Она еще толком не думала об этом, и теперь, спустя много недель с того момента, когда ей стоило задуматься над этим, казалось таким глупым и наивным пугаться самого чуда его существования. Но с первой догадкой – появившейся в дальних уголках сознания – что однажды ей придется уничтожить дом, она поняла, что должна узнать ответы.
Она закрыла глаза, размышляя о том, что точно знала:
Дом и все в нем было живым.
Дом проследовал за ними в парк через некую сеть трав, корней и деревьев.
Дом мог проникать в предметы, что Гэвин брал с собой – трехколесный велосипед, и любые другие мелочи, которые он мог положить в карманы. Свитер, в котором она была в доме, тоже оказался одержимым. Это не было сном.
Что-то случилось с ее отцом, когда он вмешался в дела Дома. Может, Дом управлял и бакалейщиком Дейвом. Пытался ли он проникнуть в ее сознание в первый день? Чем были те призрачные пальцы, прижимавшиеся к ее вискам? Они пытались захватить ее? Дом злился, потому что Гэвин хотел быть с ней, или потому что не мог ею управлять?
Мог ли дом управлять всем, что оказывалось в его пределах? Как далеко за пределы города распространялось его влияние?
Сердце грохотало в груди. Она должна поговорить с Гэвином.
Дэлайла вдруг стала уверена, что он не был дома, и что он не вернется, пока не убедится, все ли с ней в порядке. И когда на дедушкиных часах в гостиной пробило полночь, Дэлайла схватила юбку и простую рубашку, открыла окно спальни и выбралась из комнаты, цепляясь за водосток здоровой рукой. Она соскользнула одной ногой с выступа, глубоко вдохнула и выбралась из окна, стараясь телом прижиматься ближе к трубе. Пальцы почти сразу разжались, и она так быстро съехала на землю и так жестко приземлилась, что воздух с кашлем вырвался из ее легких. Уж чего точно ей не было нужно, так это вернуться в отделение скорой помощи с переломом руки, появившимся, когда она пыталась сбежать и увидеться с парнем, которого ее родители обвинили в ее избиении.
Голова кружилась от удара при падении, руки и ноги казались тяжелыми и слабыми от убывающего эффекта перкосета. Она остановилась на газоне и огляделась. Холод проникал под рукава рубашки и окутывал кожу, словно сам воздух хотел сказать ей, какая это плохая идея.
И снова деревья склонились к ней, а небо, казалось, исчезло во тьме. Но в этот раз Дэлайла посмотрела на ветки над головой и зашипела:
– Еще раз меня тронешь, и потеряешь его навеки. А может, уже потерял.
***
Дэлайла не знала, как Гэвин научился пробираться, но он был именно там, где она и рассчитывала, – в темной комнате для репетиций в фургончиках за школой, склонившийся над пианино. Он поднял голову, когда она открыла дверь, глаза его округлились, но наполнились невероятным облегчением.
– Прости, что ушел, – выпалил он. – Я хотел остаться, но…
– Знаю, – перебила она. – Отец повел себя ужасно с тобой, да?
Гэвин провел большой ладонью с широко расставленными пальцами по лицу.
– Ты в порядке?
– Все хорошо. Немного лекарств и повязка, и я снова в строю.
Он кивнул, оглядывая ее, словно убеждая себя, что ранена только ее рука.
– Эй, послушай, – сказала Дэлайла, приблизившись на шаг. – Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.
Он посмотрел на нее с мольбой во взгляде.
– Что угодно.
Дэлайла протянула небольшую стопку вещей, которую забрала из его шкафчика.
– Хочу, чтобы ты надел это, – сказала она, положив вещи на пианино.
Гэвин уставился на нее.
– Ты хочешь, чтобы я переоделся в спортивную форму?
– Ты ведь мне доверяешь?
Гэвин молча встал и начал снимать футболку. Дэлайла махнула ему остановиться и, покопавшись в учительском шкафчике, вернулась с раскрытым мусорным мешком.
– Сюда, ладно?
Гэвин бросил футболку в пакет и, опустив руки к ремню, заглянул ей в глаза, приподняв брови, словно спрашивая: ты будешь смотреть? Когда она решительно встретила его взгляд, он улыбнулся и продолжил раздеваться.
Он разделся до нижнего белья, большими пальцами поддел эластичную ткань и снова посмотрел на нее.
– Полностью, – заявила она.
Гэвин был бы не прочь обнажиться перед ней, но он как-то не так себе это представлял.
А Дэлайла оказалась не такой смелой, какой казалась, потому что когда он снял боксеры и, выпрямившись, бросил их в пакет, после чего потянулся за чистой одеждой, она отвела взгляд, а щеки ее были явно куда розовее, чем когда она пришла. Он никогда еще так не раздевался ни перед кем, он даже и не думал о подобном никогда. Но Гэвину понравилось быть обнаженным перед Дэлайлой.
Ему нравилось, как мило она краснела, и хотя делала все возможное, лишь бы не смотреть, ему показалось, что он заметил, как она разок успела взглянуть.
– Дэлайла Блу, – самодовольно проговорил он, глядя, как она отходит в сторону. – Ты краснеешь?
– Молчи, – прикрикнула она через плечо, открыв дверь, чтобы выбросить завязанный пакет наружу, и быстро закрыв ее.
Воздух в кабинете музыки был холодным, и Гэвин поспешил надеть шорты.
– Ты собираешься мне рассказать, зачем все это? – спросил он.
Дэлайла пересекла комнату и встала перед ним.
– Ты решишь, я сумасшедшая.
– А разве такое теперь возможно? – спросил он, надев чистую футболку.
– Ты рассказывал мне раньше, что Дом может… Может цепляться за то, что было взято из его собственности. Так он поступил с трехколесным велосипедом или теми предметами, что оставлял для тебя, чтобы ты их взял, если у тебя был серьезный экзамен или нужно было успокоиться?
– Верно, – прошептал он.
– Может, Дом всегда так поступает с тобой, а может, и нет. Но все началось с нами… Мне начало казаться, что он всегда рядом, пробирается следом за тобой, где бы ты ни был.
Гэвин кивнул, словно и сам так чувствовал.
– А помнишь про ночь у Давала? – продолжала она. – Я уснула, и мне приснилось, что я держу руку. Словно держу чью-то мертвую и гниющую руку. Когда я с криками проснулась, это оказался всего лишь мой свитер, в котором я приходила к тебе домой. Но я знала, что это был не сон. Свитер точно… что-то сделал.
– Боже, – сказал Гэвин, колени ощущались слабыми, поэтому он сел. – Поверить не могу, что он мог бы… – начал он, а потом опустил взгляд на новые вещи, что надел. – Но эти из моего дома. Я стирал их там, – он потянул за воротник футболки.
– Думаю, можно понадеяться, что делает он так, когда у него есть причина. А в чем смысл цепляться к твоей спортивной форме? Он не стал бы постоянно беспокоиться о тебе.
– Но зачем? Зачем он меня преследует?
– А зачем родители ходят следом за ребенком? Чтобы присмотреть. Чтобы уберечь. Это просто… зашло слишком далеко.
– Но ты думаешь, что здесь мы в безопасности? – спросил он.
Дэлайла окинула взглядом комнату.
– Думаю, да. Думаю, Дом может захватывать и людей… а еще… Отец странно себя вел в ту ночь, после того как ворвался на дорожку у твоего дома. А бакалейщик Дейв? Ты говорил, что он приходит каждую неделю, но ведь потом он не узнал тебя.
– Все, кто приходит в дом, – прошептал Гэвин, – у всех остекленевший взгляд.
– Но с нами двумя он не может этого сделать. Может, потому что мы знаем.
Гэвин притих на несколько минут, переваривая сказанное.
– Прости за все это, – сказал он, осторожно притягивая ее сесть рядом с ним. – За то, что втянул во все это. За вот это, – он погладил большим пальцем край ее повязки.
Дэлайла хотела всплеснуть руками, чтобы показать ему, что с ней все в порядке, но в этот момент он не выглядел расслабленным. Она слабо улыбнулась и понизила голос.
– Честно, я в порядке. Меня сложно запугать.
Застонав, он с шумом опустил голову на клавиши.
– Знаю, как это выглядит. Я не могу даже представить, как навредил бы тебе.
– Конечно, ты не можешь. Это все не твоя вина.
– Но твой папа думает, что это я. Боже, Дэлайла, я не мог. Я люблю тебя.
Внезапно все остальное было забыто – пульсирующая боль в руке, страх, что случится с их отношениями, ужасающие непонимание мотивов Дома – и на ее лице появилась улыбка.
– Я тоже тебя люблю.
Он поднял голову, осознавая, что именно они оба сейчас сказали. Выдавив слабую улыбку, он сказал:
– Знаешь, моя любовь – это ведь навсегда. И обычно я не обращаю внимания на то, что думают остальные, но с тобой все иначе. Я не хочу, чтобы хоть кто-то думал, будто я могу быть опасным для тебя. Особенно твои родители.
– Уверяю тебя, их мнение на меня не влияет. Но уверена, я убедила их, что ты этого не делал. Посмотри на свои большие руки, Гэвин. Ты бы оставил отпечаток руки в два раза больший, чем тот, что на моей коже.
Он опустил взгляд на свои пальцы, лежащие на клавишах, и заметно расслабился.
– Хороший аргумент, хоть и немного тревожный.
– Вряд ли, – с улыбкой ответила она. – Я часами думала о твоих больших ладонях.
Он развернулся, оседлав скамейку, и положил ладони на согнутые колени.
– Да? Расскажи.
Дэлайла была так отвлечена видом его длинных ног, больших рук, кончиков его темных волос, касавшихся невероятно густых черных ресниц, что даже забыла о сказанном.
– Что рассказать?
Сглотнув, Гэвин напомнил ей:
– Что ты думаешь о моих руках.
– Прямо сейчас?
– Да.
– Ты пытаешься меня отвлечь.
Он с грустью улыбнулся.
– Возможно.
– Разве нам не стоит поговорить об этом? – спросила она, приближаясь на шаг. – Я не о своей руке. Не хочу говорить о ней. Я о том, что случилось в той комнате…
Он смотрел на нее несколько долгих безмолвных секунд, и выражение его лица менялось от неловкого к виноватому, потом и к побежденному.
– Если тебе не сложно… давай поговорим об этом позже?
Прикусив нижнюю губу, она посмотрела на его ссутулившуюся фигуру, на его пальцы, что сжимали и отпускали колени. Такой расстроенный; его боль была такой глубокой. У них не получилось этого на прогулке после ужина, и Дэлайла надеялась, что у них найдется время поговорить, держась за руки, чтобы пространство между ними стало теплым и полным притяжения, пока он не сможет больше сдерживаться и не прижмет ее к стене или к дереву, или… хм, ладно.