моего дома?
— Конечно, не должны, — сухо согласилась она. — Но если начнете выбрасывать опасные предметы, я буду вынуждена составить рапорт.
— Только сначала закончите свою работу, — заметил я, проходя мимо парочки все еще висящих серебряных крестов.
— Ваши прихоти — не моя работа… — проворчала мадам из Синода.
Но тем не менее направилась к стене убирать последние оставшиеся побрякушки — хотя все утро рьяно доказывала мне, что они этому дому просто необходимы. Однако вне зависимости от своего ценного мнения она была вынуждена начать их снимать, потому что новый хозяин думал по-другому. И без этих святейших пластырей дом будто задышал свободнее, а вместе с ним свободнее дышал и я.
С портретом в руках я спустился по крыльцу и пересек двор, собираясь оставить его у ворот, чтобы потом увезти куда подальше. Едва я прислонил раму к решетке, как в кармане задергался смартфон. Звонил дядя узнать, как дела. Хотя, судя по довольному голосу, как дела ему уже кто-то доложил: Савелий или Глеб — мне оставалось лишь подтвердить. Он не был удивлен — наоборот, сказал, что рассчитывал именно на такой исход, когда я поехал в столицу. В отличие от кое-кого, дядя в меня всегда верил.
— Думаю, — в конце разговора выдал дядя, — он бы тоже этого хотел…
Ну разумеется. Именно поэтому он такое завещание и оставил — в связи с отсутствием подходящего наследника, - чтобы я и все остальные сразу поняли, как сильно он хотел оставить мне этот дом. Прямо рвался.
Закончив разговор, я машинально бросил последний взгляд на портрет. И нарисованные губы вдруг дернулись и ухмыльнулись. Я моргнул, очень надеясь, что показалось — солнечный блик какой или просто не выспался. Однако интерактив не заканчивался, и губы на картине ухмылялись еще шире, явно подтверждая, что нет — не показалось. Так и знал: анаморф. И ведь умудрился прижиться прямо на холсте. Неудивительно, если вспомнить, сколько скверны было в доме. Хорошо хоть табуретки по гостиной не бегают.
Пару мгновений я смотрел на похожую на оскал ухмылку. В жизни он ухмылялся точно так же, никаких отличий. Что дальше? Взмахнешь рукой или вообще заговоришь?.. Твою ж мать. Подхватив портрет, я потащил его обратно в дом.
В гостиной по-прежнему топталась Дарья, позвякивая последними снятыми оберегами в руках.
— Возвращаете на место? — она не смогла отказать себе в удовольствие прокомментировать. — И почему же?
— А разве Святейший Синод не заметил, что в этом портрете засел аноморф, когда проводил зачистку?
— Он не представляет опасности, — заявила мадам. — Хотя все же его не стоит выкидывать… Но разве, — добавила она, сверля меня глазами, — это единственная причина, почему вы его возвращаете?
— Разве я обязан отчитываться, что несу в мой дом? — поинтересовался я, вешая портрет обратно.
— Имейте в виду, — строго выдала она, — если принесете сюда опасные предметы, я буду вынуждена написать рапорт.
Да уже возьми и напиши — видно же, что так и рвешься.
— А что вы вообще все еще тут делаете? — я повернулся к ней.
Хотя ответ, конечно, знал — он содержался в официальном письме из Синода, которое мне передал утром Савелий. Глава некоего специального подразделения Шувалов М. Я. обещал мне всяческую помощь, содействие, поддержку, участие и бла-бла-бла — в общем, все, что обещают в подобных случаях, если наблюдатель от Синода в лице некой Дарьи останется в доме. Чтобы они могли быть уверенными, что нового прорыва скверны в ближайшее время не произойдет. Прочитав письмецо, я первым делом поинтересовался у Савелия, а не остались ли и отношения с Синодом по наследству от отца.
— У мессира были дела со всеми, — ответил тот. — Всем и каждому было до него дело. В столице не было тех, кто его не знал. А может, даже и в целой империи…
Ну это многое объясняло. Например, почему такой деловой и всем нужный человек не находил время на собственного сына.
Ну а что касается письма, я прекрасно понимал, что от подобных предложений не отказываются, что подтвердил и Савелий. В конце концов, помощь, содействие, поддержка и бла-бла-бла всегда могут пригодиться. А неудобство было не таким уж и большим. Хотя весьма болтливым.
— Моя задача, — мадам важно приосанилась, — убедиться, чтобы дом больше не сходил с ума, а его новый хозяин никуда не сбежал.
— Сбежал? — с иронией уточнил я. — Из собственного дома?
— Всякое бывает, люди часто передумывают. Особенно когда понимают, какую ответственность взвалили на свои плечи, — она выразительно показала по сторонам, словно надеясь напугать меня стенами моего же дома. — А Святейший Синод должен быть готов ко всему, чтобы защищать людей!
— Что, прямо ко всему? — ухмыльнулся Глеб, вошедший в гостиную с большим бумажным пакетом и стаканами с кофе. — Дарья, а как ваша мама относится к тому, что вы живете тут с двумя мужчинами?
“Поосторожнее, — посоветовал я, — а то еще и ее мама сюда переедет.”
Он фыркнул, передавая мне один из стаканов с горячим крепким кофе, за которым смотался в ближайшее кафе. Дарья же сцепила руки на груди и сурово нас оглядела. У нее прямо в глазах читалось “да вы издеваетесь?” Вообще-то да, мы издевались. Не так часто попадается симпатичная девица, которую мы не делим, зато оба не прочь потроллить. Такой чести вообще редко кто удостаивается.
— Если бы я не знала, что вы аристократы, — с досадой подытожила она, — я бы вас за них ни за что не приняла!
Удивила. Нас за них и так никто не принимает.
— А я вот и на вас завтрак взял, — Глеб плюхнул бумажный пакет на стол. — Не желаете ли с нами откушать? Поверьте, мы громко не чавкаем…
Дарья не ответила — вместо этого гордо подхватила последнюю партию защитного серебряного барахла и гордо удалилась в сторону своей комнаты.
— Тебе, определенно, надо поработать над манерами, — хмыкнув, я сел за стол.
— Ты ее явно достал еще до меня, — парировал друг, падая рядом. — К тому же она сама не понимает, что теряет, — добавил он и разорвал пакет.
Ну на самом деле теряла она не так уж и много. За бумажными стенками обнаружились пара бургеров, жареные крылышки с острым соусом, картофельные дольки и сладкие пирожки. Дай Глебу волю, и мы будем питаться как на детском утреннике.
— И что это? — спросил я.
— Что-что, — отозвался он, разворачивая бургер, — это вкусно. И точка. Давай уже есть!
А что делать? Не плиту ж осваивать. Портрет над камином тогда просто обхохочется. По-хорошему, такому большому дому нужна прислуга. Вот только после серьезного отравления скверной, которое пережили эти стены, обычным людям здесь жить нельзя — по крайней мере, какое-то время. А ведьмы не сенные девки — они готовить и убирать явно не будут. Эти слишком высокого мнения о себе. Поэтому вопрос с людьми пока был в процессе.
Как известно, хочешь, чтобы дело было сделано, доверь его тому, кто точно сделает. Ну не Глебу же, в конце концов. Так что по моей просьбе Ульяна разместила парочку вакансий о временном найме на специальных сайтах. Оставалось только дождаться откликов.
— С тобой все понятно: ты мессир, — разглагольствовал друг под бургеры. — Теперь осталось решить, чему посвятить жизнь мне.
— Пока не определился с жизнью, — отозвался я, — посвяти день этому дому.
А с учетом того, что теперь все двери были доступны, особняку предстоял тщательный досмотр — на предмет амулетов, артефактов, книг. Дом колдуна — настоящая сокровищница, в нем полно ценных вещей и тайников. Кто знает, какие сюрпризы бывший хозяин спрятал от нового. С него станется.
Позавтракав, мы направились в просторный кабинет, который наконец стал моим. У окна стоял массивный дубовый стол с несколькими глубокими ящиками, которым наверняка есть, чем удивить, а вдоль стен тянулись высокие ряды книжных полок. На пару часов этого добра мне точно хватит. Глеба же я подрядил исследовать кладовки, чуланы и прочие комнатки в глубине дома.
— Как думаешь, — он подхватил толстую связку ключей, висевшую на крючке, — есть хоть какая-то вероятность, что я найду комнату, где заперты двадцать женщин?
— Тебе честно ответить?
— Нет, оставь надежду, — ухмыльнулся он.
— Все ценное показывай.
— Само собой, — отозвался друг, довольно потряхивая связкой. — Но если все-таки найду женщин, то все мои…
— Только не надорвись.
Ухмыляясь, Глеб ушел, а я сразу же повернулся к столу, планируя наконец забраться в святая святых — место, за попытки залезть в которое мне в детстве били по рукам. Однако стоило коснуться верхнего ящика, как в кармане завибрировал смартфон. Взглянув на имя звонящего, я принял вызов и включил видеосвязь. Есть лица, на которые всегда приятно смотреть.
— В общем, людей-то я нашла, — с ходу начала Уля. — Откликаются и весьма активно. Но всякий раз, когда я называю адрес, они отказываются. Одни вроде согласились, взяли заказ, даже поехали, а потом вдруг позвонили и тоже отказались… Что у тебя за дом?
Не удивлюсь, если они доехали аккурат до таблички “Осквернено. Опасная зона”, глубокомысленно посмотрели на ярко-красный дорожный знак с двуглавым орлом и внезапно передумали. Наша мадам из Синода сказала, что всю эту красоту скоро уберут.
— Предлагай удвоенную цену.
— Хорошо, — кивнула Уля.
Пауза растянулась на пару секунд, словно связь подвисла. Глядя с экрана, моя очаровательная собеседница задумчиво кусала губу, как делала всякий раз, когда хотела что-то спросить — хотела, но не решалась прямо. Есть у нее такая черта.
— А обычным людям там совсем жить нельзя, да? — наконец медленно заговорила она. — И долго?..
Сложный вопрос. Может неделю, может месяц, а может даже пару лет — как получится. Скверна будто до сих пор чувствовалась в воздухе, и сколько времени ей понадобится, чтобы выветриться, не знал никто — даже Святейший Синод. И если с прислугой это, в принципе, не так критично — могут приходить на пару часов в день и уходить по вечерам, то Уля нужна мне здесь и сейчас на постоянку. Опыт показывал, что для комфортной жизни мне требовались как минимум два компонента: один уже тут, бродит по дому, вламываясь в очередную дверь, а другой с беспокойством ждет моего ответа. Благо, имелось одно решение, которым я озаботился и деталей по которому как раз ожидал от одной всезнающей ведьмы с огромным стажем.