— Еще!
— Хоп! — сказала она и добавила: — Вот вам еще один!
Я невольно засмеялся. Очевидно, она принесла сразу два стакана.
— Спасибо,— сказал я.— А это не ваш?
— Можете выпить, для себя я приготовлю еще.
Все, что она говорила, стало казаться мне очень забавным. Видно, первый стакан уже начал оказывать свое действие. Я отпил из второго и услышал ее удаляющиеся шаги. Отпил еще глоток и полез под душ. Во мне росло ощущение счастья. Согревавший изнутри ликер, горячая, ласкающая кожу вода, и снаружи — никаких следящих за мной жесткими глазами бандитов.
Я даже не слышал, как Мария вернулась. Просто открылась дверь, и она вошла в ванную, явно намереваясь тоже принять душ. И, конечно, не собираясь делать это в одежде. В руке она держала наполненный стакан. Закрыв дверь, Мария непринужденно отхлебнула глоток и, усмехаясь, посмотрела на меня.
— Я вижу, вы освоились.
Я ответил что-то, чего она не поняла. Допив свой стакан, она поставила его на столик. Заметив мой стакан, спросила:
— Допьете?
— Да, пожалуй. Спасибо. Думаю, что допью. Уверен, что допью.
Я допил остаток коктейля. Она взяла у меня стакан, перевернула его вверх дном и поставила рядом со своим. Вода лилась мне в открытый рот. Потом Мария повернулась и пошла на меня. Да, это было единственно подходящее слово — пошла на меня.
— Подвинься, Шелл, лапушка. Выдели Марии немного места.
Я подвинулся. Подвинулся в самый угол. Я знаю правила вежливости.
— Конечно,— сказал я.— Иди сюда. Вода — просто чудо.
Она подлезла под струю воды.
— М-м-м! — вздохнула она. — Хорошо!
Я не знал, что сказать, но сказать что-то мне определенно хотелось. Не следовало просто стоять столбом. Если я буду просто стоять, как столб, Мария подумает, что я невоспитанный олух. Однако это был, видимо, один из тех моментов, когда очень трудно подобрать нужные слова.
— Да,— сказал я.— Ах, Мария, ты такая красивая.
Она не ответила и взяла мыло.
Я попытался еще раз.
— Право,— сказал я,— у тебя здесь прелестное гнездышко. Очаровательное, уютное гнездышко.
— Вода в самом деле, чудо,— сказала она.— Потри мне спину.
Ну, если она не хочет разговаривать, ей-богу, я не против. Не будем разговаривать. Я потру ей спину. Что я и начал делать, а она в это время повторяла;
— М-м-м! Хорошо!
Наконец, вода стала остывать, и мне пришло в голову, что с меня уже хватит вторжения посыльных, карабканья по террасам, висящим над бездной, и разговоров под душем.
— Детка,— сказал я,— давай выбираться на этого тесного угла.
Так мы и сделали. Она примчалась в затемненную спальню и буквально втолкнула меня в постель.
Эта маленькая акробатка была просто необыкновенна. Ее выступление в ресторане было ничто — легкая разминка перед настоящей игрой. А сейчас, продолжая сравнение, начался чемпионат.
Я знал, что где-то за моей спиной открыто окно, и не исключено, что какой-то дьявол-бандит подсматривает в него и наводит на меня дуло пистолета. Меня это не тревожило. Пусть там хоть десять бандитов с пистолетами — мне было все равно. Это как будто принадлежало какой-то прошлой, давно прожитой жизни, да к тому же я знал, что мне едва ли доведется долго жить.
Все последнее время было насыщено странными приключениями, которые расшатывали мою веру в законы вероятности. Больше того — в законы возможного.
Наконец, наступили покой и безмолвие, как в могиле. Может быть, подумал я, это действительно смерть.
Позже Мария сказала:
— Шелл?
— Да,— сказал я.— Ты здесь?
— Шелл,— повторила она.
— Да?
— Встань и включи свет.
— Встать и включить свет! О, господи! Ну, конечно, встать и включить свет. Почему ты решила, что я могу двинуться? Я что-то вывихнул. Я все вывихнул.
— Шелл.
— Да?
— Ты знаешь, кто я?
— Ага. Ты —шпион в пользу синдиката. Ты меня поймала, и теперь они получат все на свете.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Я хочу сказать, то, чем я была, того уже нет. Ты меня уничтожил. Я даже не могу включить свет..
— К черту свет. Не хочу никакого света. Хочу, чтобы всегда было приятно и темно.— Шелл.
— Ну?
— Спокойной ночи, Шелл.
— Спокойной ночи, Мария,
Так закончился наш разговор. Последнее, о чем я подумал, прежде чем заснуть: Мария Кармен едва ли сможет много танцевать завтра вечером.
13
Наступило утро, о котором я охотно не стал бы рассказывать.
Мария принимала душ, что-то напевая,— настоящее воплощение радостной энергии. Мне же едва удалось опустить одну ногу. Я осторожно пытался дотянуться пальцами до ковра, когда Мария вышла из ванной, накинув на себя атласный халатик. Она выглядела свежей и сияющей, как утренняя роса, была оживлена и прелестна. И, черт возьми, слишком уж жизнерадостна.
Она присела на край кровати и пристально посмотрела на меня.
— Как мой мальчик?
Я не ответил: об этом она могла судить, по моему виду. То, что я чувствовал, было совершенно незнакомой мне прежде похмелье от моих вчерашних возлияний в ресторане, от морской воды, воды из душа, того, чем напоила меня Мария, плюс тысячи разных мелочей.
Она вгляделась в меня еще пристальнее.
— Ух, твои глаза просто ужасны.
— Ты бы посмотрела на них изнутри.
— Ты хочешь сказать, что ты ими видишь?
— Я вижу цвет.
— Гм. Интересно только, какой?
— Оставь их в покое. Не могу думать, не могу смотреть.— Я закрыл глаза.—Какой сегодня день? Который час? '
— Одиннадцать часов утра, тринадцатое апреля 1952 года. Светит солнце, море голубое, маленькие...
— О, прекрати! Значит,, мир все еще существуем!
Она засмеялась.
— Существует. Вставай и я приготовлю тебе роскошный завтрак.
Я застонал.
— Не утруждай себя. Принеси мне просто тарелку «бурбона».
Мария ушла и через две минуты вернулась, неся два стакана: один с шипучей сельтерской, другой — с какой-то жидкостью. И то, и другое я выпил с полным безразличием. Она села на край кровати и взяла мою руку. Я попросил ее пощупать пульс.
Так прошел почти час, но в полдень я поел и взял себя в руки. Это был поистине тяжкий труд, потому что мне казалось, будто я весь рассыпался на части. Тем не менее я представлял собой довольно опасное факсимиле Шелла Скотта, когда Мария спросила меня:
— Что ты собираешься сегодня делать, мой неукротимый?
— Еще не решил, огнеметик.— К этому времени мы уже придумали друг для друга несколько, ласкательных имен.— Но у меня есть кое-какие идеи. Пока что мне бы хотелось на полчаса воспользоваться твоей спальней..
Она улыбнулась.
— Только на полчаса?
— В полном и' абсолютном одиночестве,— объяснил я.— Мне нужно подумать. Если ты не знаешь, я еще. и мыслитель. Так оставишь меня одного минут на тридцать?
Мария премило надула губки.
— А я-то думала, мы поплаваем. Или побегаем на водных лыжах. Я бы тебя поучила.
— Ты хорошо ими владеешь?
— О, да, я большой специалист по водным лыжам. Правда-правда. Я бы тебя быстро научила.
— Как-нибудь в другой раз. Сейчас мне нужно решить несколько мировых проблем.
— В моей спальне?
— Мария, это лучшее место для решения трудных проблем.
— О’кей, а я полежу на солнышке.
В спальне я лег на кровать.. Мария пошла за мной следом, разделась и. надела купальный костюм. Я закрыл глаза. Мне действительна' нужно подумать. Правда, глаза я закрыл уже после того, как она ушла.
Пока Мария загорала, я расслабился и попытался проанализировать все события последних дней. Теперь я знал гораздо больше, чем когда приступил к делу, но не приблизился ни на один шаг к своей цели — документам, ставшим орудием шантажа.
Я был уверен: все эти документы, включая секретные и магнитофонную запись, находятся либо в Акапулько, либо где-то поблизости от него. Но тот, в чьих руках они сейчас находятся, не знает или не понимает их истинного значения. Их нынешний обладатель — несомненно, убийца Стрелка — наверняка считает, что они важны только для Винченте Торелли. Ну и, конечно, для самого Джо.
Вероятно, любой на месте Торелли хотел бы получить материал,. благодаря которому можно подчинить себе руководимый Джо профсоюз и его 800 тысяч членов. С точки зрения Торелли, нет такой цены, какой бы он не дал за эти бумаги.
Сто против одного, что их обладатель сейчас в Акапулько и годов как следует поторговаться, а возможно, уже торгуется с Торелли.
И почему-то мне стало казаться, что человек этот— женщина.
Я вернулся к началу. Стрелок обладал недюжинным умом, в его руках оказалось целое состояние, на добычу которого он потратил немало сил. И он хорошо бы им распорядился. Однако Стрелок убит, а бумаги похищены.
Вполне возможно, он ехал сюда не один, а с женщиной: номер в отеле был забронирован на двоих —мистера и миссис Бродин, а не просто на мистера Бродина. Женщина могла быть в непосредственной близости от него.' Скажем, в постели. Ведь он был в постели, когда его убили.
С другой стороны, его убийца — будь то мужчина или женщина — вполне мог узнать, что в отеле «Лас Америкас» для Стрелка забронирован номер, и устремился туда же. Это предположение и заставило меня взять именно этот номер. Однако оставаться там сейчас, видимо, вредно для моего здоровья. Вчера, перед тем как пойти к бассейну, я удостоверился, что никто, кроме меня, не претендовал на забронированный номер. На такую возможность я возлагал некоторые надежды и потому решил сегодня же узнать, нет ли чего нового.
Мысленно я составил список очередных дел: восстановить связь с клерком-регистратором в «Лас Америкас», связаться с Глорией, выяснить, считают ли меня погибшим или живым, и узнать у нее, не слышала ли она о подготовке или завершении каких-либо значительных акций. Может быть, документы уже в наманикюренных руках Торелли. Если так, моя задача дьявольски усложнится. Но пока я не удостоверюсь в этом и не выясню, где эти материалы (если когда-нибудь мне вообще это удастся), в своих действиях я должен исходить из того, что я их добуду, и заранее решить, что в таком случае делать. Все должно быть тщательно продумано, и я надеялся придумать что-то приемлемое. Ведь как только эти материалы окажутся у меня, объединенные силы синдиката и мафии обрекут меня на смерть. Но, конечно же, думал я, Джо сделает все возможное, чтобы скрыть даже от своих ближайших друзей как потерю, так и возвращение этих документов.