я легонько шлепнула его по затылку.
– Смотри как следует.
– Еще одна? – спросил Тайлер. В отдалении между деревьев мелькнула еще одна полоска красной ткани. – И что с того?
– Хлебные крошки, – взволнованно ответила я.
Ключ-подсказка. Я зашагала к следующему клочку со всей скоростью, на которую была способна, учитывая боль в ребрах.
– Ты что, не понимаешь? В детстве мы прошли этой самой дорогой и оставили хлебные крошки, чтобы найти путь…
При следующем шаге моя нога не нашла опоры, и я внезапно обнаружила себя летящей кубарем вниз по грязному лесистому склону. В конце концов я оказалась лежащей лицом вверх в луже затхлой воды.
– Ты жива? – закричал Тайлер сверху.
Я ответила тихим мычанием. В боку и легких вспыхнула нестерпимая боль. Я услышала, как он вздохнул и принялся аккуратно спускаться вниз.
– Можно мне бросить тебя здесь, если умрешь? Или ты надеешься, что я героически потащу твою тушу домой? – хмыкнул Тайлер.
Через несколько минут он оказался рядом со мной. Двигаться не хотелось. Я лежала в воде и могла лишь пытаться дышать, надеясь, что боль вскоре стихнет. Наконец я собралась с силами настолько, что смогла приподняться на одном локте и оглядеться.
– Ох, – прошептала я.
Вода оказалась черной и гладкой, как стекло. Повсюду на ее поверхности плавали тела. Когда Тайлер оказался внизу, они открыли свои черные глаза и уставились на него, не шевелясь и даже не пытаясь на нас напасть.
– Что ж, купаться мы точно не будем, – заявил Тайлер, помогая мне встать на ноги. Затем развернулся и принялся прокладывать обратный путь наверх.
Бледные голые деревья росли прямо из воды. Мертвое место внутри мира мертвых.
– Подожди, – попросила я, указав в направлении еще одного красного пятна, и ступила глубже в воду.
– Нет, – запротестовал Тайлер, глядя на меня. – Нет.
В конце концов он, конечно же, последовал за мной. Страшнее, чем ступить в реку, полную мертвых тел, было лишь одно: остаться в этом месте в одиночестве. Вода доходила до лодыжек, а дно оказалось рыхлым и губчатым. Ветви деревьев, переплетающиеся в глубине, затрудняли ходьбу. Кроме прочего, в этой части леса оказалось темнее, а деревья разрастались сильнее. Мы продвигались медленно. Мимо нас проплывали тела. Услышав наши движения, они открывали глаза.
Мы сбросили пальто на полпути: тащить их на себе стало очень тяжело. Я засунула нож Грей в лифчик и закатала джинсы, чтобы не намочить.
Вскоре мы набрели на очередные развалины. Двери́ здесь не было – только низкие каменные стены. Корни деревьев жадно впивались прямо в кирпичи. Вскоре на пути нам стали попадаться и другие строения: заброшенные дома, покрытые плесенью и мхом. Окна были разбиты, а деревья проросли сквозь крышу. Многие были окружены полуразвалившимися каменными стенами. Как-то мне попался документальный фильм о городах-призраках – о том, как природа медленно поглощает все следы человеческого присутствия и оставляет лишь разрозненные останки. Дороги зарастают, солнце и ветер разрушают здания, дождь размывает бетон. Крыши из красной черепицы зарастают грязью. Но все это не шло ни в какое сравнение с домами, что представали перед нашими глазами. Лес прорастал прямо в них, опутывал, разрывал на части и будто бы заражал изнутри, стараясь потопить в воде. Стены превращались в трухлявую мягкую массу. Внутри каждого здания блуждали духи умерших – из комнаты в комнату, от окна к окну, – неспособные выбраться из этого места и двигаться дальше.
Часы слились воедино. Здесь не было ни рассвета, ни заката, ни самого понятия времени. Мы все шли и шли, пока не стали отключаться прямо на ногах, которые нещадно болели. Я ничего не ела с тех пор, как утром предыдущего дня Виви принесла мне завтрак. Голод угрожал проесть внутри меня дыру. Мы смотрели на то, что осталось от домов, издалека, опасаясь того, что можем найти внутри, следуя по тартановым меткам все глубже и глубже в болотистую чащу, где вода уже доходила до бедер и было так темно, что мне не удавалось рассмотреть даже свои пальцы. Над поверхностью болота кружился туман. На шесть футов не было видно абсолютно ничего.