Меня охватило тревожное чувство, будто я уже слышала нечто похожее. Эта история была мне знакома. И тут я вспомнила. Когда я только приехала в Шонтилаль, Алекс сказал, что Дофина предположительно несет в себе божественную частицу, потому что является прямым потомком Арины. Как и двое близнецов. И Алекс. В их жилах течет божественная кровь. Я хотела поделиться этой мыслью, но Жюлиан снова заговорил:
– Вот список используемых лекарств… – Он присвистнул. – То есть ядов. Сальвия, мескалин, гиосцин… Он измельчал орехи бетеля, добывал экстракт опиумного мака…
Я оцепенела, вспомнив о цветущем чае, который дал мне Жерар.
– Он даже смазывал свечи в женских комнатах маслом бругмансии. – Жюлиан бросил на меня короткий взгляд, словно не сомневался, что я ничего не пойму. – Это цветок, похожий по форме на трубу. Очень ядовитый.
– Свечи… – чуть слышно повторила я. – Он подсыпал яд в свечи?
Жюлиан кивнул.
– А эти цветы… какого они цвета?
– Они бывают разных оттенков, – ответил Жюлиан. – Желтые, белые, даже оранжевые. Но самые ядовитые – насыщенно-розового цвета, как вон те свечи. – Поморщившись, он указал на ряд незажженных свечей в серванте. – Даже не думай зажигать их, Виктор.
Они были того же оттенка, что и розовые свечи в той страшной детской комнате. И в коридоре перед моими апартаментами. И на моей прикроватной тумбочке. Кто знает, как долго я вдыхала их яд? Жерар одурманивал меня с тех самых пор, как я приехала сюда, усыпляя мою бдительность и превращая меня в послушную куклу. Убаюкивал мой разум, чтобы я не замечала странностей, которые происходили в поместье и могли вызвать подозрения.
Виктор задумчиво цокнул языком, не обращая внимания на мое смятение:
– Но зачем он давал детям галлюциногены?
Жюлиан поджал губы, напряженно о чем-то размышляя.
– Наверное, для того, чтобы они с самого рождения и на протяжении всей жизни видели… всякое.
– Призраков? – с надеждой прошептала я.
– Богов.
По спине пробежал холодок. Виктор сел на край стола, его второй стакан был почти пуст.
– Боги повсюду. Зачем прибегать к таким сложным способам общения с ними?
Жюлиан отложил бумаги и задумался:
– Многие боги больше не путешествуют между мирами. Они обитают в глубинах Святилища, позабытые всеми.
Когда я была маленькой, муж Аннали, Кассиус, любил пугать меня рассказами о павших божествах. Преданные длительному забвению, они лишились прежней формы и разрослись, превратившись в громоздких, вечно голодных глиняных чудовищ.
– Не представляю, зачем кому-либо с ними разговаривать.
Виктор закусил щеку:
– Может, отец хочет услышать, что скажут они.
Жюлиан обратил взгляд к Виктору:
– А в дневнике про это есть?
Вспомнив, что дневник упал под кресло, я потянулась вниз и достала его.
– Вер, не надо! – предупредил Виктор и потянулся за блокнотом, но под воздействием абсента его движения стали медлительными и неточными.
Я открыла дневник и уже просматривала страницы. В отличие от записей в папках дневник велся на арканнском языке, поэтому мне все было понятно.
– Ой!
Мелким почерком Жерара, его любимыми темно-зелеными чернилами было нацарапано мое имя. Трижды. В трех комбинациях. Снова число три. Все это время во мне еще теплилась наивная надежда на то, что теории Жюлиана ошибочны и что я оказалась здесь, в этой семье и ситуации, в результате ужасной и несчастной случайности. Но сейчас я своими глазами видела неопровержимое доказательство обратного. Жерар специально пригласил меня сюда; выбрал меня и срежиссировал каждый момент моего нахождения здесь, как хорошо поставленный танец.
«Александр и Верити» – гласила первая запись. За ней следовала серия пометок в виде символов, заканчивающаяся его окончательным вердиктом: «Выигрышно». Эта запись была обведена кружком в знак одобрения.
– «Жюлиан и Верити», – прочитала я вслух, пропуская непонятные мне фрагменты. – «Потенциально благоприятно».
Жюлиан пренебрежительно фыркнул, и я не поняла, стоит мне обидеться или считать себя польщенной.
– «Виктор и Верити», – прочитала я вслух последний абзац. Весь текст был решительно перечеркнут, из-за чего я с трудом различила заключение Жерара. – «Слишком непредсказуемо».
Виктор покачал головой, допивая последний стакан.
– Как будто он вообще что-то знает о нас, Жюль, – сказал он, крепко обняв брата за плечи, но мне показалось, что он сам искал утешения.
Жюлиан лишь раздраженно отмахнулся:
– Похоже, он знает гораздо больше, чем мы думаем. Мне начинает казаться, что о нас вовсе не забыли, братец. Нас просто… пересадили.
– И мы все равно оставляем желать лучшего, – буркнул Виктор, снова хватая дневник.
Внезапно в камине за спиной Жюлиана вспыхнул огонь. Я вскочила с кресла и чуть не закричала от испуга, но тут до меня дошло, что это Виктор выпускает пар.
– Можно хотя бы предупреждать, – сквозь зубы процедил Жюлиан и открыл следующую папку, не обращая внимания на нарастающую ярость брата.
– Что за человек! – фыркнул Виктор, листая дневник. Огни газовых ламп вдоль стены пугающе затрепетали. – Видите ли, нас «больше нельзя оставлять в этом поместье». Мы сочтены недостойными называться его сыновьями, но «нельзя же просто взять и бросить то, над чем столько работал». «Интеллектуальный потенциал Жюлиана поражает день ото дня», – c издевкой усмехнулся он. – «Каждое новое письмо Шеффилда превосходит мои самые смелые ожидания по его поводу». Поздравляю, Жюль. Тебе по-прежнему не рады на семейном ужине, но тебе удалось произвести впечатление на отца.
Жюлиан поджал губы. Я не могла назвать это улыбкой, но ему явно было приятно.
– Виктор… – начал читать Виктор и тут же замолк.
Немного помедлив, он вырвал страницу из дневника и смял в кулаке. Когда он разжал пальцы, в ладони осталась лишь горстка пепла.
– А про Александра есть что-нибудь? – спросила я в надежде немного отвлечь Виктора. К тому же мне было любопытно узнать, что Жерар ожидал от моего союза с его младшим сыном. Я никогда не замечала за Алексом ничего похожего на то, что делали его братья. Но если Жерар приложил определенные усилия для того, чтобы завлечь меня – с моими талантами – в Шонтилаль, вероятно, он рассчитывал добиться какого-то конкретного результата.
– Много страниц, – угрюмо ответил Виктор, продолжая листать дневник с перекошенным от ярости лицом. – Десятки и сотни страниц. Целые главы о жизни «золотого ребенка». И знаешь, что там написано?
Я покачала головой, не решаясь предположить.
– Ничего! Ничегошеньки! – Он швырнул стакан в камин, и толстое стекло разлетелось на осколки. – Нет ничего, что делало бы нашего братца особенным. Ни-че-го. Он абсолютно нормальный. Совершенно бесполезный. Полная противоположность тому, чего пытался добиться отец. Он не такой, как я. Или Жюль. Но избавились почему-то от нас. Просто вышвырнули из дома. Нас… – Не договорив, Виктор зарычал от злости.
У него тряслись руки, и я не сразу заметила, что дневник начал дымиться.
– Прекрати! – Я отобрала у него дневник и помахала им из стороны в сторону. По краям виднелись подпалины и черные следы от рук Виктора, но дневник уцелел.
Виктор снова подошел к барной тележке и, бормоча себе что-то под нос, ловким движением ухватил бутылку абсента. Затем он снова бухнулся в кресло, перекинул ноги через подлокотник и отпил прямо из бутылки.
– Так и будешь сидеть тут и хлестать абсент?
Виктор окинул меня усталым взглядом:
– У тебя есть предложение получше?
– Оставьте его в покое, мисс Фавмант, – спокойно произнес Жюлиан, по-прежнему не поднимая носа от бумаг. – В таком настроении он может сжечь половину поместья.
Кивнув Жюлиану, Виктор поднял бутылку и сделал еще один глоток. Я с отвращением вздохнула и вернулась к чтению дневника.
Первая запись была размещена двадцать лет назад. Дофина только что сообщила о беременности. Далее следовало несколько списков кореньев и экстрактов. Похоже, вначале Жерар начал давать ей специальные чаи. В течение нескольких дней он записывал, сколько унций она выпила и какие побочные эффекты испытывала. Через неделю он стал добавлять в пищу порошки. Позже наносил мази и лосьоны прямо на ее растущий живот. И наконец, перешел к уколам. Когда я представила, как в меня вонзается толстая игла, у меня сжался живот.
В дневнике отмечалось, что она страдала от ужасной тошноты и часто теряла сознание после процедур, а потом безудержно рыдала во сне. Жерар писал, что она проводила целые дни в постели, разговаривая с существами, которых он не мог видеть. Ее живот увеличивался, а вместе с ним росло и количество лекарств, которые он ей вводил. Вероятно, в какой-то момент Дофина поняла, что эти процедуры не совсем обычны. Но как же она согласилась на это? Может, Жерар сказал ей, что с малышами что-то не так? Что он пытается им помочь? Мне отчаянно хотелось верить, что она поддалась его безумным замыслам не по своей воле.
Я с омерзением захлопнула дневник и швырнула его на ближайшую полку, не желая больше прикасаться к записям подобного содержания. Когда дневник с глухим звуком приземлился, книжный шкаф заходил ходуном. Я моргнула, не сомневаясь, что это лишь обман зрения в тускло освещенной комнате. Но нет. Книжный шкаф раскачивался взад-вперед, как будто… Как будто это был вовсе не шкаф.
Я бросила беглый взгляд на юношей, чтобы проверить, заметили ли они то, что увидела я. Жюлиан увлеченно изучал новую записную книжку, Виктор прикрыл глаза, откинув голову на спинку кресла; еще чуть-чуть – и бутылка абсента могла бы выпасть из его расслабленной руки. С любопытством и страхом я слегка надавила на полки и ахнула, когда вся эта махина сдвинулась влево. Прямо над собой я заметила рельс, замаскированный под отделку. Книжный стеллаж был лишь ложным фасадом, за которым на самом видном месте скрывался тайник.
Приложив усилие, я отодвинула книжный шкаф в сторону и обнаружила за ним еще один ряд полок. Только на этих полках не было книг. Здесь стояли банки. Много-много больших стеклянных банок. Емкости с образцами. У Арти была небольшая коллекция таких банок. Он постоянно приносил домой умерших животных, выброшенных на берег после прилива. Он любил рассматривать их и помещал в банки с формальдегидом. Темная жидкость консервировала животных, препятствуя разложению.