И правда — что бы мы делали без вашей картотеки?
— И что за некромант? Может, и это в вашей базе есть?
Дарья тут же углубилась в смартфон, что-то ища. Надо же, а если и правда есть? Я прям зауважал Синод.
— Обычно некроманты, — заговорила она, деловито тыкая по экрану, — предпочитают собственные кладбища, где можно творить все что угодно безнаказанно. Надо лишь посмотреть, вкладывает ли кто деньги в это кладбище… Ага, нашла, — довольно произнесла она. — Не так давно там построили часовню, а это спонсор, — и протянула смартфон мне. — Видели его?
На экране были впавшие в черепушку глаза, высохшие губы и острые скулы, обтянутые морщинистой кожей — той самой девятипалой мумии, которая заявилась ко мне сегодня с требованием отдать кольцо. И не получив его днем, этот старый хрен додумался до гениального плана похитить ночью.
— И что, — я поднял глаза на Дарью, — Синод не считает должным такое отслеживать?
— Все не отследишь. К тому же многие колдуны спонсируют кладбища в надежде получить там места скверны. А Змееуст, по слухам, давно отошел от дел.
— Как видно, нет, — я показал на украсивший нашу гостиную труп.
— Вот же мерзкий старикан… — протянул Глеб, разглядывая снимок.
— Вы удивитесь, — заметила наша мадам, — но ему чуть больше пятидесяти.
Чуть больше пятидесяти было дяде Николаю, и выглядел он совсем не так, как это сморщенное, аж пергаментное лицо на экране.
— А что же такой вид?
— Такое бывает, — отозвалась Дарья, — если человек не может остановиться и все готов отдать Темноте. А этот, по слухам, не может. Самый настоящий чернокнижник, как в сказках. Заключал с ней сделку за сделкой… Но в последнее время он ослаб.
Видимо, не нашел, что ей еще предложить. Не удивлюсь, если там душа уже кучу раз перезаложена, как последние ботинки у заядлого игромана. Вот только сделки с Темнотой — дорога в один конец. Она, как яд, рано или поздно возьмет свое. И как только еще его не прибрала? В чем там душа вообще держится?
— Утром я подам жалобу в Синод по этому кладбищу, — с важным видом сообщила наша мадам, словно считая, что дело сделано.
— И что нам это даст? — спросил я.
— Синод начнет разбирательство.
— И сколько это займет? Недели, месяцы?
А еще интереснее, сколько трупов придет за это время в мой дом?
— Хотите быстрее, — отозвалась Дарья, — пожалуйтесь в Синьорию.
Ага, пожаловаться в Синьорию, чтобы все знали, что какой-то урод может послать труп, который залезет в мой дом. После чего еще куча таких же уродов пошлют своих трупов или слуг проверить, где можно поживиться в моем доме. Знаю я, как делаются дела в этой тусовке. Нет, ответка должна быть симметричной, чтобы этот старый черт прочувствовал, как зря он сделал то, что сделал.
С чего он вообще решил, что просто так может прийти и ограбить меня? Что просто так может отправить мертвяка в дом, куда я собираюсь привезти людей, которые мне дороги? Девушку, с которой собираюсь жить! Понятно, папочка его поимел. И что, он теперь думает, что сможет поиметь меня?
— Сами разберемся.
— И какими же методами? — мигом уточнила чиновница.
— Такими же, — я кивнул на тело на полу.
— Сумеете оживить труп?
— Сумею превратить в него, если потребуется.
Тут ведь как с крапивой в огороде — если ее не вытопчешь, то она продолжит тебе задницу колоть. Тем более я уже знал, откуда идет вся эта пакость.
— Надеюсь, — Дарья слегка нахмурилась, — вы не поедете на это кладбище завтра?
Мы с Глебом переглянулись. Как же плохо она еще нас знает.
— Конечно, нет, — сказал я, и наша мадам заметно расслабилась. — Мы не поедем туда завтра. Мы поедем прямо сейчас.
Этот дряхлый пень наведался в мой дом, а я наведаюсь к нему. Кому-то сегодня предстоит веселая ночка.
С заразой разбираться надо быстро. Зачем откладывать на завтра то, что хочется разнести сегодня?
В густой ночи за окном внедорожника мелькали черные силуэты кустов и деревьев. Трасса все дальше уводила нас от спящего центра столицы к одному неприметному кладбищу, где людям не удавалось покоиться с миром. Что же до нашего ночного гостя, то за ним после звонка Дарьи — я наконец оценил преимущества жизни с Синодом — приехали специальные люди. Тихо упаковали, прибравшись в моей гостиной, и увезли для дальнейшего сожжения — поднятых мертвецов, как и колдунов, сжигали, предпочитая не оставлять в земле.
Фонари вдоль дороги бросали свет на прозрачный камень на моем пальце, и тот ярко сиял в ответ, напоминая огромную сверкающую слезу. Вообще, я не плыанировал носить это колечко, но после такой наглости от его бывшего хозяина перстень нужно было надеть. Надеть и показать, с кем лучше не связываться — напомнить, что если он не смог сберечь свою безделушку один раз, то не сможет и во второй.
— Напомни, — прервал тишину Глеб, сидевший за рулем внедорожника, — а Святейший Синод с нами зачем?
— Беспокоится за нас, наверное.
С заднего сиденья тут же раздался суровый голос.
— Я беспокоюсь не за вас, а за тех, к кому вы едете. Даже мертвые, — наставительно добавила Дарья, — какими бы дурными людьми ни были при жизни, заслуживают право на счастье и покой.
— А… — с ухмылкой протянул друг. — То есть все-таки у меня есть шанс?
— Вы же дворянин! — тут же упрекнула она. — Где вас вообще учили манерам?
— В Родном поле, — отозвался он.
— И в клубе “Аристократы”, — добавил я.
Вспомнив, как нас там учили манерам, мы оба заржали. А у Святейшего Синода, судя по наступившему молчанию на заднем сидении, больше не было желания с нами двумя разговаривать.
После того как трасса закончилась, некоторое время нас помотало по разбитой проселочной дороге, где телеги с сеном ездят явно чаще, чем машины. Затем наш внедорожник и вовсе съехал на просеку. Небольшой лесок обступил со всех сторон, и ветки залупили по окнам и крыше, словно намекая вернуться обратно. Отличное этот старый упырь нашел местечко для своего карманного кладбища — засунул в такую дыру, что какой-нибудь мажор на спорт-каре хрен доберется. А вот нас после родной глуши уже ничем не удивить.
Вскоре в ночной темноте появились очертания ограды, за которой раскинулась целая россыпь могильных крестов. А посреди всего этого богатства возвышался купол новенькой часовни, тянущийся в небо, ввысь — как будто в ее стенах творились только достойные дела.
— Если обряд был проведен на этом кладбище, — сказала Дарья с заднего сидения, — то вашего мертвеца подняли тут.
— А что, — уточнил я, — еще есть какие-то сомнения, что обряд был проведен на этом кладбище?
— Синод не действует без доказательств, — заявила наша мадам.
Тем временем внедорожник остановился у решетки ворот.
— Мы сейчас войдем в эту часовню по всем правилам, — сообщила она, выходя из машины. — Как полагается. А не так, как вы, видимо, привыкли. Посмотрите, как это делается у законопослушных людей, — последнее было произнесено особенно наставительно.
Ну давай посмотрим. Даже интересно.
Втроем мы подошли ко входу на территорию, закрытому в такой час. Однако, завидев нас, с другой стороны решетки тут же нарисовались два габаритных мужика средних лет, больше похожие на бывалых уголовников, чем на кладбищенских сторожей. Вместо фонариков, более уместных здесь, на поясе у каждого болталось по кобуре. Надо же, какие меры предосторожности. Ценности охраняют, не иначе.
— Кладбище закрыто, — отчеканил один, хмуро оглядев нас.
Дарья деловито оправила голубой крест на рукаве и выступила вперед.
— От имени Святейшего Синода мы пришли осмотреть территорию. Откройте ворота.
Однако ее должностные полномочия не произвели должного впечатления.
— Синод, да?.. Если нет официальной бумаги, — отрезал тот же охранник, — то сюда пройти нельзя.
— Но ее получить недолго, — возразила наша мадам.
— Вот когда получите, тогда и пройдете.
Ага, а за то время, что она потратит на получение бумажки, они успеют подчистить здесь все улики. И Синод, который не действует без доказательств, останется без доказательств, чтобы и дальше не действовать.
— Значит, вот как делаются дела, — подытожил я.
Дарья стрельнула глазами в мою сторону.
— Ладно. Можете проходить, как вам угодно. Синод не возражает.
Следом она отошла к машине с таким видом, будто собиралась достать из бардачка попкорн и насладиться зрелищем сполна. Ну что ж, нечего расстраивать наш Синод.
Я перевел глаза на охранников, мрачно пялившихся на нас с другой стороны решетки.
— Мы пришли осмотреться. И будем крайне признательны, если не станете препятствовать.
— Мало ли, чего вы хотите, — пробурчал первый.
— Посторонним вход воспрещен! — пискнул второй.
Вход, значит, воспрещен, а вот выход с кладбища вы открыли. Что, у живых здесь меньше прав, чем у мертвых?
— Господа, — протянул рядом Глеб, — ну мы ведь пытаемся по-хорошему.
— Думаю, вы не поняли, — я оглядел эти двух, смело прятавшихся от нас за решеткой, — речь не о том, чего мы хотим, а о том, зачем пришли. А мы пришли осмотреться. И если не хотите туда, — я показал на кресты за оградой, — то придется пустить нас сюда, — я кивнул на церквушку.
— Думаю, это вы не понимаете, — стоящий напротив меня охранник выразительно положил руку на кобуру, — у кого больше шансов оказаться там.
Следом жест отзеркалил и его коллега.
Два человечка с двумя пистолетиками. Ах, какая большая вражеская артиллерия. Ну что за люди вокруг? Мы ведь каждый раз пытаемся по-хорошему.
“У тебя на скольких сил хватит?” — поинтересовался я.
“На пятерых, — бодро отозвался Глеб. — Минимум.”
И у меня также. При желании мы даже нечисти можем навалять, не то что людям. Жизнь в доме, полном скверны, имеет свои преимущества — особенно, если ты восприимчив к Темноте. А колдуны, как впрочем и мертвяки, к ней восприимчивы.
Я кивнул. В тот же миг Глеб стремительно вытянул руку, резко схватил за грудки стоявшего рядом с ним охранника и дернул на себя. Болезненный вскрик, грохот железа. И смельчак, даже не успевший коснуться пистолета, оказался прижат к решетке ворот, как кусок мяса к решетке гриля — пытаясь освободиться и не в силах этого сделать. Ему оставалось только шипеть.