– Но не так, как могла бы любить меня, – сказал он, без всякого стеснения проводя большим пальцем по моей щеке. – Не так, как я мог бы любить тебя. Такие люди, как мы, ярко горят, Вер. Мы горим и сверкаем, как лунный свет на твоих любимых волнах. Алекс никчемен. Он земля, сукно, почва и глина, и он задушит тебя. Он заглушит это сияние и погасит его навсегда.
– Огонь никогда не уживается с водой, – заметила я, хотя никак не могла набраться решимости и отстраниться. Я пыталась воскресить ужасающий грохот из сна – тот страшный рокот, который возвещал конец света, но здесь, под сверкающим звездным небом, все это казалось таким незначительным… мимолетной фантазией.
– А ты знаешь, что на дальнем конце света есть острова, которые появились от столкновения огня и воды?
– Нет, – призналась я, сцепив руки, чтобы не коснуться его.
– Мы думаем, что объятия моря – это погибель для огня, но на самом деле вместе они образуют нечто новое и сияющее. Пар, острова… новую жизнь. Вместе они создают свой собственный мир. Это могли бы быть мы, Вер, – прошептал он, приблизившись. – Его губы оказались всего в нескольких дюймах от моих. – Подумай о мирах, которые мы могли бы создать. Ты и я.
– Виктор, я…
Я хотела возразить, я готова поклясться! Я правда хотела! Но в следующее мгновение он уже целовал мои губы, а я целовала его. Смело и настойчиво. Кто-то из нас издал тихий стон. Или он, или я, или мы оба… Эта мысль прозвучала громко, пронзительно, резко. Мы. Нет никакого мы. Даже если я жаждала его всем телом. Даже если хотела притянуть к себе, раскинуться под ним и отдаться ему под этим потрясающим звездным небом.
Звезды… Звезды, которые мы могли бы повергнуть на землю… Звезды, которые мы заставили бы кружиться под нашу собственную музыку… Нет. Нет никаких нас. Совершенно точно.
– Нет, – выдохнула я, отстраняясь. – Это неправильно.
– Целуй меня, целуй еще, и я покажу тебе, как правильно, – низким хриплым голосом прошептал Виктор, и я почувствовала внезапное желание укусить его, лишь бы снова услышать тот стон.
– Нет, – твердо повторила я, убеждая и его, и себя. – Хватит, Виктор.
Я отвернулась, чтобы уклониться от его губ – этих потрясающих алчных губ, – но он поцеловал меня в шею. Сердце бешено заколотилось, и я ощутила жар и томление, разливающиеся по животу, жажду, которую так хотелось утолить… но я все равно отстранилась от него. Виктор схватил меня, зарываясь пальцами мне в волосы, и притянул к себе с исступленной настойчивостью.
– Я сказала, хватит! – вскрикнула я и, спотыкаясь, попятилась от него.
Я больше не боялась передумать и поддаться искушению. Я боялась, что его не остановит мой отказ, как бы я ни сопротивлялась.
– Слишком непредсказуемо, – напомнила я. – Возможно, Жерар был прав.
Виктор взревел от досады и со всей силы ударил по скамье. В воздухе сверкнула молния, и его рука оставила на бледном мраморе черную отметину. Снова и снова он бил по скамье пылающим от сверхъестественной ярости кулаком. Растения вокруг начали вянуть, их роскошные листья свернулись в иссохшие трубочки прямо у меня на глазах. Я чувствовала, как вокруг него распространяется опасный жар: Виктор напоминал пороховую бочку, готовую вот-вот взорваться из-за случайной искры.
Я вспомнила о предостережении Жюлиана, и по спине пробежал холодок. Было недостаточно просто соблюдать осторожность. Нужно бежать. Как можно скорее.
– Спокойной ночи, Виктор, – решительно сказала я и направилась к главному входу в сад.
К черту эти секретные ходы! Я не представляла себе более жуткого места, чем рядом с ним, когда он в таком состоянии, когда все его неистовство и ярость направлены против меня.
– Вер, я не хотел…
Я громко захлопнула за собой дверь, не желая больше слушать его торопливые, придуманные на ходу извинения.
41
– Не открывай глаза, – велела Дофина.
Взяв за руку, она завела меня в магазин. Я вздрогнула, когда Дофина коснулась моей ладони, но надеялась, что она не заметила. Меня одевали в комнате, расположенной в глубине ателье, без единого зеркала. Дофина хотела, чтобы меня поставили на небольшой пьедестал в центре салона, чтобы я могла полюбоваться на себя во всей красе, когда впервые увижу свое свадебное платье в готовом виде.
Отчасти я даже радовалась, что она так тщательно готовится к свадьбе: возможно, она находилась в таком же неведении, как и Алекс. И потом… Если наш союз должен был стать лишь очередным опытом в череде безумных экспериментов, то к чему такая шумиха? Жерар вполне мог добиться желаемого, не тратя тысяч флоретов на сервировку стола и пирожные.
Дофина помогла мне взойти на платформу, поддерживая меня для равновесия. Я двигалась медленнее, чем обычно, вздрагивая от каждого звука, источник которого не могла сразу определить. После того как вчера я сбежала от Виктора, воображение окончательно разгулялось: я представляла пугающие сценарии, в которых Жерар внезапно появляется из потайных дверей со склянками, содержащими неизвестные яды, и медицинскими инструментами, чтобы немедленно потребовать от меня потомства. Что бы Дофина сделала в такой ситуации? Подняла бы крик и выбила склянки у него из рук или удерживала бы меня на месте, пока он вводит препараты? Что скрывают ее зеленые глаза?
Я чувствовала, как она возится с платьем: перебирает сетку на рукавах, расправляет юбку.
– Открывай, – удовлетворенно сказала Дофина.
Я распахнула глаза и… не смогла вымолвить ни слова.
– Никогда не видела более прекрасной невесты, – проворковала Дофина, гладя мои плечи. – Ты была абсолютно права насчет этого платья. Рада, что послушала тебя.
Платье стало единственным моментом в организации свадьбы, в отношении которого я упорно не хотела соглашаться с Дофиной. Когда ее модельер мадам Фудзивара узнала, что я сама художник, она с восторгом сообщила, что может изготовить кружево с любым узором, о котором я мечтаю. Я тут же принялась за работу и набросала эскиз прямо в ателье, решив, что хотя бы маленькая часть церемонии будет принадлежать только Алексу и мне. Мадам Фудзивара внесла свои предложения, и вместе мы создали нечто значимое и символичное.
Лиф был из кружева, с высокой горловиной и рукавами длиной до локтя, с тремя вертикальными линиями цветов алиссума, проходящими по передней части, и диагональными линиями крошечных волн, расходящихся от центра. Такой же узор и длинный ряд крошечных пуговиц шел по спине. Геометрические линии сходились к поясу и продолжались длинной струящейся юбкой из плиссированного шифона.
Дофина говорила, что невесты из Блема обычно выбирают для платья яркий оттенок, а затем используют его в качестве личного цвета для всего: от канцелярских принадлежностей до постельного белья. Но на Соленых островах невесты носили белое, украшая одежду шелковыми нитями, которые волны любовно оставляли на наших черных песчаных берегах. Шелк мягко поблескивал, придавая коже особое сияние.
Это было не грандиозное, сногсшибательное творение из огромных полотнищ тюля и органзы, как хотела Дофина. Никакой сложной вышивки бисером или узорчатых пайеток. Красота платья заключалась в чистых, простых, точных линиях, выполненных рукой опытного мастера. Мне это нравилось. Платье было сшито великолепно и объединяло в себе символы, важные для нас с Алексом.
Позади меня в зеркале виднелись зеленые стебли, свисающие из кашпо с цветочными горшками, и десятки крошечных чайных свечей с веселыми огоньками, источающие мягкие ароматы базилика и мандарина. На мгновение я даже представила, будто сегодня день моей свадьбы и я вот-вот пойду к алтарю, чтобы принести клятву любви и верности Александру. Я держалась за это ощущение так долго, как только могла, вспоминая счастливые времена, предшествующие появлению Виктора и Жюлиана в нашей жизни.
– Моя дорогая… ты что, плачешь? – спросила Дофина и подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть меня. – Тебе не нравится?
– Мне очень нравится, – призналась я. – Оно… совершенно.
– Значит, это слезы радости?
Я кивнула, хотя это было ложью. Я плакала оттого, что мне казалось, будто я все понимаю, но на самом деле я не понимала ничего; оттого, что мои надежды на счастливое будущее растаяли как дым.
За красивым фасадом Шонтилаль скрывалась холодная жестокость. Мне предстояло стать частью не счастливой идеальной семьи – у этой семьи прошлое было еще более темным, чем наше. За этими прекрасными позолоченными стенами годами творился невообразимый ужас.
Я наблюдала за движениями Дофины, и мне очень хотелось верить, что она такая же жертва обстоятельств, как и мы, что у нас появится еще один союзник, который поможет обличить Жерара и призвать его к ответу за преступления. Косамарас советовала бежать. Жюлиан и Виктор просили остаться и искать вместе с ними. Но чего хотела я?
Я рассматривала свое отражение, отмечая все детали и смысл, который я вкладывала в них, делая набросок платья. Смогу ли я надеть его еще раз? Я провела руками по невесомым слоям нежного шелка. Да. Я, безусловно, хотела надеть это платье еще раз. Даже зная все, что произошло и что меня еще ждет, я все равно хотела выйти замуж за Алекса. Мою решимость не сломят ни пылкие поцелуи Виктора, ни предостережения Косамарас, ни безумные проекты Жерара.
Медленно выдохнув, я собралась с духом. Я останусь. Я буду искать. Я буду бороться. Бороться за правду. Мы обязательно выведем всех на чистую воду и разоблачим самые коварные замыслы. И будь что будет. Я готова сражаться за единственного невинного человека во всей этой истории. За того, кто со всей серьезностью и искренностью держал мое сердце в своих нежных руках. За того, кого я полюбила.
– Думаю, мы готовы, – заключила Дофина, подзывая мадам Фудзивару для последних штрихов.
Преисполнившись решимости, я расправила плечи и высоко подняла подбородок. Да, я была готова.
– Кажется, я видела кондитерскую на углу, – непр