Нина выпрямляется, сомневаясь, не почудилось ли ей. Оборачивается. Замечает движение по другую сторону стекла.
Она выходит в коридор и встает на пороге общего зала. Свет там выключен. Небо над стеклянным потолком покрыто густыми облаками, сегодня вечером темнее, чем обычно в это время года. На одном из диванов Нина замечает тучную фигуру.
Сопение. Невнятное бормотание. Что-то похожее на молитву.
– Лиллемур? – Нина заходит в зал, полный теней.
Бормотание затихает.
– Да, – отвечает на удивление тонкий голосок.
– Не спите? Не смогли заснуть?
– Я не могу находиться в своей квартире.
– В каком смысле?
Глаза Нины постепенно привыкают к темноте. Она садится на низкий журнальный столик. Видит, как за спиной Лиллемур по коридору Б почти бежит Адриан. – Хотите, я провожу вас домой? – предлагает Нина.
Лиллемур мотает головой:
– Он сейчас у Моники, но может вернуться в любой момент.
– Кто?
Лиллемур оглядывается по сторонам. На нее падает свет из коридора Б.
– Расскажите, – просит Нина.
– Никакой он не ангел-хранитель, – шепчет Лиллемур. – Все это время я ошибалась. Думаю, он из другого места.
– Другого места не существует, – возражает Нина. – Вы ведь тоже в это не верите?
Но точно она не знает. Она видела, как Лиллемур возится со своими ангелами. Разговаривает с ними. Поет им. Все это выглядело так невинно, почти по-детски. Неужели это было заклинание от чего-то другого? – Дьявол и сам был падшим ангелом, – шепчет Лиллемур. – Как я могла быть такой дурой?
– Лиллемур. Дьявола не существует.
– Ты же знаешь, что это его самая большая ложь? Заставить нас верить, что его не существует?
Нина качает головой. Не знает, что сказать.
Что бы ни происходило с Моникой, дело тут не в дьяволе. Но для Лиллемур это все правда. Наверное, ужасно жить в мире, где дьявол и его посланники могут появиться, когда меньше всего этого ожидаешь.
– Если не веришь мне, зайди к Монике, – говорит Лиллемур и снова раскачивается взад-вперед. – Они разговаривают друг с другом. Я слышала их через стену. Пластиковые чехлы на диванных подушках вяло протестуют, прогибаясь под тяжестью тела старухи.
– Пойдемте, я уложу вас спать, – предлагает Нина. – Могу дать вам таблетку, которая поможет уснуть.
– Не хочу я спать. – Лиллемур качает головой. – Может, тогда я больше не проснусь.
– Когда-нибудь вам все равно надо будет уснуть.
– Только когда там все утихнет.
– Ладно. – Нина встает. – Я загляну туда. Если пообещаете потом лечь спать.
Она оставляет Лиллемур в зале и выходит в освещенный коридор Г. Смотрит на дверь в квартиру Г6.
Она не хочет заходить к Монике. Это нежелание ощущается на физическом уровне.
Я могу попросить Нахаль заглянуть к ней.
Именно эта мысль заставляет Нину решительным шагом пойти к квартире Г6. Это невыносимо.
Бояться нечего. Это же Моника. И Монике нужна моя помощь.
У двери Нина останавливается. И правда слышит голоса изнутри. Слов не разобрать, но интонация возбужденная.
Моника стоит посреди комнаты, словно ждет ее.
– Я уж было подумала, что ты прибежишь, размахивая крестом, – ухмыляется старуха.
Невозможно не заметить ее насмешливый тон. Нина осматривается в квартире, и внутри нее зарождается страх. Моника здесь одна.
Заглядывая в ванную, Нина старается казаться равнодушной. И там никого.
Страх становится сильнее, сдавливает Нине грудь.
– Зачем мне крест? – спрашивает она.
– Ну мне-то откуда знать? Эксперт ведь у нас Лиллемур.
Откуда она знает? Она слушала нас?
– Мне показалось, я слышала голоса, доносящиеся отсюда, – говорит Нина.
Моника разводит руками:
– Здесь только я. – Она ухмыляется. – Кто еще может здесь быть? Может, твоя мама?
Нина сглатывает.
– Нет, – говорит она. – Моя мама умерла. Но я волнуюсь за вас, Моника. Вы не в порядке.
– Просто не обращай на меня внимания. У тебя это хорошо получается.
Голос Моники опускается на октаву, пробуксовывает.
Мамин голос.
– Ты убила меня, – бормочет она.
– Нет.
Сердце Нины бьется так сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди.
– Да-а-а, – задиристо утверждает Моника. Голос снова разборчивый. – Если бы ты не разболтала врачам, что она снова начала пить, ей бы пересадили новую печень.
– Кто это сказал?
– Ты и сама это знаешь. Мне рассказала твоя мама.
Нина мотает головой.
Все знают? И знали все это время? Об этом говорят в городе?
– Я понятия не имела, что врачи поэтому спрашивали, пьет ли она, – слышит Нина собственный голос. – Ты точно знала, что делаешь, – настаивает на своем Моника.
Она подходит на шаг ближе, и теперь Нина ощущает тошнотворный запах алкоголя, идущий изо рта Моники, сочащийся из ее пор.
– Ты во всем виновата, – бормочет старуха. – Зачем мне было завязывать с алкоголем, когда ты просто бросила меня? У меня ничего не осталось. Мне даже с внуком не давали встретиться.
Нина отступает в темную прихожую. Жалеет, что, войдя в квартиру, не включила свет.
Моника идет следом. Пошатывается. Хватается рукой за стену, чтобы не упасть.
Совсем как она.
– Ты думаешь, что ты такая молодец?! – кричит Моника.
Мама!
– Думаешь, ты вся из себя особенная, такая неженка с большим домом и холодильником, набитым дорогой едой. Но это не жизнь. С тем же успехом могла бы и сдохнуть!
В полумраке прихожей Нине кажется, что она видит мамино лицо, морщинистое, одутловатое. Она протягивает Нине руку. Пальцы воняют никотином. Дрожат точно так же, как раньше, до тех пор, пока она не откроет первую за день бутылку вина.
– Ты даже не можешь трахаться с собственным беднягой мужем, если он сначала не вымоется, – шипит Моника. – Ты так боишься малейшего запаха мочи, который напоминает о Петрусе, подгузниках и всем здешнем дерьме.
– Прекрати, – просит Нина. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
Спиной она чувствует дверь – я закрыла ее? – и шарит рукой в поисках ручки.
– Я буду тебя ждать, вот увидишь! – кричит Моника прямо в лицо Нине.
У нее перехватило дух.
Потные руки Нины скользят по дверной ручке. Внезапно ее переполняет уверенность в том, что она никогда отсюда не выйдет, что застряла здесь навсегда.
Дверь открывается, и Нина чуть не падает спиной в коридор. Моника стоит в прихожей. Из ее горла вырывается хриплый звук. Глубоко внутри что-то хлюпает.
Нина не двигается. Худые пальцы Моники хватаются за дверную коробку. Грудная клетка поднимается, под ночной рубашкой проступают ребра.
А потом Моника падает. Коленями ударяется о пол. Марионетка с обрезанными ниточками. Все ее тело начинает трястись. Спина изгибается. Хрустят позвонки.
Нина зовет Нахаль.
Юэль
В темноте светится большой красный крест. Юэль наконец добрался до отделения неотложной помощи в Кунгэльве, паркуется поперек разметки, но не обращает на это внимания и бежит к входу. Автоматические двери двигаются медленно. Юэль прыгает на месте в ожидании, когда сможет протиснуться сквозь них. У женщины за стойкой информации добрые глаза и протяжный голос. Юэль понимает, что сам начинает говорить быстрее, чтобы компенсировать свою растерянность. Он явно идет не в ногу со временем. Женщина обещает, что доктор скоро придет с ним поговорить.
– Пока можете сесть и подождать здесь, – предлагает она.
Но Юэль не может сидеть, он ходит туда-сюда по коридору. Повсюду на койках лежат люди. В углу стоят полицейские и беседуют с двумя девушками, которым на вид не больше пятнадцати. Они держатся за руки. Глаза у них остекленевшие.
Юэль осознает, как ему повезло, что сегодня вечером он не пил. Тогда он не смог бы сесть за руль, чтобы приехать сюда. Или сел бы все равно, что еще хуже.
Из смотрового кабинета к нему идет Нина. На секунду кажется, что они сейчас обнимутся, но руки Юэля остаются висеть вдоль тела.
– Что произошло? – с тревогой спрашивает он.
– У Моники случился новый припадок. Нам удалось дать ей лекарство, но оно не помогло, поэтому мы вызвали «скорую». Я приехала вместе с ней сюда.
– Она в порядке?
Нина улыбается, чтобы успокоить Юэля, но с ее улыбкой что-то не так. Словно она слишком устала, чтобы сдерживать эмоции.
– С виду ничего не заметно.
У Нины под глазами залегли темные круги, и от нее слабо пахнет потом.
– У твоей матери взяли массу анализов, и показатели хорошие, – продолжает Нина. – Она только что вернулась с компьютерной томографии, так что скоро будет больше информации.
Юэль слабо представляет себе, что такое компьютерная томография. Видит перед собой людей на койках, которые заезжают в аппараты в форме трубы. Значит, на этот раз к маминому припадку отнеслись серьезно. – Она не спит, – говорит Нина. – Зайди к ней, если хочешь.
Юэль замечает, что у него дрожат ноги. Адреналин поддерживал его без сна, но малейший намек на расслабление – и он вот-вот рухнет.
– Я рад, что рядом с ней оказалась ты.
Нина кивает. Что-то странное мелькает в ее взгляде. Интересно, о чем она думает.
– Я сейчас поеду домой, – говорит Нина.
Они смущенно прощаются, и Юэль заходит в смотровую.
На маминой голове закреплено множество проводов, похожих на нити от медузы. Рядом с койкой – капельницы и мониторы, в руках – иглы. Еще один провод тянется от зажима на ее указательном пальце.
А что, если этому есть физическое объяснение? Возможно, врачи определят проблему, которую можно будет исправить таблетками или операцией, и мама снова станет собой. Может, я смогу вернуть ее.
– Как ты меня напугала, – говорит Юэль.
Мама удивленно смотрит на него:
– Разве?
– Как ты себя чувствуешь?
Мама морщит лоб. Кажется, задумывается.
– Я все никак не пойму, что я здесь делаю.
– Ты ничего не помнишь?