«Очень хорошие домики, но жить в них скворцы не будут», — сказал учитель.
«Почему?» — удивился завхоз.
«Доски вы изнутри выстругали, — сказал учитель, — и снаружи домик покрасили. Этого не следовало делать».
Мы были раздосадованы, долго еще разговаривали, утешали завхоза, а он стоял с топором в руках и охал, приговаривал:
«А я для вас, дети, старался, радость хотел вам сделать. У меня ребят нету. Даже воробьи от моих услуг отказываются».
Меня тревожило одно: будет он мачту поднимать или не будет? Старик оставил ее на снегу. Значит, мне не быть женой Подкидышева.
18 апреля. После уроков я крикнула классу, чтобы все остались.
«Давайте устроим в честь дня рождения В. И. Ленина вечер».
Все хором согласились. Алибеков пообещал принести пленки с музыкой — для пения и танцев. Постановили устроить живую газету. Собрание было бурным. Подготовимся сами, никому из учителей не скажем.
5 мая. В классе было собрание, которое превратилось в диспут «Что такое дружба и товарищество?». С самого начала я убедилась, как тяжело учителям бывает с классом. Прошу выступать, а все хохочут. Спрашиваю Инну Горячеву — группа смеется. Оказывается, Боря С. поймал муху, обмакнул ее в чернила, и она бегает по листу бумаги, рисует чернильные круги. Класс забавляется, несмотря на мои усилия «разжечь» спор о дружбе. Я так возмутилась, что потребовала тут же вынести выговор Боре С. Муху убили, но после этого напали на меня. Обвиняли, будто я командую всеми, будто я бездушная, ни с кем, кроме любимчиков, не разговариваю… Потом заговорили, что у нас в классе много одиночек, живут сами по себе. Боря С. одинок от зазнайства, что он лучший филателист в поселке, ему с нами неинтересно общаться. Маша И. живет заботами своей деревни, из которой она ходит в школу. Группа Корикова из трех человек обособилась: отличники. Никогда не думала, что наша классная комсомольская группа такая — нет в ней единства. Приняли решение завести тетрадь, в которую честно и смело записывать, кто и что о ком думает. Потом это обсудим.
10 мая. Удивительный ты, Валера, человек! Хоть ты и говоришь не своими словами, но ты любишь меня… Да, да! «Любить необходимо мне; и я любил всем напряжением душевных сил». Меня будто окатило ледяной водой, когда он произнес эту фразу. Потом мне стало жарко. Он разглядывал мое лицо, закрыл два раза веки, и я ему ответила тем же. Стояли так близко, что я слышала удары его сердца. Какая-то сила охватывала нас.
«Но лучше я, чем для людей кажусь, Они в лице моем не могут чувств прочесть», — прошептал Валера.
Ушла в спальню. Ах, Валерка, Валерка! Что с нами будет? Галина Викторовна уже разъяснила, что после седьмого класса все пойдем в училище. С тобой, милый Валеричек, встретимся, может быть, лет через пятнадцать… Каким ты станешь? Академиком? При твоих способностях все можно… А я буду знаменитой актрисой. Представляю себя в Москве. Большой театр. Мне рукоплещет зал. И ты бросаешь из зала цветы, кричишь: «Ксеня!» Вечером в уютной квартире мы беседуем. Я стою у окна, мне двадцать девять. Но я еще молодая женщина, не замужем. И ты скажешь: «Я пришел…»
«А помнишь школьный бал-маскарад?»
«А помнишь, как поссорились из-за Лермонтова?»
В майский сад вошел факир,
Сразу все преобразил:
Из крохотной корчажки-почки
Вылазят блинчики-листочки,
Шмель загудел на огороде,
Повез детишкам бочку с медом,
Наперерез поспешный гром
Бежит и брызгает огнем.
Куда же ты? Куда же ты?
Помнешь деревья и цветы!
ТЕТРАДЬ № 5. ШКОЛА-ИНТЕРНАТ
22 июня 1963 г. В нашей комнате побывала Галина Викторовна. Тут же присутствовала бабка-техничка. Нас собралось более десятка, получилась политбеседа.
«Ты кем будешь, Ксения?» — спросила Галина Викторовна.
«Актрисой!» — нагло ответила я.
Заговорили о счастье. Техничка сказала: «Счастье у грамотных будет грамотное». Мы смеялись.
«Счастье в борьбе!» — «Счастье в семье». — «Счастье в деньгах». — «Счастье в профессии». — «Счастье в славе». — «Слушайте голос совести». — «Слушайте голос желаний». — «Слушайте советы учителя». — «Слушайтесь своего разума!» — «Счастье в отсутствии несчастья».
«У рассудка есть границы, — сказала Галина Викторовна. — Он способен ошибаться. У каждого человека много способностей. Он может стать талантливым шофером, штукатуром или матерью. Не переживайте, если постигает в чем-то неудача. Значит, ты в этом менее способен, чем в другом собственном таланте. Разум лишь одно из многих достоинств. А другое — это красота, любовь, умение плясать, петь, трудиться, рожать детей…»
Говорили долго. Всего я не запомнила. «Жить для счастья людей». Техничка сказала, что она всю жизнь работает, вышла замуж пятнадцати лет, родила десять детей. У нее один сын инженер, два сына погибли на фронте Отечественной войны.
23 июня. Воскресенье. Спала утром на солнышке. Окно было распахнуто, тихо дребезжало стекло. Внизу проносились автомашины. Там индустриальная жизнь, а я лежу, не знаю, куда пригожусь после школы-интерната. Вспомнила, что по телевизору должны показывать «Чапаева». После обеда взрослые мальчишки, а с ними и Валерка поехали в город. Я слонялась по двору, потом сидела в спальне. Собрались ребята — Балдин и Абдрахман.
«Буду строителем», — сказал Балдин.
«А я только летчиком!» — заявил Абдрахман.
Вдруг входит Валерка. Мутным взглядом осмотрел всех, остановился на мне. Какой-то гордый, готовый в наступленье, в ожесточенную схватку, в драку. В выражении лица было: «Что это у тебя за поклонники?» Побыл минуту-другую и вышел за дверь. Ох, милый геолог!
29 июня. Грустно без Валерки. Невыносимо скучно. Хожу, будто никого вокруг нет. Сижу в спальне у открытого окна. Чтобы отогнать скуку, пытаюсь думать о прошлом. Иду смотреть телевизор. Передача про буровиков. В тайге открыты месторождения нефти и газа, строят города. Мне тоскливо без Валерика.
30 июня. У ворот встретила Валерика и Абдрахмана. Они вернулись из города. У Валерика в авоське яблоки. Сам он румяный, как яблоко, пахнет яблоками. Высыпал мне в подол ворох красивых плодов.
«Да ну тебя! Возьми в авоську!»
Он переложил в сетку, вручил мне как хозяин.
«С рынка?»
«Ага!»
«Где денег взял?»
Покровительственно похлопал меня по плечу. Сели на скамейку.
«Не забыла, о чем толковала Галина Викторовна? — толкнул меня в бок локтем Алибеков. — Ремеслуху пора выбирать. Куда хочешь?»
«Не знаю. Хочу в актрисы».
Алибеков свистнул.
«Нас выпирают из интерната. Хочешь, пойду работать, буду тебя учить?»
Я тоже свистнула.
«Мели, Емеля, твоя неделя! Самого никуда еще не примут. Тебе сколько лет?»
«Неважно. — Алибеков расправил грудь, закинул мне на спину руку. Я ее сбросила. — А тебе сколько?»
«Четырнадцать», — соврала. Мне уже пятнадцать.
«Пацанка, слушай старших! — покровительственно объявил Алибеков. — Пойдем вместе в речное училище?»
«Палубы драить?» — хихикнула я.
«Поженимся. Станем летом плавать, а зимой учиться», — уговаривал меня серьезным тоном, даже не улыбался.
Валерка молчал, склонил голову, зыркал глазами то на меня, то на Абдрахмана. Понимала: ревнует меня к Алибекову.
«Дружи с Аней. Женись на ней», — сказала я Абдрахману.
3 июля. Ездили в город. В кузов школьной машины положили доски, все на них сели. Место возле меня заняла повариха. Подкидышев взобрался в кузов, а сесть ко мпе поближе не может. Помотал головой, зло упрекнул повариху: «Фу, расселась!»
«Ты как гутаришь со старшими?» — взвилась повариха.
«Гутаришь, гутаришь», — передразнил ее Валерка, скорчил рожицу: — Тихо, мамаша!»
Он вытащил из кармана пачку сигарет, закурил, но тотчас нервно бросил за борт. Всю дорогу смотрел на меня исподлобья. Алибеков не унимался с предложениями:
«Ради тебя, Ксюша, готов на все! Если не пойдешь в речное, то я поеду в мореходку. Хочешь, денег отвалю?»
«Замолчи! Я не нищая».
Он не обиделся. Въезжали в центр города. Алибеков сказал, что в драмтеатре есть студия, где готовят молодых актрис, но нужна десятилетка. От ветра мои коленки замерзли. Валерка увидел красную кожу моих коленей, оттирал ладонями. Я их отдергивала, он хватался и удерживал. Слезли с машины на главной улице Республики. Когда отошли от всех, взялись с Валеркой за руки. Шагали, рассматривали объявления. На круглой тумбе большой лист: «Строительное училище приглашает».
«Слышал, о вас договариваются с этим училищем», — заметил Валерка.
«От кого слышал?»
Он не ответил, а сказал:
«А я поступлю в геологический техникум в Свердловске».
«Зачем так далеко?»
«Хотел бы в Москву, да нет денег».
Он был мрачен и самоуверен.
«А до Свердловска денег хватит?»
«Хватит. Я посоветовался с Мастером».
«Обо мне не советовался?»
«Нет. Езжай, куда хочешь».
День провели, шатаясь по городу. То ссорились, то мирились. Вернулись в школу-интернат автобусом.
5 июля. В коридоре поругалась с Валериком. Он видел, что со мной играют Мишка Балдин и Абдрахман. Стал злиться.
«Ну чего ты?» — ласково потрогала его лицо ладонью.
«Иди к ним». — Он почти пихнул меня в грудь.
«К кому хочу, к тому иду». — И ушла от него.
«Проваливай!» — крикнул мне вдогонку.
Остановилась, обернулась: «Думаешь, останусь?»
Вышла во двор. Алибеков увязался за мной, поймал меня за руку, потом за другую, скрутил их сзади.
«Больно!»
«Терпи, дорогая моя, — ласково уговаривал он. — Никому не дам в обиду. Пойдешь в речное? Сразу будем мужем и женой».
«Нас не распишут».
«Куда они денутся?» — хитровато подмигнул…
«Все равно не пойду».
«Ну тогда, Комиссар, дай пятьдесят копеек», — отпустил мои руки.
«У меня нет».