– Теперь можете снова лечь, Моника, – снимая перчатки, говорит медсестра. – Давайте я вам помогу.
Мама подтягивает ноги и позволяет уложить себя в постель.
– Что будет, если вы ничего не обнаружите? – спрашивает Юэль.
– Тогда запланируем магнитно-резонансную томографию и ночную электроэнцефалографию. Сейчас лето, и очереди на эти обследования небольшие…
– Но она же сможет здесь остаться?
Доктор мотает головой:
– У нас нет свободных коек.
– Но… если у нее опять случится припадок?
– Тогда она еще раз приедет к нам.
Можно подумать, это гребаный дружеский визит, а не еще один припадок, из-за которого пришлось вызывать «скорую помощь».
Юэль смотрит на маму, она тяжело дышит, закрыв глаза. Бомба с часовым механизмом, но счетчик никто не видит. Неизвестно, когда она взорвется в следующий раз.
Медсестра задергивает шторку вокруг койки. Врач говорит что-то еще, но Юэль почти ничего не слышит. Он выкурит сигарету и позвонит Бьёрну. Пора братцу наконец уяснить, что все серьезно.
– Мама? – говорит Юэль, когда они остаются в палате одни. – Ты спишь?
Вопрос остается без ответа.
– Я пойду позвоню Бьёрну, но скоро вернусь. Тебе что-нибудь нужно? Хочешь воды?
Юэль смотрит на поильник и пластмассовый графин. Думает, надо ли заставить маму выпить немного жидкости. Но сегодня ее уже достаточно заставляли.
– Я скоро вернусь, – повторяет он.
Юэль почти доходит до двери, когда слышит стон.
– Прошли недели, прежде чем они его нашли, – бормочет мама.
Сердце Юэля начинает биться вдвое быстрее. Словно тело все понимает раньше, чем успевает осознать мозг.
Она же не имеет в виду… Этого не может быть.
Юэль оборачивается. Мама все еще лежит с закрытыми глазами. Осторожно причмокивает губами.
– Кого? – спрашивает Юэль.
– Его родители так себя и не простили. Они думали, он наркоман… и что они не понимали…
Моника меняет позу, ее лицо искривляется от боли. – Мама, – говорит Юэль. – О чем ты говоришь?
Паника накатывает на него все более высокими волнами. Они угрожают затянуть в по-настоящему темные глубины.
– Он попробовал всего лишь во второй раз… – Мамины ресницы трепещут. – Он разыгрывал крутого перед тобой, не знал, что тебе надо гораздо больше…
Юэль качает головой.
– Ты вообще понимаешь, такой молодой, а по тебе никто не скучает… И ты оставил его там гнить. Ты думал только о себе. Как и всегда…
Пульс громко стучит в ушах Юэля, и все же он отчетливо слышит каждое слово.
– Его сестра заставила полицию вскрыть замок и попасть в квартиру. Она почувствовала запах разложения. Ей пришлось увидеть его таким…
– Мама, – говорит Юэль. – Кто это сказал?
Кому это известно?
– Ты его не видишь? – открыв глаза, произносит Моника. – У него жуткий вид. Совсем отекший, лицо синее… – Он здесь?
То, что Юэль задает этот вопрос, очевидно, означает, что он сошел с ума. Эта мысль даже утешает.
Ему больше никогда не придется бояться, что это произойдет. Это уже произошло.
– Он же стоит у тебя за спиной, – устало говорит мама и смотрит мимо Юэля.
Он оборачивается. Ему кажется, он краем глаза видит тень, но она пропадает, когда он моргает. Здесь только наполовину задернутая шторка и вторая койка в палате, которая сейчас пустует.
И все же Юэль совершенно уверен: что-то там стоит. Нечто, что он не может увидеть, но оно видит его.
Лампы в коридоре мерцают, словно подтверждая эту догадку.
Нина
– Помните, о чем мы говорили вчера?
Лиллемур удрученно смотрит на Нину и мотает головой.
Нина размышляет, как ей продолжить. Она осматривается по сторонам. С трудом узнает комнату с пустыми полками и голыми стенами, на которых больше нет картин.
– Вы сказали, что ангел-хранитель Моники на самом деле не ангел-хранитель, – неуверенно начинает она.
Лиллемур отводит взгляд:
– Об этом я думать не хочу.
– Значит, вы помните? – Голос Нины эхом отзывается в комнате. – Пожалуйста. Я знаю, вам страшно, но думаю, мы сможем помочь друг другу, если вы расскажете… – Нет, – обрывает ее Лиллемур. – В этом нет смысла. Он все равно сделает так, как захочет.
Нина подумывала взять больничный. Мысль о том, чтобы оставаться здесь, была невыносима. Равно как и мысль о том, чтобы оставаться дома. Ходить по дому, когда там же находится Маркус. Размышлять, знают ли люди о том, что произошло с ее матерью, обсуждали ли они это. Ведь и Монике все известно. Другого объяснения не существует. Во всяком случае, другого разумного объяснения.
Нина смотрит на стену, граничащую с квартирой Г6. Было бы полным безумием думать, что мама была там на днях. Даже пытаться не стоит.
Так почему она сейчас сидит здесь с Лиллемур? И к тому же мучает ее?
– Вы знаете, кто он?
Лиллемур сжимает губы.
– Лиллемур. Вам нечего сказать, чтобы помочь мне?
– Забудь об этом. Рано или поздно он исчезнет.
– Откуда вы знаете?
Лиллемур оглядывается, словно желая убедиться, что их никто не слушает.
– Очевидно, он не останется здесь навсегда, – шепчет она. – Ты же понимаешь, что он этого не хочет?
– Нет, не понимаю! Вы должны мне помочь!
Лиллемур обхватывает себя руками:
– Сейчас он вернулся. Больше ничего не говори.
Нина видит, что давить на бедняжку бесполезно. Надо прийти в себя. Серьезно поразмыслить, во что ее втягивают.
Она всегда гордилась тем, что у нее хорошо получается общаться со стариками. Она никогда не ставит под сомнение их рассказы, а старается следить за ходом их мысли и пытается понять их.
Возможно, она слишком преуспела в этом. Возможно, делала так слишком долго.
Нина выходит в коридор и видит, как из холла заходят Юэль и Моника. Моника двигается осторожно, кажется, что за последние сутки она постарела лет на десять. У Юэля тоже потрясенный вид.
Нина идет им навстречу. Юэль поднимает руку и устало машет ей. Моника ничего не замечает.
Сломлены. Мы все сломлены.
– Как все прошло? – спрашивает Нина.
– Врачи ничего не нашли, – отвечает Юэль.
Они смотрят друг на друга. В коридоре пищит сигнализация. Нахаль зовет Нину. Она разворачивается. Красная лампочка мигает над дверью в квартиру Г2.
Петрус.
Нина быстрым шагом идет туда. Она слышит крик Нахаль, но не может определить, кричит она от боли или от злости.
Петрус сидит в постели, запустив пальцы обеих рук глубоко в волосы Нахаль. Одеяло сползло. Обрубки ног широко раздвинуты.
– Отпустите ее!
Петрус оборачивается к Нине и ухмыляется:
– Ты к нам присоединишься? Тут хватит на всех.
Нина пытается ослабить хватку мужчины. Длинные пряди волос Нахаль закрутились вокруг его скрюченных пальцев. На бледной коже головы женщины видны ярко-красные следы от ногтей Петруса.
– Волосы на месте? – спрашивает Нахаль и всхлипывает, пока Нина распутывает пряди. – Кажется, он что-то выдрал.
– Ничего страшного, – успокаивает ее Нина. – Просто стой спокойно.
– Вот черт, я просто собиралась дать ему инсулин, думала, что все делаю осторожно…
Нахаль чуть не плачет. Нина шикает на нее – не хочет делать подарок Петрусу.
– Эта потаскуха сосала мне весь день, – ухмыляется Петрус. – И все ей мало, еще и бесплатно.
Он смеется, и Нине хочется его ударить. Сильно. Она бы никогда этого не сделала, но сама мысль наполняет ее глубоким удовлетворением.
– Я отпущу, если вы обе залезете сюда ко мне, – заявляет Петрус.
Хватка становится сильнее. Он сжимает в руках пряди волос. Но его руки начинают дрожать. Еще немного, и он не сможет держать их на весу.
Наконец Нине удается разжать руки мужчины. Нахаль отходит от кровати. Ее глаза покраснели и опухли. Она поднимает с пола очки. Отряхивает рабочую блузу, и Нина задумывается, удалось ли Петрусу добраться и до ее груди, пытается ли она стряхнуть ощущение его прикосновения.
– Тут хватит на всех, – ухмыляется Петрус, дергая свой вялый член.
Нина сыта по горло. Петрусом. Всем.
– Раз так, – говорит она, – тогда начнем.
Нахаль уставилась на Нину во все глаза.
– Покажите, на что вы способны. – Нина садится на край кровати. – Я больше не могу сопротивляться.
– Что ты делаешь? – шепчет Нахаль.
Нина заглядывает Петрусу глубоко в глаза. Замечает проблеск страха. Наклоняется над матрасом, словно собирается лечь на Петруса. Ее лицо приближается к его лицу.
– Давайте же. Покажите, что вам нравится.
Петрус отворачивается.
– Трахните меня, – говорит Нина. – Начинайте.
– Оставь меня в покое. – Петрус закрывает глаза. – Я не хочу.
– Так я и думала. – Нина встает с кровати.
Она поднимает с пола одеяло и накрывает калеку. Чувствует на себе взгляд Нахаль.
Триумф опьяняет. Нина смеется. Она уже предчувствует угрызения совести, которые скоро накроют ее с головой, но сейчас ей наплевать.
– Много разговоров, а дела мало, – усмехается она.
– Все потому, что вы такие уродины! – орет Петрус вслед женщинам, когда они выходят из квартиры. – Мерзкие шлюхи!
Нина закрывает дверь. Слышит, как Петрус продолжает кричать внутри, но уже не может разобрать слов.
Юэль
В поле зрения Юэля танцуют черные точки. Сливаются, расходятся.
Дышать. Нужно не забывать дышать глубоко, до самых легких. Нужен воздух, но кажется, что в квартире нет кислорода.
Мама уснула сразу же, как только легла в постель. Глазные яблоки быстро двигаются под тонкими веками. Что она видит во снах? Кто она в них?
Юэль встает и идет в ванную. Ополаскивает лицо холодной водой.
Кто ей рассказал?
Как раз после того утра он завязал с наркотой.
Шесть лет и два месяца. Уже почти три.
Она расскажет кому-нибудь?
Но кто ей поверит?
Юэль возвращается в комнату. Смотрит на мамино умиротворенное лицо. Кажется, она только что закрыла глаза.