Знал ли я, что полицейские из отделения в Грейс-Виллидж снимут отпечатки пальцев Лорен и возьмут образцы ее ДНК? Конечно, они всегда так делают, главным образом для того, чтобы отделить отпечатки и биологический материал жертвы от отпечатков и биологического материала возможного преступника. Знал ли я, что они проверят эту информацию по базам данных ФБР? Разумеется – стандартный полицейский протокол. Знал ли я, что отпечатки и ДНК Лорен совпадут с отпечатками и ДНК с места убийства моего отца в Сент-Луисе? Надеялся. Я ведь не знал наверняка, что на той бутылке и стаканах были отпечатки и ДНК именно Лорен. Но надежда, как говорится, умирает последней.
Рассчитал ли я все так, чтобы полиция Сент-Луиса получила новую информацию по старому делу и сочла его закрытым именно теперь, за несколько недель до выборов на профессорскую должность и того дня, когда я буду стоять здесь и отвечать на вопросы?
Ну, скажем так: обстоятельства сложились наилучшим возможным для меня образом.
– Я рад, что теперь это дело осталось позади, – твердо говорю я, глядя прямо на декана Комстока.
105. Саймон
Лесной заповедник за Берлингтоном, в штате Висконсин, где Вики прятала свой другой предоплаченный мобильник, с которого общалась со мной в дни после Хэллоуина, подходит для встречи не хуже, чем любое другое место. Я приезжаю первым – мне дальше ехать, и я не люблю заставлять себя ждать. Да и привычка оказываться на условленном месте с точностью до минуты, которая выработалась у нас с Вики за прошлые лето и осень, стала настолько крепкой, что, наверное, уже отпечаталась в моей ДНК.
Хотя теперь так перестраховываться уже, видимо, незачем. На следующий день после того, как Джейн Бёрк приходила ко мне с бутылкой, на которой нашли отпечатки Лорен, полицейское отделение Грейс-Виллидж сделало официальное заявление об окончании расследования убийства Лорен Бетанкур. Ник Караччи, также известный под именем Кристиан Ньюсом, убил ее в припадке ревности, а потом покончил с собой – видимо, раскаялся. Я видел по местному каналу полицейскую пресс-конференцию: Джейн Бёрк стояла за спиной у шефа, а вид у нее был до того «счастливый», как будто у нее вдруг обострился геморрой.
…Когда на тропинке показывается Вики, начинается небольшой снегопад. Снежинки падают на ее новое шерстяное пальто и шапочку в тон.
Интересно, как она подойдет ко мне – распахнет руки для объятий или, наоборот, засунет поглубже в карманы и будет сохранять дистанцию? Для нас обоих не секрет, что мы по-разному оцениваем наши с ней отношения, от которых я хочу значительно больше, чем она. Вот почему в те месяцы, когда мы вели себя как заговорщики, мы пережили немало неловких моментов. Осуществить задуманное было нелегко. Нам бывало страшно, мы испытывали напряжение. И невольно искали защиты и утешения друг у друга – короткие объятия, невинный поцелуй, легкое касание на ходу.
И все-таки ситуации большей близости, чем та, которая возникает, когда двое хранят одну тайну, и выдумать нельзя. Мы были вдвоем против всего мира, мы никому не могли доверять, только друг другу. Мы сидели в шезлонгах на крыше моего дома бок о бок или заваливались вместе на диван в гостиной и обдумывали наш план, проговаривая каждую деталь. Иногда у нас возникали разногласия; так, особенно долго мы спорили о том, стоит ли Вики спать с Ником. Для меня сама мысль об этом была невыносима, да и Вики тоже прекрасно обошлась бы без этого, и все же она настояла. («Он к этому привык, это же часть его аферы, он ничего не заподозрит, если его схема опять сработает безотказно». «А как еще я смогу сблизиться с ним настолько, чтобы он мне поверил?» «Я справлюсь. Я умею делать работу и думать при этом о другом, как бы отключаться. У меня большой опыт».)
Я то и дело устраивал ей опросы (Второе имя моей матери? Дата нашей свадьбы? Где я окончил школу?), чтобы она не попалась потом на какой-нибудь мелочи. Мы обсуждали тональность эсэмэсок следующего дня («Придумай что-нибудь игривое, у вас же еще стадия медового месяца», «Может быть, завтра добавить немного раздражения? У всех ведь иногда бывает плохое настроение». «С завтрашнего дня начинаем демонстрировать нерешительность и сомнения»). Вики читала мой «дневник», делала критические замечания, давала советы («Напиши, что я из Западной Вирджинии, но как бы случайно». «Тут попсихуй немного – ты же чувствуешь, что влюбляешься в Лорен, а сам-то женат на мне!» «Покажи неуверенность в себе, как будто не можешь поверить, что на тебя свалилось такое счастье»).
Признаюсь, временами мне казалось, что я снова ухаживаю за Вики, только как-то странно, наизнанку. А еще я видел ее настороженность и понимал, что она не хочет поощрять меня, боится создать ложное представление о ситуации. Поэтому Вики так часто говорила о будущем, как она переедет в Висконсин и будет жить там с племянницами – как бы предупреждала меня, деликатно и ненавязчиво, что ничего между нами не изменится.
Мне все время приходилось напоминать себе – нет, Вики не влюблена в меня, она просто выказывает привязанность. Я ей симпатичен, вот и все.
А еще мы вместе планируем двойное убийство, и ничего больше.
Она подходит ко мне, и улыбка прямо расцветает у нее на лице. У меня внутри как будто тоже что-то расцветает. Такой я еще никогда ее не видел. Хотя мне казалось, что уж я-то повидал всякую Вики: отчаянную и злую, вялую и безжизненную, решительную и сосредоточенную, ищущую выход своему гневу. И совсем недолго, еще до того, как я сам все испортил, поторопил события, попросив ее выйти за меня замуж, я видел ее удовлетворенной и решил тогда, что вижу счастливую Вики.
Но нет, тогда она не была счастливой. Счастливая Вики – передо мной, сегодня. Буквально светясь от радости, она подходит ко мне легким, упругим шагом. Как же ей идет счастье – она настоящая красавица…
Я раскрываю ей объятия, и она вплывает в них, обнимает меня и даже постанывает от удовольствия. Так мы стоим некоторое время – я, закрыв глаза, впитываю каждый миг, вдыхаю ее запах, наслаждаюсь ее присутствием, ее теплом, вполне возможно, в последний раз в жизни.
– О-о-о, как же я соскучилась, парень, – шепчет Вики.
Но все равно не так, как я по ней. Я молчу. Не хочу осложнять ей эти минуты.
– С Рождеством тебя, – говорю я, когда мы наконец отодвигаемся друг от друга настолько, что можем видеть лица. Она берет мои руки в свои.
– И тебя тоже с Рождеством. Санта был очень щедр в этом году. Очень. Ты бы видел лицо Мириам, Саймон! Она плакала. Она визжала от радости. Пересчитала деньги раз десять, не меньше. И все приговаривала: «Миллион долларов! Миллион долларов! Кто мог подарить нам миллион наличными?» Я, конечно, молчала. Хотя меня так и подмывало сказать.
Я мотаю головой:
– Лучше я останусь анонимом. Вдруг за мной следят? Узнают, что я отдал гору наличности какому-то безвестному приюту в Висконсине, начнут копать и выйдут через них на тебя…
Она согласно кивает:
– Ты думаешь, за тобой правда следят?
– Нет, я так не думаю. Но я же всегда был параноиком, в отличие от тебя.
– И хорошо, что был. – Вики вглядывается в мое лицо. – Ты не обязан был это делать. Отдавать нам деньги.
– Эй, а мне-то миллион долларов на что? Отопление у меня есть, кондиционер тоже…
Вики закатывает глаза:
– Ты мог бы оставить себе хотя бы часть того, что завещал тебе Тед.
– А ты могла бы согласиться и тоже взять часть, мадам.
Я предлагал ей. Я предлагал ей все, что у меня было. Она сказала «нет». И это одна из причин, почему я люблю ее так сильно. Всю свою жизнь Вики была бедной, даже нищей. Она уреза́ла себя во всем, считала каждый цент и даже продавала свое тело, чтобы выжить. И тут парень предлагает ей двадцать один миллион долларов, просто так, за здорово живешь, а она отказывается… Хочешь помочь приюту – пожалуйста, а лично ей ломаного десятицентовика не нужно.
Вики твердо решилась выстроить свою жизнь заново, но лишь на своих условиях.
– О, кстати, о деньгах, – говорит она. – Я же хотела спросить – ты получил профессорство?
Ее глаза широко раскрыты. У меня даже теплеет на душе – значит, ей не все равно, раз она помнит, как она хотела этого для меня, на что готова была пойти, чтобы помочь мне добиться цели.
– Нет, не получил, – говорю я. – Выбрали Рейда. Хотя, как я слышал, голоса разделились почти поровну.
– У-у… Как жаль. – Она стучит мне в грудь пальцем, вскидывает подбородок. – Зря ты не использовал ту информацию, которую я добыла для тебя, глупый.
Я пожимаю плечами:
– Но есть и хорошая новость – копы из Сент-Луиса больше ни в чем меня не подозревают. Дело закрыто, убийца найден. Так что у декана больше ничего на меня нет. А вакансии еще будут.
Она ненадолго задумывается, кивает.
– Значит, все вышло по-твоему… Вот и хорошо.
Мы помолчали, и Вики перешла на разговоры о повседневном – как работа, и все такое… Я подхватил. Стал спрашивать ее о девочках – она охотно отвечала. Не просто охотно – она вся прямо светится, когда говорит о них.
Но наше время подходит к концу, я чувствую. Чувствую, но ничего не могу с этим поделать.
– Тебе, наверное, пора возвращаться.
– Ага. Проводи меня немного. – Вики просовывает руку мне под локоть, и мы идем по тропинке к стоянке для автомобилей. У меня спирает дыхание, сердце часто бьется, отсчитывая оставшиеся нам секунды вдвоем.
Надо попробовать еще раз. Надо еще раз заговорить с ней о моих чувствах. Я просто обязан сделать еще одну попытку. В конце концов, что я теряю?
– Послушай…
– Наверное, мы ненормальные, да?
Я останавливаюсь, делаю выдох. Думаю над ее вопросом, потом усмехаюсь.
– Надо сначала объяснить, что такое «норма». По-моему, это еще никому не удалось.
– Ну, ты же понимаешь, о чем я.
– Вообще-то не очень, – говорю я. – А что, обманом забирать у людей деньги и ломать им жизнь – это норма?
– Есть люди, которые отпустили бы ситуацию. Простить не простили бы, но забыть смогли бы. Или даже если б не смогли, то просто жили бы с этим дальше, и все.