– Всю семью Митра.
– Когда?
– Когда твоего деда убили или забрали.
– Я этого не знал, – сказал Леандр; все смотрели на него. – Мне в деревне не сказали.
Ианта медленно приблизилась. Принялась ощупывать лицо Леандра, плечи, спину и грудь. Но остальные по-прежнему держались у входа в кухню.
– Мы думали, ты погиб, – сказала Ианта. – Нам нужно время, чтобы привыкнуть к тебе живому.
– За вами следили? – спросил Кобон, входя в кухню.
– Нет, – ответил Леандр.
– Уверен?
– Да.
– Зачем он пришел сюда с тобой? – спросил отец Леандра, показывая на Ореста.
– В деревне мне сказали, что так безопаснее, – ответил Леандр.
– Может, это разумно, – сказал Кобон. – Пусть побудет, чтобы они не узнали, что ты вернулся.
– Кто не узнал? – спросил Орест.
– Твоя мать и Эгист, – сказал Кобон. Ненависть у него в голосе была осязаемой.
Леандр с Орестом располагали набором отсылок – почти их личным языком: в доме у старухи разговоры о погоде, еде или скотине развились в некую милую пикировку, с многочисленными взаимными замечаниями о слабостях и немощах друг друга. Теперь, при семье, им приходилось ограничивать себя: нужно было стараться не очень-то болтать, поскольку их беседы друг с другом тревожили остальных.
Орест заметил, что все в доме настороже. Кобон каждый день ходил проследить за припасами или на базар, но возвращался насупленный и понурый. Стало ясно, что единственные новости, достойные передачи, – новости о том, где его отец, но, поскольку Кобон не заговаривал, считалось, что ни в переулках, ни на базаре он ничего не выяснил.
Ианта, в отличие от всех, казалось, понимает или отдает должное тому, как Орест с Леандром разговаривают, но выказывала это, лишь когда была с ними наедине. Остальное время она вместе с семьей безмолвно не одобряла то, как эти новенькие разговаривают и перешучиваются.
Несколько раз за первый день они попытались рассказать о своем побеге и о доме старухи, но эти попытки наталкивались на недоумение и отстраненность. Родственники все время только и делали, что обнимали Леандра и рассказывали ему о том утре, когда его похитили. Но никто не желал знать ни в каких подробностях, где он был и что с ним происходило. Он был где-то далеко – и хватит этого.
Орест вскоре заметил, что мужчины в доме перешептываются, и в свой кружок Леандра они включали, а Ореста – нет.
Поскольку отец матери Леандра не умел разговаривать тихо, Орест подслушал, что Леандру нужно вернуться в деревню к родственникам матери и пуститься с ними на поиски одного из материных братьев, сражавшихся в войне за Агамемнона, вернувшегося с победой, но его увели вместе с пойманными рабами.
Они там готовы к восстанию, услышал Орест от старика, их тюремщики обленились, утратили бдительность и уже не так хорошо вооружены, как прежде. Захватчиков сбросить будет непросто, сказал старик, но лучшего времени может и не представиться. Леандру лучше поторопиться.
Неспешно и, казалось, сознательно семья нашла способ втянуть Леандра в свои разговоры и пресечь тот сокровенный способ общаться, какой был у Леандра с Орестом. Им удавалось не обращать на Ореста внимания. Когда Леандр это заметил, ему стало неуютно, однако любые его усилия включить Ореста в жизнь дома провалились.
Когда Орест сказал ему наконец, что желает вернуться домой, Леандр не удивился.
– Твоя сестра каждый вечер ходит на кладбище, – сказал Леандр.
– Ты ее видел?
– Мои мать с сестрой видели.
– Если туда пойти, ее там можно застать?
– Выйдешь из этого дома – тебя заметят. Захотят вернуть во дворец.
– Есть ли что-то, о чем с ними не стоит говорить? – Не говори им, что мы останавливались у материной семьи. И ни в коем случае не повторяй то, что услышал в этом доме.
– Можно им сказать, что я вернулся с тобой?
Леандр помедлил, затем ответил:
– Отцу не хотелось бы привлекать внимание к моему возвращению. Потому он и желал, чтобы ты тут остался, тогда они там не узнают. Но он согласен, что теперь лучше будет, если ты уйдешь. Кто-нибудь разведает, что ты здесь. Вообще как можно меньше болтай.
– Есть ли что-то…
– Если выяснишь что-нибудь о моем деде – непременно дай знать. Пусть даже мелочь.
– Кто его забрал?
– Орест, не спрашивай.
– Это Эгист его забрал?
– Кто-то близкий к Эгисту. Возможно, это кто-то близкий к Эгисту.
– Сделаю, что в моих силах.
Через несколько дней Дакия и Ианта повели их вечером по узким проулкам и тропам к кладбищу. Они спрятались за чьим-то надгробием, и Орест наблюдал, как Электра стоит у могилы, шепчет молитвы и воздевает к небесам руки.
– Это могила твоего отца, – прошептала Дакия. Оресту трудно давалось воображать, как человек, которого он помнил, его крупный, властный отец, лежит неподвижно под землей, тело – лишь кости.
Они медленно приблизились к могиле, Дакия и Ианта остались поодаль. Когда Электра вскинула взгляд, Орест почувствовал неотвратимую потребность двинуться к ней, обнять ее, но не меньшая нужда в нем – не выводить ее из себя, словно ее присутствие представляло действительный мир во всей его плотности, а Орест предпочитал оставаться в созданном для него мягком невечном коконе.
Поначалу она не смотрела на него, а вперилась в Леандра. А затем устремила взгляд, впрямую и полностью, на Ореста.
– Мои молитвы были услышаны. Боги улыбнулись мне.
– Я привел его домой, – тихонько произнес Леандр. – Доставил его тебе в сохранности.
Несколько дворцовых стражников уже устремились к ним, но тут Леандр отступил и ушел к матери и сестре. Орест провожал его взглядом, Леандр не обернулся.
Стражники побежали вперед – предупредить его мать, что сын наконец вернулся. Они с Электрой приближались к дворцу по тропе, что вела с кладбища, а мать уже стояла, одна, и ждала его, совершенно беззащитная и полностью уязвимая. Когда он оказался совсем близко, она вскинула руки к небу.
– Это все, чего я хотела, – произнесла она. – Нужно поблагодарить.
Мать обняла его, повела во дворец, выкрикивая указания – в какую комнату его поместить, какую еду подать – и призывая Эгиста, чтоб шел скорее, где бы ни был. Обнимала и целовала Ореста, повелевала слугам, пусть найдут портного, какой сошьет новое подобающее облачение ее сыну.
Появился Эгист, и Орест последовал примеру Леандра, какой тот подал, пока они были в деревне его родственников. Он постарался держаться с достоинством. Словно обремененный более значительными думами, он слегка отстранился, когда любовник матери пожелал обнять его. И все это время он замечал, как пристально наблюдает за ним Электра.
Наутро его обмерили для новой одежды, мать пришла к нему в комнату и вилась вокруг него, наделяя портного замысловатыми советами. Вся сплошь теплота и деловитые замечания.
– Ты стал такой высокий, – сказала она. – Выше своего отца.
На этих словах по ее лицу пробежала тень, в голосе – некое смущение.
– Мне надо кое-что у тебя спросить, – произнес он.
– Ты наверняка многое хочешь выяснить.
– Да, многое, но сейчас я хочу спросить, знаешь ли ты что-нибудь о деде Леандра.
– Ничего, – отозвалась мать. – Вообще ничего. – Покраснев, она выдержала его взгляд. – Время было очень трудное, – продолжила она, – много слухов. Тебя попросили о нем разузнать?
– Нет, но, говорят, его похитили. Тревожатся.
– Какая досада. Но лучше не втягиваться в то, что, думаю, есть неурядица между семьями. Надеюсь, ты понимаешь.
Орест кивнул.
– И самое главное для нас – что ты вернулся домой. Может, ни о чем другом и думать не стоит пока.
Хотя мать и сестра обращались с ним как с мальчишкой – спрашивали, наелся ли он, удобна ли его постель, – всюду во дворце, куда бы ни шел он, его приветствовали с уважением, даже с некоторым благоговением. Для стражи и челяди он был сыном своего отца, вернувшимся занять законное место.
Это означало, что, когда шел по коридорам – а иногда и оставаясь в одиночестве, – он осознавал свою роль и важность. Впрочем, временами ему казалось, что здесь всё так же, как было в доме у Леандра. Его матери удавалось пресекать любые разговоры, беспрестанно благодаря богов за его возвращение и перемежая благодарности многочисленными упоминаниями, как все по нему скучали и что они с Эгистом предпринимали, чтобы добиться освобождения ее сына.
Как и мать, Электра с большей радостью предлагала ему речи о том, что́ значило его отсутствие для нее лично и какое это облегчение – что он вернулся. Он обнаружил, что и мать и сестра теряли самообладание, даже когда им лишь казалось, что он намерен заговорить: если вроде бы готовился что-нибудь сказать, они бросались задавать ему вопросы об удобствах его быта, словно пытались дать понять, что для них он по-прежнему мальчик – сын, младший брат, которого похитили, а теперь он возвратился домой.
Как и семья Леандра, они не интересовались, насколько он понял, что с ним происходило и где он был. Эгист всегда улыбался, завидев Ореста, но за трапезами предоставлял Клитемнестре вести беседу и время от времени покидал трапезную, когда кто-нибудь из его прислужников заявлялся с вестями, и лицо его темнело, хмурилось.
Ореста сразу предупредили о необходимой осторожности: обычно несколько стражников всюду ходили за ним по пятам. Впрочем, однажды, когда он отвлек их внимание, ему удалось пробраться к дому Леандра, но Раиса холодно сообщила ему, что Леандра здесь больше нет и она не знает, где он.
Как-то раз он сидел за столом в комнате у матери с нею, Эгистом и Электрой и заметил, что они исчерпали легкие предметы для разговора и истощили вопросы о нем самом и его удобствах. Ощутил напряжение в комнате, поглядывал на них, пытаясь заметить, кто попробует это напряжение снять. Почти слышал, как мать пытается выдумать что-нибудь милое и умиротворяющее.