В 1981 году Morgan Stanley занимал первое место по андеррайтингу, как и в основном с 1935 года. К 1983 г. - после "перетряски" 415 компаний - он опустился на шестое место, а новым лидером стала компания Salomon Brothers, ориентированная на трейдинг. Андеррайтинг превратился в банальный товарный бизнес, в котором капитал и торговое мастерство имели гораздо большее значение, чем контакты с компаниями. Торговые фирмы, которые когда-то были изгоями высшего общества Уолл-стрит, в результате ошеломляющего разгрома свергли патрициев. Morgan Stanley вряд ли обеднел: он по-прежнему занимал первое место по андеррайтингу акций и второе - на еврорынках, но его относительное положение ухудшилось, и он потерял свой особый ореол успеха. Порой казалось, что она возмущена этим новым миром. Так, глава синдиката Сондерс ворчал: "Но корпоративные казначеи - такие же люди, как и мы с вами. Они хотят быть новаторами, хотят сказать совету директоров: "Смотрите, что я сделал! Я создал эту конкурентную ситуацию, я заставил эти пять банков пробивать себе дорогу к нашей двери, , и разве это не замечательно? Я снял оковы. Теперь эмитент контролирует весь мир, и вот я здесь".
Отношения на расстоянии вытянутой руки между компаниями и банкирами, за которые выступал Луис Брандейс, теперь развивались под влиянием рыночных сил и по инициативе корпоративной Америки. Эта рыночная реформа, отнюдь не демократизирующая Уолл-стрит, привела лишь к перестановкам в ведущих компаниях. Только у ведущих компаний Уолл-стрит - Morgan Stanley, Goldman, Sachs, First Boston, Merrill Lynch, Salomon Brothers и Shearson Lehman - был капитал, позволяющий брать крупные пакеты акций и быстро их продавать. Если до 415 года эти шесть крупнейших фирм обслуживали четверть новых долговых обязательств, то после этого они обеспечили почти половину долга. Таким образом, исчезновение банковских отношений не открыло двери для новых задиристых игроков, как надеялись реформаторы, а лишь укрепило позиции тех фирм, которые уже занимали доминирующее положение.
Правило 415 появилось в конце срока работы Боба Болдуина в Morgan Stanley, опустив занавес над его миром синдицирования. Однажды он сказал, что, если "Гласс-Стиголл" будет отменен, на следующее утро он первым встанет в очередь в Morgan Guaranty. Однако в 1977-78 гг., будучи председателем Ассоциации индустрии ценных бумаг, он активно выступал против расширения полномочий коммерческих банков по андеррайтингу. "Он нанес нам несколько смертельных ударов", - говорит Джек Лафран, в то время лоббист Morgan Guaranty. После окончания работы в SIA Болдуин вернулся в Morgan Stanley, который он понимал все хуже и хуже. Коллеги считали его потерянным в новом мире торговли и рисков, который он сам создал.
Один из бывших партнеров заметил: "Когда Болдуин вернулся из SIA, он стал помехой. Он потерял контроль над фирмой и только нажил себе новых врагов. Он обращался со всеми как с детьми. Он начинал произносить речь, и никто не мог говорить. Он все время пытался пережить дни своей славы в качестве заместителя министра военно-морского флота. Его не слушали. В конце концов, никто не хотел видеть его рядом". Другой сказал: "Он разговаривал с людьми, позировал, ему всегда нравилось быть властным парнем из Morgan Stanley. Он всегда говорил о себе, рассказывал истории, в которых он был героем".
До последнего Болдуин оставался гиперконкурентоспособным и стремился добиться своего. Однако при всех своих недостатках жесткий и бестактный Болдуин стал самым важным человеком в современной истории Morgan Stanley, обеспечив компании рыночные навыки, необходимые для конкуренции в мире, который больше не основан на старых связях. Он спас ее от благостной безвестности и вялой гибели. В конце 1983 г., когда эпоха Болдуина завершилась без очевидного преемника, между тремя основными претендентами - Бобом Гринхиллом, Диком Фишером и Льюисом Бернардом - началась нервная борьба. На карту было поставлено многое. За десять лет Morgan Stanley выросла в десять раз. Сейчас в компании работало около трех тысяч человек, а ее капитал составлял около 300 млн. долл. Хотя среди управляющих директоров не было ни одного чернокожего или женщины, этнический состав восьмидесяти управляющих директоров был на удивление разнообразным. Но в компании было больше напряженности и конфронтации, чем в прежние времена, и было много амбициозных людей, добившихся больших успехов.
Чтобы избежать склок, Болдуина заменили неожиданным выбором: сорокадевятилетним С. Паркером Гилбертом, получившим образование в Йеле, который претендовал на уникальную родословную Моргана. Его отец-вундеркинд был генеральным агентом Германии в 1920-х годах и партнером J. P. Morgan в 1930-х. Высокий и подтянутый, с широким лицом, аквилонским носом и урбанистическими манерами, Гилберт обладал мальчишеской улыбкой отца, но сдержанностью Гарольда Стэнли, его отчима. "Паркер был компромиссным человеком, который не стал бы злить ни Гринхилла, ни Фишера, ни Бернарда", - рассказывал один из бывших партнеров. Среди жестких участников сделок он отличался легкостью в разрешении споров". По словам Роберта А. Джерарда, бывшего управляющего директора, "Паркер обладает двумя достоинствами. У него потрясающее чутье на то, как свести к минимуму неловкие ситуации и заставить людей работать вместе. Все уважают его честность. Он действительно является тем клеем, который скрепляет фирму".
Гилберт был самым интернациональным из топ-менеджеров: он совершал турне в Париж и занимался делами на Ближнем Востоке. Как и следовало ожидать, он был близок к Morgan Guaranty и специализировался на сохранении старых клиентов. Один из вице-президентов Morgan Guaranty называл Паркера "старой породой". Это были барракуды внизу, которые не понимали, что такое отношения". Он должен был олицетворять традиции в период быстрых перемен. Один из бывших коллег сказал: "Паркер находится там, где он находится, потому что его отец и отчим были там, где они были. Он - символическая фигура, как Гарри Морган". По словам другого бывшего партнера: "Общий вымысел, по которому жили люди в Morgan Stanley, заключался в том, что он хотел доказать, что добивается успеха не только потому, что является пасынком Гарольда Стэнли. Затем он отправлялся играть в гольф". На самом деле, какими бы ни были первоначальные планы, Гилберт стал не просто фигурой, а неожиданно волевым председателем совета директоров. Именно его осторожность позволила Morgan Stanley избежать некоторых последствий краха 1987 года.
Настоящим наследником Боба Болдуина, вероятно, был Дик Фишер. Жертва полиомиелита, парализованный от бедра вниз и ходивший с тростью, Фишер по окончании Гарвардской школы бизнеса подал заявление о приеме на работу в Morgan Stanley, но сначала ему нужно было победить собственные сомнения в своей работоспособности. Партнеры также недоумевали, как инвалид может ездить в командировки и свободно передвигаться. Яркий, общительный и популярный, он оказался виртуозным политиком и умелым управляющим людьми. "Дик - жесткий человек, но не подает виду", - заметил один из его бывших коллег. "Он может быть безжалостным человеком в бархатных перчатках".
Фишер нашел ответ на свой недостаток в малоподвижном мире трейдинга. Работая в звукоизолированном стеклянном боксе, так называемом lean-to на торговой площадке, он организовал новую операцию по торговле облигациями в 1970-х годах. (По симметрии, его брат Дэвид возглавил J. P. Morgan Securities.) Это был удачный выбор. Как и Деннис Уэзерстоун в Morgan Guaranty, акции Фишера в Morgan Stanley росли прямо пропорционально растущей моде на трейдинг на Уолл-стрит.
Другой важной фигурой был Льюис Бернард, по прозвищу Мозговитый Бернард, первый партнер-еврей и, вероятно, лучший стратегический мыслитель в компании. В 1979 г. он возглавил целевую группу по разработке десятилетнего плана развития Morgan Stanley. Именно Бернард внедрил компьютерную мультивалютную систему для глобальной торговли, которая сделала Morgan Stanley законодателем мод. В 1983 г. он возглавил новое подразделение по работе с ценными бумагами с фиксированным доходом, которое с запозданием привело компанию к торговле золотом, драгоценными металлами и иностранной валютой, а также к выпуску и торговле коммерческими бумагами, муниципальными облигациями и ипотечными ценными бумагами - всеми инструментами для удовлетворения все более требовательных корпоративных клиентов. Эта деятельность также потребовала увеличения числа трейдеров и продавцов, что привело к дальнейшему превращению Morgan Stanley в анонимный глобальный финансовый конгломерат.
Важнейшим стратегическим шагом стало то, что компания Morgan Stanley, которая в начале послевоенной эпохи была столь нерасположена к зарубежным рынкам, взяла на себя серьезные обязательства по торговле и распространению ценных бумаг за рубежом. При этом компания разумно упразднила все управленческие различия между своими внутренними и международными операциями. По мере того как торговля и слияния вытесняли андеррайтинг в Morgan Stanley, элегантность уходила, а наглость приходила, что стало неожиданностью для некогда спокойной культуры. Как писала в 1984 г. газета New York Times, "руководители Morgan, которые на протяжении многих поколений пользовались репутацией аристократов инвестиционного банкинга, в наши дни выглядят растерянными в отношении своего имиджа". По мере утраты эксклюзивных связей с клиентами компании приходилось бороться за бизнес и поощрять агрессию. Как и в Morgan Grenfell, фирма, которую когда-то высмеивали за чопорность, доказала, что при необходимости она может быть безжалостной, чтобы сохранить свои привилегии.
В области поглощений Morgan Stanley отказался от всякого притворства пассивности. В 1978 году специалист по слияниям Р. Брэдфорд Эванс сказал: "Мы не пристаем к нашим клиентам и не говорим: "Почему бы вам не принять эту компанию, или ту компанию, что угодно, лишь бы получить сделку". "В 1981 г. Morgan Stanley по-прежнему лидировал на Уолл-стрит, получая 40 млн. долл. в виде комиссионных за слияния, и совершал треть всех сделок. Затем вперед вырвались Goldman, Sachs, First Boston и Lehman Brothers. К 1983 г. в условиях жесткой конкуренции отдел Morgan по поглощениям, состоящий из 75 специалистов, прочесывал местность в поисках компаний-целей. Они начали стучаться в двери, используя жесткие методы продажи. "В прошлом было нежелание звонить людям", - говорит Боб Гринхилл. "Было принято, чтобы клиент звонил сам". Теперь Morgan Stanley все чаще выступал в роли двигателя бума поглощений.