– Подпишет. Он мне доверяет.
В контексте нашего разговора эти слова звучат так двусмысленно, что мы оба невольно умолкаем.
– Мне не безразличен мой муж. Я не хочу ему вредить. Таких намерений у меня нет.
– Ну разумеется. – Кристиан взмахивает рукой. – С теми деньгами, которые я для тебя заработаю, что бы ни случилось, он все равно получит столько, сколько ему и не снилось.
Я киваю, отвожу глаза и продолжаю собираться.
– А что дальше?
– В смысле? Ты составишь бумагу, которую я дам ему подписать.
– Я не об этом. Я… о нас с тобой.
Я смотрю на него.
– Как ты решишь, так и будет, – говорит он. – Не думай, что я на тебя давлю.
– Мне казалось, что этот вопрос обычно задает девушка, нет?
Он хохочет:
– Может быть.
– Ну, так вот, девушка задает тебе вопрос, – говорю я. – Что будет дальше? К чему это нас приведет?
– Ну… – Он взмахивает руками. – Я же тебе сказал, ты мне нравишься. И если ты согласна повышать ставки, то и я тоже.
Теперь подмигиваю я.
– Созвонимся.
Мужчину надо держать в предвкушении.
25. Кристиан
После двухчасовой долбежки с Вики я прихожу домой около восьми. Секс с замужней женщиной – самое лучшее, ведь для нее ты – отдушина, канал «Дискавери», а не старый ворчливый муж, которому она дает только из чувства долга или благодарности. Надо было видеть, на какие штуки я раскручивал многих замужних дамочек в постели…
К слову, о диванах – войдя в квартиру, я обнаруживаю на своем диване Гевина: в одной руке у него пиво, другая бегает по клавиатуре лэптопа.
– Трахался? – Он смотрит на меня, когда я вхожу в комнату. – О, вижу, что да. И кто же она?
Я изображаю небольшую пантомиму – делаю вид, как будто стреляю с прыжка.
– Он стреляет… и попадает в десятку! Публика не может сдержать ликования!
– Серьезно? Номер семь? Та, у которой двадцать лимонов и здоровые сиськи?
Мы не называем имен. Гевин не слышал имени Вики и никогда не услышит. Она для него просто номер 7. Моя седьмая мишень.
Эта китайская стена анонимности хранит нашу дружбу. Я не хочу знать, как Гевин проворачивает свои финансовые аферы, а он не сует нос в мои дела. И не важно, что мы – друзья детства и я ему в общем-то доверяю. Я знаю – если Гевин когда-нибудь попадется, у него может возникнуть соблазн облегчить свою участь, сдав меня. Ну и, конечно, он опасается того же с моей стороны. И хотя я вряд ли сдам его федералам, даже если они возьмут меня за жабры, все-таки анонимность наших дел помогает сохранять дружбу чистой и незапятнанной, устраняя саму возможность предательства.
Так что в моей квартире Вики Ланьер Добиас известна лишь как номер 7. И когда Гевин составлял ее финансовый план, он оставил вместо имени пробел, который я позднее заполнил сам. Заполнил и нажал кнопку «печать».
– Наконец-то я до нее добрался, Гев. Впился в нее, как большеротая пиявка.
Он откладывает лэптоп в сторону.
– Что ж, Ники Мешок-с-Пончиками, повезло тебе.
Я отвешиваю театральный поклон.
– Ну, расскажи, не томи, – говорит он. – Я жажду деталей.
Я подхожу к бару и беру бутылку скотча. В Чикаго я приехал летом, завершив предыдущее дело. Мой номер 6 жила в Лексингтоне, Кентукки, ей было пятьдесят три, и ради меня она бросила мужа. Так спешила, что взяла с него при разводе всего один миллион, который вручила мне, чтобы я вложил деньги в какое-нибудь выгодное дельце. Но я, само собой, смылся и залег на дно, тихо просидел там несколько месяцев, а потом вернулся в Чикаго, где Гевин живет постоянно и где, можно сказать, прошло наше детство.
– Джентльмен никогда не рассказывает о тех, кого он целует.
– О’кей, скажешь, когда появится джентльмен. А пока давай колись. Ты-то раз в двадцать чаще трахаешься, чем я.
– Двадцать помноженное на ноль? – Я наливаю себе четверть бокала виски, поднимаю его, как будто чокаюсь, и пью, а потом смачно причмокиваю.
– Ну, давай, Ник.
Я предостерегающе поднимаю палец.
– Не называй меня так.
– Ах, извини, Кристиан. Какого черта ты выбрал себе такое имечко для прикрытия?
Я наливаю еще виски и снова пью. Алкоголь я предпочитаю употреблять неразбавленным – меньше газов.
– Вот именно потому, что никто не назовется Кристианом просто «для прикрытия».
Будь у меня выбор, моего псевдонима не знал бы и Гевин. Это единственный изъян в моем плане отделять дружбу от чисто профессиональных отношений. Но мою фальшивую личность создает именно он: моя кредитная история и послужной список поддельные, водительские права и кредитные карты – поддельные, дипломы и сертификаты – поддельные, даже заметки обо мне в колонках новостей «Форчун» и «Ньюсуик» – поддельные. И состряпал их Гевин. А он не смог бы этого сделать, не знай моего подставного имени. Кристиан Ньюсом.
Я плюхаюсь на стул.
– Знаешь, Гев, похоже, я напал на золотую жилу. Раньше я думал, что ею была номер пять.
– Номер пять – это из Милуоки? Номер пять была крутая. Пару лимонов тебе принесла, нет?
– Ну да. В те времена это был Клондайк. Но разве сравнишь ее с этой? Двадцать миллионов долларов! Вот получу их – и сразу завяжу. Уйду на пенсию в тридцать два года, как только сорву куш.
– Ей понравилось твое предложение? То, с водой? Или азиатские акции?
– Заглотила и то, и другое, как акула наживку. Оно же настоящее, верно? Ты сказал, что настоящее.
– Ну, в целом, конечно, настоящее. В наше время люди спекулируют и на воде. Но такой возврат, который ты посулил ей всего через пять лет?.. Нет, шалишь. Хотя откуда ей знать?
– Не знаю и знать не хочу.
– И почему тебе всегда так везет? – Он трясет головой. – Вот я, рву задницу за пятьдесят, ну, может, сто тыщ зараз. А ты приходишь, забираешь у горячей телки ее миллионы, да еще ее саму оприходуешь сверх того…
– Я оприходую ее именно для того, чтобы увести у нее миллионы, Гев. К тому же она первая начала. А мне что оставалось делать? Она встает прямо посреди офиса, стягивает с себя платье и остается в трусах и в лифчике, а я, значит, должен делать вид, что мне не интересно? Так она тут же за дверь выскочит, и тогда ищи ее свищи, со всеми ее миллионами…
– Она сама расстегнула платье? Прямо посреди приема? Черт, ну почему со мной никогда такого не бывает, а?
Да потому, что ты с четвертого класса школы не менял своих пищевых привычек. Потому что ты не делаешь по пятьсот «скруток» для пресса каждый день, не тягаешь свободные веса и не ходишь по клаймберам по два часа в день. Потому что ты толстый и страшный, хотя ты и мой друг.
– С номером семь все иначе, – говорю я.
– Что, ты в нее влюбился?
– Господи, нет. Я в том смысле, что мне не надо влюблять ее в себя и уговаривать бросить мужа.
Обычно это работает именно так. То есть такова единая общая тема всех моих афер. Я уговариваю их развестись, пока мужья даже не подозревают о том, что я существую и уж тем более имею их женушек. А когда они разводятся, я накладываю лапу на их денежки и смываюсь. Идеальная схема. Ведь женщины держат мое существование в тайне по понятным причинам да и потом не очень-то распространяются о том, что с ними случилось, – им же стыдно. Обычно я сам убеждаю их не требовать от мужа полного раздела имущества при разводе, а обойтись малой кровью – чтобы муж отпустил ее быстро и без скандала. Богатенькие мужья легко расстаются со сравнительно крупным куском вроде лимона-другого и еще радуются, что отделались от своих благоверных по дешевке. Дешевка – это, конечно, не самый приятный момент для меня, но зато никто не роет землю, чтобы раскрыть мое инкогнито и обеспечить новую встречу.
Так что цель у меня всегда одна, а вот способы ее достижения – разные. Повторяться нельзя, иначе я рискую выработать «почерк». Например, Вики я представляюсь крупным инвестором; один раз я уже использовал такой прием, но это было много лет назад, с номером 4, в Санта-Фе. А вообще я могу быть тем, кем мне удобно. Фитнес-инструктором, как с номером 3 в Неаполе. Начинающим актером, который подрабатывает официантом в ресторане, как с номером 2 в Сакраменто. Недавним студентом, как с номером 6 в Лексингтоне. Короче, я нахожу подходящую бабенку – иногда она находит меня сама, – влюбляю ее в себя, краду ее у мужа, а потом накладываю лапу на его денежки.
– С номером семь все по-другому, – говорю я, – потому что мне не надо уговаривать ее уйти от мужа. Она сама вертит им как захочет. И сможет распоряжаться деньгами по своему усмотрению. И, судя по всему, намерена так и поступить.
Гевин наконец просекает, о чем я, и тычет в меня, подавшись вперед.
– То есть ты хочешь сказать, что получишь не часть и даже не половину, а всю сумму? Целиком?
– Я получу двадцать миллионов. Точнее, двадцать один.
– Невероятно. Тебе чертовски везет.
– Тебе тоже, приятель. Ты ведь получаешь свои десять процентов.
Десять процентов я плачу Геву потому, что без его липовых ксив не вытянул бы ни одной аферы, а в этой мне помогли еще и его финансовые знания.
– Но есть одна сложность. Надо не заступать за линию, – говорю я. – То есть все должно быть отлично до ноября, когда она получит деньги.
– А, трастовый фонд, да… – Гевин смотрел его, по моей просьбе, хотя я предусмотрительно убрал оттуда имя Саймона, а имя Вики там и так не указано – она упомянута как «супруга». – Если она и дальше захочет трахаться с тобой, то ты получишь деньги. Но если окажется, что это была минутная прихоть, ее каприз, то тебе придется смириться. И не просто смириться – тебе придется вести себя так, чтобы она ничего не заподозрила. А то вдруг она начнет чувствовать себя виноватой перед мужем, а ты будешь торчать перед ней как напоминание о ее вине, и тогда она возьмет и унесет денежки куда-нибудь подальше…
И он прав. С сегодняшнего дня и по третье ноября включительно мне придется быть безупречным. То есть вести себя с Вики так, чтобы ей было легко и удобно.