– Это восстание – более решительное и серьезное, чем мы видали доселе. У меня нет никого, кроме тебя. Я доверяю тебе – и Диносу, он воин проницательный, каким был твой отец. Больше не доверяю никому. Я приставила слежку к Диносу, тень, и в нем я уверена в той же мере, в какой уверена в ком угодно еще. Хочу отправить тебя к нему. Потерять тебя – выше моих сил. Для тех, кто руководит восстанием, ты – лучший трофей. Это тебя они придут забрать. А потому тебе здесь быть нельзя. Мы тут уязвимы.
Она договорила, а Орест глядел на нее. На миг он был уверен, что его отсылают прочь, потому что его мать обнаружила, чем он занимался прошлой ночью. Но следом, когда она взялась рассказывать, какая у него будет защита, пока он перемещается по глухомани, уверенность его поубавилась. К концу беседы, когда они условились, что встретятся завтра и обсудят вопросы безопасности с людьми, которым предстоит служить ему телохранителями в пути, он понял, что его всего лишь отсылают прочь, но не мог решить, потому ли это, что он чем-то не угодил матери, или она и впрямь желает его защитить.
Когда он явился в комнату Электры, та выразила изумление.
– Жену и детей Диноса поубивали во время восстания, – сказала она. – Он подавил его с потрясающей жестокостью. Но там по-прежнему опаснейшее место. И мать хочет выслать тебя туда?
Орест кивнул.
– Говорит, что доверяет Диносу, – сказал он.
– Уверена, что она его беспредельно обожает, – промолвила Электра.
– Говорит, что это восстание серьезное.
– И оно ширится. Эгист погасил лишь один очаг. Он не сможет расправиться со всеми. Они будут поджидать его. Она послала его на смерть.
– Кто решил, что ему надо туда? – спросил Орест.
– Она заставила его почувствовать, что, раз он воин, значит, ему надо. Не оставила ему выбора. Замыслила все так, чтобы он убрался. Без нее ничего не происходит. Все решает она одна.
– В день, когда мой отец вернулся с войны, – заговорил Орест, – моя мать решила и…
– Она вся сплошь обаяние и сладость с тех пор, как ты вернулся, верно? – прервала его Электра.
– Почему ты не отвечаешь мне? Когда отец вернулся, это мать решила, что произойдет дальше?
– Отчего бы тебе не спросить у нее? Ты с ней проводишь уйму времени.
– Если я спрошу у нее, не она ли убила отца, она ответит мне?
– А кто, по-твоему, убил отца? – спросила Электра.
– Это вопрос? – отозвался он.
Электра перебирала цветы в вазе.
– Если так, я бы сама хотела услышать материн ответ, – сказала она.
– Я бы хотел услышать твой, – произнес Орест.
– Теодот с Митром тебе не сказали? – спросила она.
– В каком смысле?
– Когда ты их освобождал.
– Откуда ты знаешь, что я их освобождал?
Она перенесла вазу на столик поближе к двери.
– Это дом шепотов, – сказала она.
– Мать знает, что я их освободил?
– Может, и это у нее спросишь? Но не сейчас же, мы с ней собирались прогуляться по саду.
– Кто рассказал тебе об освобождении?
– Неважно, кто мне рассказал. Важно, что тебе не следует лезть в то, что тебя не касается.
– Леандр – мой друг. Теодот – его дед.
– Леандр – вождь одного из восстаний, – сказала Электра. – Он, если только не победит, тебе не друг. Он твой враг.
– Он отправился на выручку дядьям, братьям матери. Их похитили тогда же, когда и меня. Ты же видела, как меня забрали.
– Меня в то время держали в подземелье, – сказала Электра.
Она встала, опершись спиной на дверь.
– Кто держал тебя там?
– Отчего ты и про это у матери не спросишь?
– Я спрашиваю тебя.
– Надо тебе научиться слушать. Я вижу, ты иногда слушаешь под дверью комнаты, где я бываю ночью. Но ничего не слышишь, верно?
– Ты была во дворце, когда отца убили?
– Да. Разумеется. Я тебе говорила – в темнице.
– И ничего не видела?
– Там, в моем узилище, было маленькое окошко. Видела клочок света.
– То есть ты не знаешь?..
– Конечно, знаю, – перебила Электра. – Я все знаю!
– И мне не скажешь?
– Скажу, что могу. А теперь мне пора гулять по саду с матерью, а тебе – вернуться к себе в комнату.
В ту ночь к Оресту пришел стражник и зашептал:
– Сходи в дом к Леандру. Как только во дворце начнется утренняя суета, отправляйся туда.
– Кто этого хочет? – спросил Орест.
– Это срочно, – сказал стражник.
– Моя сестра знает, что я помогал освободить Теодота с Митром.
– Тебя видели, – сказал стражник. – И увидят, как ты идешь к родне Леандра. Но важнее всего, чтобы ты туда пошел.
– Это Кобон захотел меня повидать?
– Не знаю. Весть моя такая, что, пока солнце в небе, тебе надо там оказаться.
Стражник побыл с ним еще сколько-то, но они больше не говорили. Позднее Орест лежал в постели один, и в голове у него возник четкий образ Леандра. Орест представлял его себе решительным, бдительным. Такой человек ошибок не натворит. Орест сопоставил спокойный ум, ясное видение цели Леандра – и образ матери с Эгистом. И со всей силой понял, что в любой битве с ними Леандр возьмет верх. Орест не знал, что будет дальше, но решил, что с первым светом сделает, как прошено. Пойдет к дому. Всегда сможет сказать, если мать его укорит, что, поскольку она ему про это ничего не сказала, он понятия не имел, что Леандр участвует в восстании. Предупредит Электру, пусть не говорит матери, что он осведомлен. Скажет, что просто отправился повидать друга и сообщить ему о своем скором отъезде.
Проснулся поздно и тихонько выбрался из дворца через боковую дверь, прошел по кладбищу и вдоль пересохшего русла. Чувствовал то отвагу, то тревогу. Минуя людей в переулках и переходя маленькую оживленную площадь, головы не поднимал.
Оказавшись на месте, подумал, что странно это: входная дверь нараспашку, и даже в прихожей не видать ни слуг, ни домочадцев. Все брошено, безмолвно. Принялся выкликать имена – Кобона и Раисы, Ианты и Дакии, затем назвал свое имя, как прежде Леандр, чтобы они знали: он не чужак.
Но, двигаясь вглубь дома, он уловил запах, знакомый ему с тех пор, как они жили у старухи, когда со скалы падала овца или коза и начинала гнить.
Вонь накатывала все сильнее. Он еще раз позвал их по именам, и дыхание у него сперло от резкого смрада, тянувшегося из главной комнаты в доме.
Там он увидел гору тел, блестящие черные мухи гудели вокруг нее. Гору сложили тщательно, тела разместили одно поверх другого, уравновешенно, так, что получилось нечто почти единое. Оресту пришлось отойти: его вырвало. Вернувшись, он заметил, как на клочке белой плоти что-то шевелится, и разглядел, что на коже копошатся извивающиеся черви.
Встревожившись, зачем его сюда вызвали и не ждет ли его кто где-то в комнатах, он нашел клок тряпки и, замотав нос и рот, оглядел дом и охнул от ужаса, увидев тела Теодота и Митра в пропитанной кровью постели, вокруг – мухи.
Орест вернулся в главную комнату и с отвращением и страхом стащил за щиколотки тело с вершины, оно стукнулось с тяжким, безжизненным грохотом об пол, Орест перевернул его и увидел труп Раисы, горло перерезано от уха до уха, глаза широко распахнуты.
Насколько он понял, вся семья Леандра погибла – и все слуги. Зудевшие мухи садились ему на лицо и руки, тошнотворный гнилостный смрад, казалось, усилился, оттого что трупы потревожили, и Орест решил: надо вернуться во дворец и найти Электру, рассказать ей прежде всего остального, что́ он видел. Она вернется с ним, и тогда он будет не один, когда люди придут и обнаружат гору трупов.
Эта мысль пришла ему в голову, но тут он услышал тихий плач и решил, что это какой-то зверь, хорек или крыса, пробрался внутрь горы трупов. Но затем Орест разобрал девичий голос. Он шел из самой середки недвижимой горы, и Оресту ничего не оставалось, лишь разобрать тела и найти источник звука. Когда к нему потянулась рука, вокруг нее яростно вились мухи, он отшатнулся, отпрянул в угол комнаты. А когда вернулся, увидел, что Ианта выкапывается из-под груды тел, встает на ноги. Заметив его, она закричала – закричала от страха, попыталась закопаться обратно, словно мертвые могли обеспечить ей безопасное укрытие.
– Ианта, я Орест, – сказал он. – Я тебя не обижу.
Он вернулся к куче и оттащил несколько тел в сторону, нашел среди них трупы Кобона и женщины, которая прятала Теодота и Митра, когда они сбежали, и тела двоих детей, сбившихся вместе. Ианта, когда он к ней потянулся, повела себя, как дикий зверь, чье логово осквернили. Свернулась калачиком и попыталась укрыться под чьим-то трупом, чтобы Орест до нее не добрался. Он позвал ее по имени, еще раз назвался сам, но его попытки успокоить лишь заставили ее вопить еще громче, кричать в ужасе, выкликать имена матери и отца, звать Леандра.
– Я помогу тебе, – сказал он, беря ее за запястья. Поднял ее, покрытую кровавой слизью, прижал к себе. По силе ее сопротивления он понял, что серьезных увечий она не получила. Когда ему удалось вытащить ее наружу, подальше от вони и мух, он увидел, что кровь у нее на одежде и на коже – не ее.
– Тебе надо идти со мной, – сказал он. – Подальше отсюда.
Когда она заговорила наконец, он поначалу не мог разобрать слов – она рыдала. Пришлось просить, чтобы она повторила, умолять, чтобы говорила помедленнее. И тогда он разобрал слова.
– Ты это сделал! – сказала она.
– Нет, не я! – возразил он.
– Люди, которые это сделали, – люди твоей матери.
– Люди моей матери – не мои люди.
– Мы приготовились бежать. Теодот с Митром только-только явились, – говорила она между всхлипами. – Митр был очень слаб. Хотел, чтобы мы бросили его, но мы не согласились. Ты подстроил, чтобы за нами следили, ты знал, что мы собираемся бежать.
– Не подстраивал я. Не знал. Ничего я не знал.
Он заставил ее идти с ним, тянул за собой вновь и вновь, когда она порывалась вернуться домой. Они шли вместе по переулкам, затем – через базарную площадь, по открытому двору перед дворцом; люди, видевшие их, шарахались, испуганные замурзанным видом Ианты, засохшей кровью у нее на одежде и в волосах.