— Думаю, вам можно рассказать. Но только, пожалуйста, пусть останется между нами… — он еще понизил голос. — Год назад мой младший брат сильно заболел. Ни с того ни с сего. Первые дни просто жаловался на головную боль, потом полопались капилляры в глазах, потом стал кашлять кровью. Врачи развели руками, а наш семейный колдун сказал, что это проклятие. Но время шло, а снять не мог. А на третий день брат просто не проснулся…
На пару мгновений камеру окутала тишина.
— Я еще ничего страшнее не видел, — продолжил Вяземский. — Он лежал весь бледный, будто высохший, как соломенная кукла. Как в кому впал… Вот тогда отец и позвал Григория Марковича. Вся столица знала его репутацию — для него не было невозможного. И он помог. Отец после предложил ему стать семейным колдуном, но мессир отказался. Хорошо хоть, машину принял… Так что мессир Павловский спас нашу семью. Уже дважды, — парень неожиданно улыбнулся, кивая на мою печатку. — Только про второй раз я отцу говорить не буду. Ладно? А то он меня сам убьет…
Дальше два не в меру увлеченных гонщика, каждый из которых, как выяснилось, не прочь и убиться на дороге, обсуждали свои машинки. Проигравший рвался отдать нам свою раздроченную тачку, честно признав, что проспорил. Мы же не рвались забирать эту груду железа, понимая, что ремонт выйдет дороже покупки новой. За разговором никто даже не заметил, как к камере, позвякивая ключами, подошел глава полицейского участка, обещавший не тревожить нас до утра.
— Семь минут, — с кислым выражением констатировал он. — Что, господин Вяземский, новый рекорд? Ваш отец уже настолько наловчился, что оптимизировал процесс? Хотя бы для проформы могли бы у нас как-нибудь и подольше задержаться.
Ключ лязгнул в замке, и решетка распахнулась, давая свободу высшей аристократии. Вяземский пожал нам руки на прощание и вышел. Представитель правосудия тут же закрыл решетку и с заметным удовольствием оглядел нас.
— Ну хотя бы вы двое просидите до утра…
Однако не прошло и десяти минут, как глава участка вернулся вновь — с еще более кислым выражением, чем в первый визит.
— Что за город, — досадовал он, елозя ключами в замке, — в какую клетку не загляни, одни мажоры… По ходу, не простая вы провинция. Шувалов за вас попросил. Лично!
“Кто?” — не понял Глеб,
“Глава спецподразделения Синода,” — ответил я, вспоминая письмо, которое мне передал Савелий.
Похоже, этим ребятам и правда нужно, чтобы я ночевал у себя дома — опасаются, видимо, оставлять его без хозяина. И вот теперь вовсю выказывают обещанные поддержку, участие и помощь — попадание за решетку, как оказалось, тоже входит в этот список. Зато теперь мы точно знаем, что Синод не только создает мне проблемы, но и решает.
Замок лязгнул, и глава участка нехотя распахнул перед нами решетку.
— Вот из-за таких, как вы, — проворчал он, — скоро статую Фемиды придется менять. В одну руку плетку, в другую — страпон, а во рту кляп. Потому что из-за таких, как вы, скоро будет вот такое правосудие. Слово никому не скажи: только посадил, так сразу выпусти! Чистой воды садизм…
Недовольно бурча, этот верный страж порядка повел нас на свободу, заявив по пути, что там ждут две квитанции со штрафами.
— Один пойдет на ремонт ограждения, — ворчливо пояснил он. — А другой за возмущение общественного спокойствия…
И, заведя нас в свой кабинет, отдал две желтые бумажки, суммарно потребовавшие двенадцать тысяч имперских рублей. Да уж, еще никогда отдых не выходил нам так дорого. Такое чувство, что ограждение у колонны из золота, а за спокойствие мы платим лично императору. И ведь скидок явно нет — разве что для постоянных клиентов.
Следом глава участка выложил на стол изъятые ранее смартфоны, документы и ключи от машины.
— А сама тачка где? — сгребая их, спросил друг.
— А у вас что, права где-то нашлись? — язвительно отозвался полицейский. — Вот как будут с собой, так на штрафстоянке и заберете. А пока, господа, смотрите, даю лайфхак: берете ногу, ставите, — он топнул по полу, — потом берете другую и ставите чуть дальше, — и топнул другой для наглядности. — Это называется идти. Поняли процесс? Так вот, будьте любезны, идите отсюда. И очень надеюсь, больше вас здесь никогда не видеть…
“Какой мудрый совет,” — с иронией бросил Глеб, когда мы покидали этот гостеприимный кабинет.
Ну да, видимо, за такие мудрые советы он и получил свою важную работу. Пьяных от дворца отгонять и расталкивать их по клетушкам.
Как выяснилось, за время нашего заключения столицу захватила ночь. Дворцовый мост развели, и его половинки, как крылья, взмывали в темное небо. Не успели мы далеко отойти от участка, как нас окликнула одинокая фигура, стоявшая у набережной Невы. Наш новый знакомый, явно не наобщавшийся в камере, сейчас топтался у гранитного парапета, с задумчивым видом глядя на черные волны и выпуская в воздух колечки дыма.
— Что, по ту сторону вплавь собрался? — ухмыльнулся Глеб.
— Ага, — отозвался Вяземский с легкой иронией, — вот стою, решаюсь.
— Имей в виду, — заметил я, — еще и в воду спасать не полезем.
Хмыкнув, он бросил окурок в реку.
— А чего в клуб-то сегодня не пошли?
И правда, чего мы не пошли? Ты же за нами от самого клуба ехал, неужели не догадался?
— Передумали.
— Понятно, — понимающе кивнул он. — В следующий раз, как там будете, скажите охране, что вы друзья Алексея Вяземского, и передумывать не придется. Я Алексей Вяземский, — зачем-то пояснил он. — Алекс для своих, — и протянул руку, которую мы не так давно жали, прощаясь.
— Да мы уже как бы познакомились, — усмехнулся я, пожимая его ладонь вновь.
Со стороны Невы внезапно раздалось тарахтение, и, разрезая темные волны, к ближайшему спуску причалил катер.
— О, а это за мной, — заявил Вяземский. — В общем, парни, заглядывайте в клуб, еще пересечемся…
Попрощавшись еще раз, он направился к спуску. Человек на борту подал ему руку, помогая взобраться, и катер поплыл в черноту Невы, увозя мажора на Васильевский остров.
— Нам бы тоже себе надо катер прикупить… — протянул Глеб, задумчиво глядя вслед.
Ну да, в дом на окраине Петербурга, в окружении которого нет даже ни одного канала, первое, что нам надо прикупить, — это катер. Логично, конечно.
Тарахтение вскоре растворилось в ночной тишине, как и его источник — и лишь потревоженные им волны еще колыхались. В принципе, я могу купить катер и нанять человека, который будет нас забирать и перевозить. И даже домик на Васильевском острове могу приобрести, чтобы было, куда ездить. Но вот папочку, который все это организует мне сам, просто потому что я есть и ему не наплевать, где я проведу ночь, — увы, не купить.
Поморщившись, я отвернулся от темной Невы. Что ж я весь день-то думаю о нем? Хотя в столице, где, казалось, каждый камень знает о нем больше, чем я, это не так уж и сложно…
— А может, ну его катер? — повернулся ко мне Глеб. — Купим вертолет, сделаем площадку на крыше. В небе точно колонн нет…
— Отличная идея, — отозвался я, — но сейчас у нас другая задача. Будем учиться ходить или все-таки вызовем такси?
Такси остановилось у знака “Осквернено. Опасная зона”, который Синод, по словам Дарьи, должен скоро убрать. Посмотрев на табличку, дальше водитель не поехал и даже переспросил, уверены ли мы, что нам туда. Я молча показал ему свою печатку, и он сразу же закончил расспросы, нервно пожелал господам спокойной ночи и на скорости газанул прочь. Мы же по безлюдной улице подошли к дому, в окнах которого горел свет. В гостиной беспокойно мелькал силуэт, расхаживая кругами. Наша мадам ждала нас как заботливая старшая сестричка, которой, судя по всему, просто не терпится задать расшалившимся младшим братьям.
Стоило войти в гостиную, как Дарья резко повернулась и замерла. Однако, несмотря на нервные круги, которые она тут наматывала, лицо было абсолютно невозмутимым, как непроницаемая маска.
— Мне недавно звонил начальник, — подозрительно тихим голосом начала она.
“Что, отчитывать будет?” — предположил Глеб.
— Позвольте сказать, — она медленно прошлась глаза между нами, все еще не повышая голоса, — я просто в ужасе от вашей наглости. У меня больше нет слов.
А затем развернулась и ушла к себе. Как бы все.
— И даже отчитывать не будет? — друг проводил ее взглядом. — Кажется, я все-таки не понимаю женщин…
— Да тут все просто, — сказал я, слушая, как в глубине дома хлопнула дверь, — от нашей наглости она не только в ужасе. Вот и все.
Порядком уставшие от такого насыщенного дня, мы тоже отправились по своим комнатам. Но стоило подойти к лестнице, как мой смартфон задергался, как бы говоря, что в этот поздний час кто-то не спит и очень хочет моего внимания. Уведомление на экране сообщило, что Уля прислала новый снимок.
— Не посмотришь? — Глеб уставился на иконку через мое плечо.
При тебе? Разбежался.
— Только не говори, что там обнаженка, — расплылся он в полудурошной улыбке. — Нехило ж ты ее совратил! А ведь была такая невинная недотрога…
Ха. Еще вопрос, кто кого совратил. Ты даже не представляешь, на что способны некоторые невинные недотроги.
Однако снимок, когда я его открыл, избавившись от Глеба и зайдя в свою комнату, оказался почти девственно-пристойным. Уля лежа на кровати, держа камеру в вытянутой руке над собой. Темные волосы разметались по подушке. Кроме лица, было видно шею, тонкие лямочки сорочки на плечах, ключицы и дорожку декольте, уводящую в то, что осталось за кадром. Когда она лежит подо мной и я нависаю сверху, вид точно такой же. Следом моя недотрога прислала еще и сообщение, видимо, желая пояснить запечатленную на фото мысль.
Уля: “Не могу уснуть… Без тебя.”
Я набрал, и вызов она приняла с такой же охотой, с какой обычно принимала меня — как и на снимке, лежа в своей кровати.
— Можно подумать, — сказал я, глядя на довольное личико, появившееся на экране, — у тебя со мной получается заснуть.