ли через Врата перед ним, а всего в нескольких ярдах от него словно в зеркальном отражении громоздились такие же пандусы и лестницы, только разодетые по последней моде люди поднимались по ним наверх, на ту самую платформу, где стоял Лахли.
Внизу, у основания лестницы, возникло какое-то смятение. Шумная толпа кричала что-то, чего Лахли с такой высоты разобрать не мог. Люди в мундирах, не иначе полицейские, оттесняли толпу от лестницы. К удивлению своему Лахли разглядел, что часть этих полицейских — женщины. Самые настоящие бабы, только надевшие штаны и от этого, поди, решившие, что они ровня мужчинам. В толпе шныряли газетчики, и почти сразу же там вспыхнула драка — настоящая драка, словно в толпе пьяных докеров, требующих платить им больше, чем они заслуживают…
Кто-то вынырнул из Врат за его спиной, выкрикивая его имя.
Он обернулся. Та самая, смутно знакомая брюнетка, а с ней еще двое мужчин ринулись через всю платформу прямо к нему. Лахли отшвырнул бесполезную уже голову Доминики Нозетт и ударил одному локтем под дых, а второму — кулаком по носу. Хрустнула кость. Оба преследователя рухнули на стальной настил и не подавали признаков жизни. Глаза женщины расширились: она вдруг поняла, какая опасность ей угрожает. Она открыла рот, чтобы закричать, и попыталась отпрянуть от него. Лахли вцепился ей в волосы. Она отбивалась с неожиданным упорством, царапая ему лицо ногтями, ударив коленом в бедро — она на какие-то пару дюймов промахнулась мимо его незащищенного паха, но даже так удар оказался чертовски болезненным.
— Сука!
Он ударил ее, вложив в удар весь свой вес. Кулак угодил ей в висок, и она бессильно обмякла в его руках. Кто-то кричал с лестницы, истошно визжащие женщины застыли истуканами, а какой-то тип опасного вида, прищурясь, ринулся в его сторону. Черт, не мог же Лахли драться со всей этой чертовой станцией! Он схватил не подававшую признаков жизни женщину, перекинул ее через плечо и устремился по лестнице вниз, к далекой земле. Марш за маршем спускался он вниз, одной рукой удерживая на плече свою безжизненную ношу, другой цепляясь за перила. Бросив взгляд вниз, он увидел нескольких людей в мундирах, поднимавшихся ему навстречу, чтобы отрезать от земли. Однако от нее его отделяло каких-то полтора марша, и он, зарычав, перемахнул через перила и полетел прямо в гущу беснующейся толпы. Он грохнулся кому-то на спину — тот упал как подкошенный, и Лахли услышал зловещий хруст костей у себя под ногами. Он приземлился на четвереньки, уронив свою заложницу. Кто-то толкнул его в бок, и он покатился прямо под ноги бегущим. Избитый, полуоглушенный, он нашел наконец клочок свободного пространства и поднялся на ноги. Кто-то замахнулся на него, он увернулся от удара и, зарычав, ответным выпадом сломал ублюдку шею.
И вдруг он вырвался из толпы. Перед ним как по волшебству возникли мощеные тротуары, чугунные фонари и скамейки и даже вход в паб, напомнивший ему Челси. Позади него продолжала буйствовать толпа, протолкнувшая Лахли мимо цепочки полицейских, сосредоточенно прочесывавших площадь в его, Лахли, поисках. Он дернулся прочь в попытке найти выход из этого сумасшедшего дома. Ему необходимо было отыскать какое-нибудь спокойное, тихое место, чтобы там обдумать свои дальнейшие шаги. Он почти уже вышел с площади, когда его окружила группа возбужденных мужчин с какими-то транспарантами в руках.
— Господь Джек!
— Веди нас, святейший из святых!
— Повелевай же! Мы твои смиренные слуги!
Лахли открыл рот, плохо представляя себе, что сейчас скажет. Где-то за спиной послышался крик: «Вон он!» Он оглянулся на платформу: двое мужчин, проскочившие через Врата следом за ним, шатаясь, спускались по лестнице под охраной полицейских, и оба показывали прямо на него! Лахли повернулся к безумцам с плакатами, которые восторженно цеплялись за рукава его плаща.
— Так вы хотите мне помочь? Мне нужно укрыться, черт побери!
— Сейчас же, Господь Джек! — с готовностью откликнулся ближайший к нему идиот, дернув его за руку. — Все, что ты пожелаешь! Мы ждали твоего Пришествия…
Они окружили его плотным кольцом и увели с площади под самым носом у полицейских, с криками пробивавшихся к нему через толпу. Лахли бежал вместе с этими безумцами, наперебой выкрикивавшими какой-то вздор и заслонявшими его своими покрытыми каракулями плакатами. Неужели я обречен до конца дней своих полагаться исключительно на безумцев? Черт, да он променял сумасшедшего Мейбрика на целую толпу психов! Впрочем, это общество нравилось ему гораздо больше, чем виселица, а он не сомневался в том, что ему ее не избежать, попадись он в руки стражам этих Врат.
В конце концов нежданные спасители привели Лахли в место, которое — при всей своей странности — служило здесь чем-то вроде гостиницы. Люди, назначившие сами себя его послушниками, протащили его через ярко освещенный вестибюль — администратор за стойкой почти не смотрел в их сторону — и сунули его в небольшую комнату без окон и мебели, на поверку оказавшуюся лифтом. Они поднялись с замечательной скоростью. Еще больше понравилось ему то, что лифт управлялся автоматически, без всякого лифтера, который мог бы стать нежелательным свидетелем его бегства. Свет на потолке показался ему непривычным, слишком ярким, и он так и не определил, из какого материала изготовлена закрывающая его прозрачная крышка. Затем двери с мелодичным звоном распахнулись, и он оказался в коридоре, устланном мягким ковром. Один из безумцев достал из кармана маленькую жесткую карту, сунул ее в прорезь металлической коробочки на какой-то двери, и та отворилась.
Лахли с опаской ступил внутрь и обнаружил в номере две аккуратные кровати, странный ящик со стеклянной передней гранью на невысоком столике, на редкость уродливое живописное полотно в раме на белой стене. Дверь слева от входа вела в туалет, обстановку которого составляли большое зеркало со стеклянной полкой под ним и ватерклозет причудливой формы.
— Видит Бог, мне нужно выпить… — пробормотал он, проведя по лицу все еще дрожащей рукой.
— Конечно, Господи. — Тот, что отпирал дверь, бросился к маленькому шкафу, достал оттуда бутылку какой-то жидкости янтарного цвета и открыл ее, пока остальные продолжали набиваться в номер. Лахли пригубил; это оказалось виски, причем совсем недурное. Лахли сделал еще глоток и уже спокойнее рассмотрел мужчин, сбившихся в кучку у двери и смотревших на него с благоговейным восторгом.
— Кто вы? — поинтересовался Лахли.
— Мы дети твои, Господь Джек. Мы давно уже ждали Твоего явления. Повелевай нами. Мы — избранники Твои.
Он зажмурился и попытался осознать смысл этого абсурдного ответа. Может, все обитатели этого мира — законченные безумцы? Да нет, не все, нахмурился он, вспомнив полицейских у Врат. Лахли подумал немного, о чем бы ему еще спросить, и решил начать с самого простого.
— Какой сейчас год?
Странное дело, но никто из этих безумцев, похоже, не удивился такому вопросу.
— По вокзальному времени, Господи, сейчас тысяча девятьсот десятый. За Главными…
— По вокзальному времени? — удивленно переспросил он.
— Да, Господи. Вокзал существует примерно в столетии назад от нашего времени и годах в тридцати в будущем от Твоего.
Лахли начал всерьез опасаться за свой рассудок. Пол так и норовил уйти у него из-под ног. Оглянувшись, он рухнул на ближайшую кровать — все лучше, чем на пол.
— Вы знаете, кто была та сучка, что проскочила через Врата за мной следом? — хрипло спросил он. — Которую я потерял в толпе.
— Да, Господи. Она ученая, из группы наблюдателей. Доктор Шахди Фероз. Она изучала в Лондоне Твои великие деяния.
Ученая? Лахли снова зажмурился. Специально отправлялась в Лондон, чтобы изучать его? Та журналистка говорила что-то в этом роде, но он тогда ей не поверил. Безмозглая мисс Нозетт сказала бы что угодно, только бы убедить Лахли отпустить ее с миром. Лахли зажмурился еще крепче, пытаясь вспомнить, где он видел эту Фероз прежде. Он напрягал память, и наконец в ней что-то щелкнуло. На лекции. Она была на его лекции в Египетском Зале. Они даже обменялись парой слов по ее окончании. Лахли нахмурился. Может, она все знала уже тогда? Что именно он виновен в смерти ист-эндских потаскух? Должно быть, так. С чего бы ей иначе кричать, что он — Джек-Потрошитель, там, в саду, в Сполдергейте? Лахли холодно прищурился. Показаний этой женщины довольно, чтобы отправить его на виселицу.
— Я должен найти ее, — прорычал он. — Найти и заставить молчать.
— Тебе нужен нож, Господь Джек? Этот вопрос снова застал его врасплох. Он удивленно заморгал.
— Нож?
— Да, Господи. Чтобы поубивать всех шлюх на этом вокзале, как только Ты разделаешься с доктором Фероз.
Старший из этих психов уже расстегивал кожаный футляр. В нем лежал длинный нож — девять дюймов сияющей стали с массивной деревянной рукояткой. Безумец опустился на колено и обеими руками протянул ему нож — так вручают королевский скипетр.
— Прими этот нож, о Господи. Мы — смиренные слуги Твои; повелевай нами.
Лахли медленно ощупал нож. Да, это было орудие куда лучше того, которым пользовался Мейбрик. Лучше даже его арабской джамбалы с ее широким, слегка изогнутым клинком. Лучше даже скрамасакса — оружия вроде американских охотничьих ножей с крюком на конце; таким он пользовался в Нижнем Тиборе. Голову Моргана он отрезал именно скрамасаксом. Черт, да пользоваться таким ножом, должно быть, истинное наслаждение.
Повелевай нами, предложили эти незнакомцы, психи из адского, лишенного солнца мира, который он пока еще не понимал. Все лучше, всплыли в памяти Лахли строки слепого поэта, все лучше властвовать в аду… Джон Лахли рассмеялся, и смех его прозвучал так дико и зловеще, что его поклонники, так и стоявшие робкой кучкой у двери, невольно ахнули. Их вожак, продолжавший держать нож, встретился взглядом с Лахли и медленно улыбнулся. Наслаждаясь вновь обретенной властью, Лахли взял нож из его рук… и отдал свой первый приказ: убить темноволосую, миниатюрную, симпатичную мисс Фероз.