День догорал. За пышными ветвями цветущего дерева шаджана, что росло возле хлева, садилось солнце. Я, как сейчас, помню все оттенки того багрового закатного неба. По обе стороны раскаленного шара, словно распростертые крылья огромной птицы, раскинулись ярким пламенем горящие облака. И мне казалось, что это готовится подняться в воздух и пересечь океан тьмы минувший роковой день.
Сгустились сумерки. Подобно взлетающим к небу языкам пламени горящей деревни, время от времени из потревоженной тьмы до нас докатывался отдаленный гул и снова замирал.
Из домашнего храма доносились звуки гонга, призывающего к вечерней молитве. Я знала, что меджо-рани находится там, что, сложив молитвенно руки, она безмолвно просит всевышнего о милосердии. Я же не могла оторваться от окна, выходившего па дорогу. Постепенно дорога, деревья, скошенные поля, разбросанные повсюду деревни исчезали во мгле. Как глаз слепца, глядел в небо огромный тусклый пруд. Башня с левой стороны дома, казалось, вытягивала шею, высматривая кого-то.
Ночные звуки так обманчивы! Хрустет ветка — и чудится чей-то стремительный бег. Хлопнет дверь — и кажется, будто это глухой удар сердца потрясенного мира.
Иногда у края дороги вспыхнет огонек и сразу исчезнет.
Бремя от времени раздастся стук копыт, но каждый раз оказывается, что это всадники выезжают из ворот усадьбы.
А меня неотступно преследовала мысль, что только моя смерть может положить конец совершающейся трагедии. Пока я живу, проклятие моих грехов будет поражать все вокруг, нести гибель и разрушение всем. Я вспомнила о пистолете, но я не могла оторваться от окна и пойти за ним: ноги не слушались меня. Ведь я ждала свою судьбу!
Часы в вестибюле торжественно пробили десять. Вскоре вдалеке показалось множество огней, и я увидела толпу, которая, извиваясь, как огромная черная змея, медленно ползла к воротам.
Услыхав шум, управляющий бросился к воротам и взволнованным голосом спросил подскакавшего всадника:
— Какие новости, Джотадхор?
— Плохие, — последовал ответ.
Эти слова Джотадхора я хорошо слышала сверху. Затем он еще что-то прошептал — что именно, я не расслышала. В ворота внесли паланкин, за мим носилки. Рядом с паланкином шел доктор Moтxyp.
— Каково ваше мнение? — спросил управляющий.
— Ничего пока не известно, — ответил доктор. — Серьезное ранение в голову.
— А Омулло-бабу?
— Пуля попала ему в сердце и убила наповал.
Рабиндрант Тагор
Дом и мир
Роман. Перевод В. Новиковой
Москва. Художественная литература, 1963