– Вы, кажется, глубоко задумались, моя дорогая, – сказала Дофина, прервав мой внутренний конфликт между разумом и сердцем. – Все в порядке?
Я прикусила язык и судорожно размышляла: кажется, настал судьбоносный момент. Я могла ничего не говорить, позволить ей нарядить меня в вычурное платье, которое вскоре отправится в Хаймур и будет пылиться в шкафу, никогда не видя света. Если я вернусь, Камилла, конечно, не даст мне и шагу ступить без ее разрешения. Только если я вернусь… А если нет, что тогда? У меня было немного – очень немного – собственных денег, к ним скоро добавится гонорар за портрет Александра. На это можно будет прожить какое-то время… Но где? И с какой целью?
Чего я действительно хотела? Я хотела рисовать. Я хотела приключений. Я хотела, чтобы кто-то разделил это со мной. Когда-нибудь. А Алекс был добрым. Умным. Он относился ко мне с нежностью и уважением. Он слушал и смешил меня. Он станет герцогом. А я могла бы стать герцогиней. Как Камилла. Я не сомневалась, что с ним можно будет прожить осмысленную счастливую жизнь.
Я поджала губы и не глядя перелистывала страницы с платьями, готовясь сделать более важный выбор.
– Я только… Я вдруг подумала, как мне будет не хватать всего этого. Я знаю, я провела здесь всего несколько дней, но уже успела влюбиться в Блем. Будет грустно уезжать.
Я украдкой посмотрела на реакцию Дофины, но тут как раз вернулась продавщица с охапкой тюля лавандового, персикового и золотистого цветов. Дофина вернулась к эскизам, задумчиво пробормотав что-то про линию талии на одном из платьев. Но я все же успела заметить, что она едва заметно улыбнулась.
17
– Это вам, – сказал Жерар, без стука войдя в кабинет и положив на маленький столик у мольберта целую гору книг.
– «Сохраненные тайны», – прочитала я на корешке, наклонив голову. – «Уроки тайного языка растений. Искусство сочетания».
Герцог одобрительно кивнул.
– Дофина сказала, вы решили писать портрет здесь. – Он обвел рукой комнату. – Думаю, было бы неплохо изобразить букет где-нибудь на переднем плане. Конечно, не мне выбирать символ для будущего герцога, но я все же могу напомнить ему о наследии предыдущих поколений.
– Хорошо. У вас уже есть какие-нибудь цветы на примете?
– Вот, – сказал Жерар, протягивая мне список.
Я пробежала его глазами, кивая, хотя понятия не имела, какое послание заложено в таком сочетании растений. Окинув взглядом стопку книг на столике, я пришла к выводу, что сегодня утром предстоит много работы.
– Если честно, я не знаю, как выглядят некоторые… то есть почти все эти растения. Можно посмотреть образцы в оранжерее?
– У нас есть все, кроме Fragaria vesca. Думаю, ее можно убрать из списка. Она будет готова только через несколько недель, – сказал он и выхватил карандаш у меня из рук, чтобы зачеркнуть название.
– Отец… – Александр остановился на пороге и прищурился и только затем вкатился в кабинет. – Я не ожидал тебя здесь увидеть. Хочешь посмотреть, как работает Верити? Убедиться, что все по стандарту?
– Хм-м-м…
Жерар оглядел комнату, отмечая все изменения, сделанные для подготовки фона: мы переставили письменный стол, чтобы он не нарушал оптимальное освещение, расположили на заднем плане стопку важных для Александра книг, а также небольшую статуэтку горящего сердца Арины и повесили на стену изображение Шонтилаль в рамке.
Александр расположился в центре композиции, как мы договорились в конце предыдущего сеанса работы над портретом.
– Ты ведь не собираешься оставаться в этом кресле? – спросил Жерар, встав рядом со мной и оценивая композицию с моего ракурса. Затем он подошел к столу и поправил положение статуэтки.
– А где же мне еще быть? – безучастно спросил Алекс.
Жерар отвязал ленту, удерживающую портьеру, и сдвинул складки на свое усмотрение, хотя я уже набросала на холсте примерный контур.
– Здесь есть десятки других кресел на выбор. Вы ведь не хотите оставить в веках эту старую плетеную штуковину?
– Очевидно, этого не хочешь ты.
– Не хочу, – признал Жерар и наконец-то повернулся к сыну. Не удержавшись, он начал смахивать пылинки с плеча Алекса. – Ты… ты – это не только твое кресло, Александр. Зачем оно на портрете?
– Это часть моей сущности, отец. И даже если я буду изображен в каком-нибудь другом мягком кресле, сути это не изменит. К тому же они ужасно неудобны.
– Но неужели ты хочешь, чтобы поколения Лоранов помнили тебя… – Жерар осекся.
– Калекой? – с вызовом спросил Александр. – Инвалидом? Уродом?
Жерар зажмурился, словно ему было больно, и сжал кулаки.
– Не совсем совершенным.
Повисло долгое гнетущее молчание.
– Если ты так стремишься к совершенству, возможно, тебе стоит попросить Верити нарисовать заново твой огромный уродливый нос.
Я тихонько ахнула. Жерар в недоумении уставился на сына, и я приготовилась к неминуемому взрыву. Но вместо этого он расхохотался и, согнувшись пополам, схватился за живот.
– Возможно, возможно.
Жерар вытер уголок глаза и одобрительно хлопнул Александра по спине.
– Пожалуй, я вас оставлю со всем этим. – Он указал на холст.
– Может, останетесь? – предложила я, изумив их обоих; очень захотелось воспользоваться неожиданно благополучным разрешением ситуации. – Сегодня я займусь фоном, а завтра начну основную работу.
– Нет-нет, у меня полно работы, которая требует внимания, – отмахнулся Жерар.
– Констанции? – поинтересовалась я.
Прошла неделя с тех пор, как я впервые увидела пурпурные цветы. Я была занята подготовительными работами для портрета, а Жерар часто пропадал в оранжерее, пропуская приемы пищи и задерживаясь по ночам. Задувая свечи перед сном, я обращала внимание, что оранжерея сияет, как маяк.
Жерар украдкой посмотрел на Алекса и тут же отвел глаза.
– Нет, нет. Другие дела. Другие цветы. Но вы должны их увидеть. Расцвели еще, примерно такого размера… – Он поднял руку, сжатую в кулак. – Просмотрите мой список и книги, а потом заходите. Я всегда в одной из оранжерей. – Жерар рассеянно кивнул и вышел, и его шаги еще долго отдавались эхом по коридору.
– Он назвал эти фиолетовые цветы в честь женщины? – спросил Александр, когда стало ясно, что Жерар находится далеко от кабинета и не может услышать.
– Сначала да. Callistephus constancensia, – ответила я, вспомнив точное название маленьких цветов. – Но потом он сказал, что, возможно, остановится на другом.
Александр недовольно фыркнул:
– Что за человек!
– Он сказал, она помогла ему вырастить эти цветы. Кто это? Помощница? Садовница?
Алекс вздохнул:
– Думаю, рано или поздно ты все равно заметишь. Отец… – Он поднял глаза к потолку, пытаясь подобрать правильные слова. – Отец – человек с… ненасытным аппетитом.
Александр многозначительно перевел взгляд на меня, подразумевая, что речь вовсе не о любви Жерара к долгим ужинам.
– Ой! – Я залилась краской.
– Я не совсем понимал это, когда был маленьким. Не понимал, кто все эти женщины. Иногда я видел их, а потом они куда-то пропадали… Он быстро меняет их, одну за другой, и всегда ищет чего-то нового.
– Бедная Дофина. – Сердце сжалось от обиды за нее. – Думаешь, она знает?
Александр заметно помрачнел.
– Кажется, мама предпочитает забываться в своих развлечениях – общении и покупках, – чтобы не задумываться об этом. Но, думаю, ее это ранит. Конечно же, ранит, – добавил он. – Констанс, значит, – пробормотал он, пожав плечами. – Понятия не имею, кто это, но не сомневаюсь, каким образом она ему помогала.
Я поежилась и не нашлась, что ответить.
– Он принес какой-то список. – Алекс резко сменил тему и приблизился к письменному столу, чтобы вернуть статуэтку на место. – Что там?
Я встала, чтобы поправить шторы, и протянула ему листок.
– О отец!
– Что? Что означают эти цветы?
Александр смял список и выбросил в мусорное ведро.
– Только то, что горбатого могила исправит. Он хотел добавить букет? – догадался Алекс, заметив книги на моем столике.
Я кивнула, и он тут же забрал их:
– Забудь. Это не его портрет.
– Подожди! Я бы хотела их полистать, чтобы узнать больше о значении цветов.
Алекс неохотно выпустил стопку книг из рук.
– Как хочешь.
Я открыла первую книгу и с интересом просмотрела несколько страниц с изображениями растений и списками их возможных значений.
– Может, сегодня я все-таки составлю для тебя букет. Я бы добавила… – Я перевернула очередную страницу в поисках подходящего цветка. Нужно было срочно вернуть его улыбку. – Розу.
Алекс расхохотался:
– Как скучно!
– Вообще-то я в первый раз пытаюсь что-то сказать на языке цветов! – с притворным негодованием воскликнула я.
– Что ж, тогда нужно соблюдать осторожность при выборе цвета.
Я изучила на удивление длинный список.
– Нежно-розовый, – прочитала я вслух. – Нежно-розовая роза без шипов.
Я посмотрела на Алекса в надежде, что не ошиблась с выбором. Этот цветок означал зарождающуюся искреннюю симпатию с надеждой на взаимность. Александр задумался и вернулся на свое место, чтобы приступить к работе над портретом.
– Для меня было бы честью получить такой цветок от тебя.
Я взяла карандаш и выглянула из-за мольберта.
– Каков будет твой ответ?
Александр расплылся в прекрасной улыбке, и я поспешила запечатлеть ее на холсте.
– О, Верити, подожди немного, и ты все увидишь.
18
– Куда мы идем? – поинтересовалась я, когда мы миновали сады и вышли на дощатую дорожку, ведущую в лес рядом с поместьем.
Лес, пожалуй, не самое подходящее слово. За зеленью явно ухаживали: заросли камышей и лиан, которые в обычных условиях свободно расползаются по земле, были убраны с тропинки, чтобы Алекс всегда мог проехать на кресле. Но деревья выглядели дикорастущими, как в настоящем лесу, отчего казалось, будто нам предстоит безрассудное приключение.