– Прошу прощения, мисс Фавмант, – начал он. – Господин Лоран сегодня плохо себя чувствует.
– Очередной приступ? – уточнила я, с ужасом представив Алекса, измученного невыносимыми болями.
Фредерик многозначительно кивнул:
– Сейчас он отдыхает. Думаю, он не хотел бы, чтобы вы видели его в таком состоянии.
– Они так участились в последнее время, – заметила я.
Фредерик снова кивнул, но никак не поддержал разговор.
– Можно просто…
Он скрестил руки на груди, и я умолкла на полуслове, потому что немного побаивалась спорить с этим похожим на гору великаном.
– Передайте ему, пожалуйста, когда он проснется, что я заходила.
Фредерик согласился и тихо прикрыл дверь, прежде чем я успела спросить что-то еще. Я уставилась на дверь, изучая резной орнамент и думая, что делать дальше. Мы собирались поговорить с Алексом сегодня. Все последующие шаги могли быть предприняты только после того, как Алекс узнает все, что уже знали мы.
Тяжело вздохнув, я вышла из южного крыла и спустилась на первый этаж. Мне было слишком тревожно, чтобы возвращаться в свои покои. Слишком тошно, чтобы завтракать. Слишком тяжело под гнетом тайн, которые открылись прошлой ночью. Нужно было действовать, но я даже не знала, что могу предпринять. Сначала необходимо рассказать обо всем Алексу.
Я бесцельно бродила по коридорам. Трижды пройдя мимо одних и тех же зеркал, я поняла, что попала в замкнутый круг, как Констанс. Мне нужно было что-то сделать. Что угодно. Сейчас мои мысли представляли собой запутанную паутину из не совсем понятной полуправды, недоработанных планов и множества вопросов, на которые не было ответов.
Мне никак не давала покоя находка Жюлиана. Жерар отбирал женщин по определенным критериям. Очевидно, он пытался извлечь из крови матерей некую силу, некую божественную частицу и передать ее своему преображенному потомству. Но каким образом я вписывалась в этот план? Я отличалась от большинства людей – это правда. Но я не была похожа и на всех этих женщин. В моей родословной точно не было богов. Ни в одном поколении. Род Фавмантов, при всем его гордом благородстве, был совершенно обычным. Я не понимала, почему вижу потусторонний мир, но в нашем роду не было попыток устраивать тайные встречи с богами. Я была простой смертной. Почему же Жерар выбрал меня? И какие способности он надеялся увидеть в моих детях?
Я вспомнила вчерашние рассуждения Виктора о том, что Жерар, возможно, пытался общаться с богами – более древними, давно сокрытыми в глубинах Святилища. Но зачем предпринимать столько усилий, чтобы поговорить с ними? Он пичкал будущих матерей смесями из мака и орехов бетеля, водных растений и грибов. Растениями, которые росли в недрах его смертоносного сада, как лавр, который оказал на меня такое сильное воздействие… Я вспомнила злобную ухмылку Плакальщицы. Ее движения. Ее странную речь.
Резко остановившись, я чуть не споткнулась. Неожиданно меня осенило: она не была галлюцинацией. Она действительно была с нами в саду. Просто ее больше никто не видел. Кроме меня. Это божество или нечто похожее. Я облизала губы и крепко задумалась. Боги все знали. Боги все видели. Она могла что-то знать и обо мне. О моем даре. У нее могут быть ответы на мои вопросы. Я в этом не сомневалась.
Земля была влажной и теплой, когда я расстелила одеяло в Саду Великанов. Это единственное место в поместье, где меня точно никто не найдет. Когда мы с Алексом пришли сюда на пикник, я обратила внимание, что высокие статуи окружены травами и дикорастущим кустарником. Сюда не заходили садовники. Никто не сможет подсмотреть за тем, что я собираюсь сделать. Дрожащими руками я распаковала мешок с опасными веществами. Фляжка с маковым чаем, в два раза крепче обычного. Розовая свеча. Спички. И веточка лаврового листа, торчавшая из решетки ядовитого сада и срезанная мной несколько минут назад. Я подождала, пока Жерар отойдет, и сразу же завернула срез в носовой платок, надеясь, что он удержит ядовитые испарения до нужного момента.
Только сейчас я осознала весь масштаб опасности того опыта, что собиралась проделать над собой. Я решила сознательно одурманить себя в надежде вызвать потустороннюю сущность, хотя с содроганием вспоминала оскал ее острых серых зубов… Это был призрак? Или нечто намного, намного хуже?
Судорожно вздохнув, я зажгла свечу. Ее аромат наполнил воздух, и меня затошнило от мысли, что теперь я знаю правду о ее предназначении. Я откупорила флягу и сделала большой глоток чая. Затем еще один. После небольшого перерыва я огляделась по сторонам, ожидая каких-либо изменений.
– Есть кто-нибудь? – слабым, неуверенным голосом спросила я и, прикрыв глаза, попыталась вспомнить Плакальщицу. Ее темные растрепанные волосы. Длинные острые когти. Злобную ухмылку. Если бы я только знала ее имя! – Я не знаю, правильно ли я все сделала, но… ты здесь?
Я распахнула глаза. Деревья вокруг были неправильных цветов, как будто я долго смотрела прямо на солнце, обжигающее сетчатку ослепительным светом, после чего весь мир приобрел другой оттенок. Все было в оттенках синего. Глубокий морской и лазурный. Водовороты лазурита и кобальта. Казалось, деревьев стало гораздо больше. Но здесь точно не было никаких призраков. Я сделала еще один глоток чая, а затем развернула платок и глубоко вдохнула. Аромат лаврового сока защекотал нос, и я почувствовала, что теряю сознание.
Позади меня раздался резкий звук. Я обернулась и увидела, как одна из статуй в саду поднимается с земли. Это было подобие жирафа: громадное довлеющее чудовище на тонких бугристых ногах. Каждый его шаг сотрясал землю, словно гром. Вдоль позвоночника тянулся ряд толстых шипов. Безобразная восьмиглазая морда была вытянута, как у крокодила. Чудовище осмотрело сад с ужасающей дотошностью и сообразительностью, и, когда его взгляд остановился на мне, захотелось провалиться в небытие. Я наблюдала, как разжимается его пасть, словно оно готовилось сожрать меня целиком. Не в силах бежать, не в силах двигаться, я закрыла глаза, моля о мгновенной смерти. Но ничего не происходило. Когда я открыла глаза, статуя вернулась на место, снова обратившись в камень.
– Это просто яды, – приободрила я себя и снова вдохнула испарения лавра.
С деревьев, капая прямо на меня, полилась пурпурная кровь. Я чувствовала, как горячая жидкость пропитывает кожу, отравляя.
– Я не хочу здесь больше оставаться, – прошептала я, заметив, как начал закипать пруд, таящий в себе невидимых чудовищ.
Странный гул разнесся по поляне, и я готова была поклясться, что воздух вокруг превратился в волны. Я упала на землю, не в силах сдержать безумную дрожь. Вдруг стало невыносимо холодно. Вокруг меня завертелся вихрь мельчайших частиц льда. Мимо проносились снежные лица, перекошенные от ярости. Деревья тянули ко мне ветви, словно утопающие, в последний раз вскидывающие руки в попытке спастись. Я прижала колени к груди, стараясь съежиться и стать как можно меньше и незаметнее. Завывания ветра прекратились, но деревья все еще исступленно колыхались.
И тут я услышала еще один звук. Шаги за спиной. Мягкие, как шорох шелка. Кто-то, тихо ступая, шел ко мне по траве. Я зажмурилась. Если это был мой конец, то я не хотела видеть его. Прохладные пальцы коснулись моей щеки, и я услышала нежные слова:
– Иди-ка сюда, малышка моя.
Голос был таким же знакомым, как и прикосновение рук, вдруг подхвативших и обнявших меня. Она погладила меня по волосам давно омертвевшими пальцами; я издала бессвязный радостный вопль и тут же разрыдалась, обхватив руками призрачную фигуру Эулалии.
38
– Ты не настоящая. Этого просто не может быть, – сказала я, уткнувшись носом в ее ночные одежды. Эулалия погибла поздней ночью, упав с обрыва на Хаймуре и разбившись об утес.
Она выглядела как призрак с мягкими очертаниями и слабым внутренним свечением, почти прозрачный и странно мерцающий, словно животное, пытающееся замаскироваться в освещенном луной лесу при приближении хищника.
– Я настолько настоящая, насколько тебе нужно, – ответила она и крепче обняла меня.
Сердце сжалось от невыносимой печали.
– Эулалия не призрак, – возразила я. – Она давно обрела покой в море.
Она обхватила мое лицо ладонями, покрытыми странными пятнами, и мгновенно заставила меня замолчать.
– При жизни я всегда стремилась к свободе. Смерть ничего не изменила.
Она беспечно улыбнулась, и у меня перехватило дыхание. Я забыла, какой красивой она была. На кромке сознания замаячили обрывки воспоминаний, но тут же ускользнули, прежде чем я успела ухватиться за них.
– Маленькая моя сестричка, – проворковала она, поцеловав меня в макушку. – Как же ты попала в такую передрягу?
Мне было так приятно от ее объятий и утешений! Я и не подозревала, насколько подавленной и слабой стала в последнее время, пока сестра не обняла меня. Я крепче прижалась к ней, уткнулась лбом ей в шею, как делала при ее жизни, когда была совсем маленькой. Воспоминания об этом ощущении всколыхнулись как волна и почти унесли меня в прошлое. Я знала эти ощущения. Я уже делала это раньше и помнила… Почти.
– Почему я не могу вспомнить тебя? Почему я не могу вспомнить тот год? – Я прикусила губу. – Почему только я вижу все это?
Она издала долгий спокойный вздох, напомнивший мне нежный всплеск морской пены, достигающей берега.
– Тогда много чего произошло. В основном нехорошего.
– Расскажи мне, – настаивала я. – Пожалуйста.
Она накрутила на палец один из локонов, тщательно обдумывая свои слова.
– Одна очень жестокая женщина хотела причинить другим столько же боли, сколько причинили ей самой… и обратилась за помощью к богам.
– К богам? – повторила я. – С ними я и хотела поговорить. Вот почему я все это сделала. – Я указала на пролитую флягу с чаем и на растертые лавровые листья. – Мне нужно узнать больше о том, что связывает меня с ними. Почему я могу делать все… это. – Я обвела рукой поляну. В воздухе заплясали радужные фигуры, большие и осязаемые, как бабочки. – Мы… мы имеем какое-то отношение к…