Мы стояли у комода и рассматривали ее школьные фотографии, когда Лорен, взглянув на часы, сказала:
– Через час вернутся родители. Правда, иногда они приходят и раньше…
– Значит, мальчику пора сматывать удочки, – догадался я.
– Угу. – Она прижала ладони к моей голой груди. – Только ты уже не мальчик, а мужчина. Может быть, трахнешь меня еще разок перед уходом?
Она точно знала, где у меня та самая кнопка.
С того дня прошло девятнадцать лет. Край пропасти стремительно приближается, но повернуть назад еще не поздно. В этом-то вся и красота – пока я не прыгнул, могу передумать.
Моя жизнь сложилась неплохо, даже приятно. Мне удалось собраться и пойти дальше. Я еще долго могу вести это размеренное существование. Пусть оно небогато событиями и даже скучновато, на чей-то взгляд, но на мой – в нем есть смысл, и это главное. Я могу преподавать, и, даже если декан Комсток выживет меня из этой школы, я найду другую. Быть может, не столь престижную, но я и там буду учить студентов праву, беседовать о праве, писать статьи и вести блог.
Но если отважусь на прыжок, то понятия не имею, где окажусь. Может быть, он станет самой большой ошибкой в моей жизни. Или даже прикончит меня…
43. Вики
Я сижу в кресле с высокой спинкой у входа в бальный зал отеля «Пенинсула», где восемьсот богатейших жителей Чикаго общаются и играют в рулетку, чтобы собрать средства для программы ознакомления населения с проблемами аутизма. Мое платье, хотя и мало подходит для этой вечеринки, на которую меня, кстати, никто не приглашал, все-таки позволяет не выделяться в толпе.
На коленях у меня телефон, в ушах наушники. Я делаю вид, будто ищу что-то в телефоне. На самом деле я в него даже не заглядываю – экран пустой. Зато слова, сказанные сейчас в номере «Золотой Берег», раздаются в наушниках вполне четко:
ОН: «Значит, ты останешься сегодня здесь на ночь?»
ОНА: «Нет. А ты?»
ОН: «Это мой номер».
ОНА: «Понятно. А зачем ты мне об этом говоришь?»
ОН: «Ой-ой. Кажется, я сказал что-то неподобащее?»
ОНА: «Тебе виднее. Вот скажи, о чем ты сейчас думаешь?»
ОН: «Вряд ли мне стоит об этом говорить».
ОНА: «Почему же?»
ОН: «Боюсь получить пощечину».
Пауза.
ОНА: «То есть ты думаешь, что я дам тебе пощечину».
ОН: «Или моя жена, если услышит».
Отлично. Тест проведен. А он осторожный… Вроде бы начинает, дает ей возможность развить тему, но каждый раз оставляет себе лазейку для отступления.
ОНА: «Тогда тебе повезло, что ее здесь нет».
Прошло семьдесят пять минут. Раньше, чем я ожидала. В номере слышимость куда лучше, чем в шумном зале, почти ничего не мешает. Его стоны, конечно, раздражают, но они же дают подсказку.
ОН: «Ты… какая ты удивительная».
ОНА: «Тебе нравится?»
ОН: «Нравится… еще как».
ОНА: «А так твоя жена делает, Пол?»
ОН: «Жена? Жена вообще ничего не делает. Лежит, как мешок с картошкой. Иногда мне пульс у нее проверять приходится».
Оба смеются.
Примерно через час, то есть уже после полуночи, вниз спускается Мелани. Мы знакомы давно – были когда-то коллегами в «развлекательном» бизнесе, из которого она так окончательно и не ушла, хотя стала студенткой и вот-вот получит диплом по социологии. Надеюсь, у нее все сложится и она найдет себе другую работу. А пока Мел подрабатывает привычным способом, хотя подработка и основная работа – это, понятное дело, не одно и то же.
Я протягиваю ей конверт. Она открывает его, пересчитывает деньги и говорит:
– Здесь больше, чем мы договаривались. Слишком много.
– Считай, что это бонус. Ты хорошо поработала.
– Да уж… Жену свою он не любит, сразу ясно.
Она снимает с платья хрустальную брошку и отдает мне.
– Думаю, я отсняла все, что там было. Будешь использовать – закрась мне лицо.
– Конечно, Мел. Хотя вряд ли до этого дойдет.
Мы обнимаемся на прощание.
– Не бросай учебу, – говорю я ей. – Обещай, что получишь диплом.
– Обещаю. Осталось всего два семестра, даже меньше. – Вдруг она оглядывается по сторонам, потом наклоняется и шепчет мне прямо в ухо: – Слушай, а чем он тебе насолил, тот парень?
44. Кристиан
Вики лежит на мне и то наматывает мои грудные волосы себе на пальцы, то снова распускает – думает о чем-то своем. О чем, не знаю: она мне не рассказывает, а я не спрашиваю, боюсь отпугнуть ее излишней настойчивостью.
Думаю, не стоит пока выспрашивать, кто я для нее – финансовый гуру, который к тому же приятен для глаз и очень неплох в постели, или кто-то поважнее. Гевин прав: главное сейчас – деньги. Нельзя упустить приз, до которого осталось всего около месяца.
Но чем ближе третье ноября, тем сильнее я нервничаю, прямо как на бейсболе, когда питчер[38] подает один неберущийся мяч за другим, но наступает девятый иннинг, выигрыш уже маячит впереди, и ты вдруг начинаешь напрягаться.
– А что у тебя вышло с отцом Саймона? – История с Теодором Добиасом мне непонятна, и это плохо. Ведь если Саймона Добиаса можно раскачать так, что он пойдет на убийство, то мне лучше бы знать об этом заранее, еще до того, как я помогу Вики украсть у него деньги.
– Ну, он, видно, считал, что Саймон был нужен мне только из-за денег. Может, дело было во мне, а может, он так относился ко всем женщинам…
– Или не доверял Саймону.
– Это точно. Саймон… – Вики упирается подбородком мне в грудь и глядит на меня. – Когда смотришь на Саймона, то видишь симпатичного парня, который умеет быть забавным и обаятельным, но при этом до меня у него почти не было серьезных отношений с женщинами. Насколько я знаю, настоящая девушка у него была всего одна, и то лет так в восемнадцать. Ее звали Лорен, и она разбила ему сердце. Это было, как раз когда умерла его мать, так что у него тогда вся жизнь перевернулась.
– О, так она умерла? – спрашиваю я, прикидываясь простачком.
– Ну, это целая история. Мать Саймона – ее звали Глори – преподавала право, как теперь Саймон. У нее случился удар, который усадил ее в инвалидное кресло, частично повлиял на ее умственные способности и сломал карьеру. Отец Саймона Тедди заработал тогда хорошие деньги и стал вести себя как холостяк. Он изменял жене. Саймон его застукал.
– Застукал?
– Ага. Их вдвоем. Тедди как раз трахал свою бабенку у себя в кабинете, когда туда зашел Саймон и все увидел.
– Жесть.
– Точно, жесть, да еще какая – ведь Саймон буквально боготворил мать. Он не смог сказать ей, что вытворяет за ее спиной Тедди. Так и держал язык за зубами. А потом Тедди промотался, и ему не хватило денег, чтобы оплатить для Глори сиделку на дому. Короче, муж решил поместить Глори в больницу, Саймон психанул, и где-то в это время Глори выпила пузырек болеутоляющего. – Она смотрит на меня. – Рад, что спросил?
– Значит, сам Тедди потратил все деньги на женщин, но не хотел, чтобы сын пошел по его стопам? И поэтому наложил такое условие на фонд?
– Наверное.
– А что случилось с самим Тедди?
Она смотрит на меня долгим взглядом.
Да, неудачно я сформулировал вопрос. «Что случилось с Тедди…» Надо было спросить более обтекаемо, типа «А что было после смерти Глори? Саймон помирился с отцом?» Чтобы она не заподозрила, что мне известно – кто-то воткнул в Тедди нож.
Поздно идти на попятный, Ники. Начал игру, так продолжай.
И тут я понимаю, что Вики думает не над тем, почему я задал такой вопрос, а над тем, как много мне можно рассказать. Решает, как глубоко в свою жизнь она может впустить меня.
– Хочешь – верь, не хочешь – не верь, но Тедди убили. Он тогда жил в Сент-Луисе, и кто-то пырнул его ножом в живот и столкнул в собственный бассейн.
– Вау, – говорю я. – И кто же его пырнул?
Она отводит глаза.
– Полиция так и не выяснила. Саймона тоже подозревали, но он в это время был в Чикаго, готовился к выпускному экзамену в колледже. Ему было бы крайне сложно незаметно отлучиться оттуда, убить отца и снова вернуться.
Крайне сложно не значит невозможно. В преодолении сложности есть своя красота.
– О чем ты думаешь? – спрашивает она.
– Ни о чем.
– Нет, ты прикидываешь, мог ли Саймон убить Тедди.
– Нет, я…
– Или думаешь, что это сделала я.
– Господи, что за мысль? Конечно нет.
То есть конечно да.
– Я просто тревожусь за тебя, – говорю я. – Если вы с Саймоном сцепитесь из-за денег – я про трастовый фонд, – а он способен на насилие…
– То есть ты все-таки считаешь, что это сделал он.
– Эй. – Я притягиваю ее к себе, так что мы оказываемся лицом к лицу. – Я же никогда не встречал этого парня. Я понятия не имею, на что он способен, а на что – нет. Если ты скажешь, что это он убил своего отца, я тебе поверю; скажешь, что не убивал – значит, так тому и быть. Просто я хочу, чтобы ты была осторожна. Потому что ты важна для меня. Ты – моя долгосрочная инвестиция.
– А-а, – Вики протягивает руку и щупает меня между ног, – смотри-ка, как тебя возбудили разговоры о насилии и убийстве…
Господи, до чего же хорошо она меня знает – и это притом, что моя истинная личность ей неизвестна.
Она садится на меня, я проскальзываю в нее и давлю снизу вверх, а Вики стонет в ответ. С прошлого раза прошел час, так что я уже набрался сил и сейчас хорошо ее покатаю.
Вики снова ускользает мыслями в какое-то известное ей одной место, подается вперед, упирается руками в кровать по обе стороны от меня, приближает свое лицо к моему. Я вижу, как судорожно сведены ее челюсти.
Она открывает глаза и замедляет наш ритм, придает ему нежности. Потом еще приближает ко мне лицо, трется носом о мой нос и шепчет:
– Это сделал Саймон. Он убил отца. А я не пыталась его остановить. И вышла потом за него замуж. Вышла из-за его денег. Теперь ты все знаешь. И у тебя есть шанс сбежать от меня подальше.