осредственно вмешивался в управление компаниями. Различие между финансами и промышленностью стало опасно стираться.
Почему десятки тысяч акционеров отдали свои акции этому папе с Уолл-стрит в обмен на так называемые трастовые сертификаты? Ответ кроется в одной особенности финансовой системы XIX века: когда компании теряли деньги, акционеры обанкротившихся компаний могли быть обложены штрафами. Поэтому инвесторы спешили отдать свои акции и избежать грозящих им штрафов. Теперь Пирпонт представлял собой совершенно новый вид барона-разбойника - не оголтело прожорливого, не Рокфеллера, уничтожающего назойливых конкурентов, а сурового, хорошо одетых банкира с законной, хотя и весьма спорной системой.
В банке к морганизации относились благожелательно, как к выполнению фидуциарной ответственности перед акционерами. Пирпонт, по-видимому, не руководствовался какими-либо грандиозными планами - для этого он был слишком инстинктивен. Позднее один из партнеров Моргана, Том Ламонт, отмечал, что "никогда не знал человека, который в большей степени, чем г-н Морган, ориентировался бы на конкретную ситуацию и конкретную работу, которая стояла перед ним. Все эти разговоры о том, что он придумывал или создавал системы, - полная чушь". Пирпонт не плел паутину и не прокладывал пути к власти. Скорее, у него была мессианская вера в свою способность упорядочить бизнес. Если он мог навести порядок в Америке лучше, чем кто-либо другой, то так тому и быть. Он взял на вооружение технику избирательного треста и бесконечно умножил свою власть. Как позже сказал о нем редактор газеты Wall Street Journal Серено С. Пратт, "его власть заключается не в количестве его собственных миллионов, а в миллиардах, доверенным лицом которых он был".
Если в голосующих трастах и не было ничего коварного, то они создали пугающую концентрацию власти на Уолл-стрит. До периода морганизации более двух третей американских железных дорог имели офисы за пределами Нью-Йорка; после этого штаб-квартиры большинства из них находились там. К 1900 г. железные дороги страны были объединены в шесть огромных систем, контролируемых банкирами с Уолл-стрит, в основном J. P. Morgan and Company и Kuhn, Loeb. В этом вечном двигателе Пирпонт не только реорганизованные дороги, но и заблокировал их будущее финансирование. Выступая в качестве их доверенного лица или владея крупным пакетом их акций, он обеспечивал кабальную зависимость от 23 Wall. Банкир был силен, потому что железные дороги были слабы, и как бы Пьерпонт ни сожалел о нестабильности железных дорог, он процветал на этом хаосе.
Пирпонт в одиночку никогда не смог бы выполнить изнурительную работу по морганизации. Отсюда и важность, как тогда, так и позже, партнеров Моргана. В учебниках истории они часто изображаются как мыши, разбегающиеся на заднем плане. Однако многие из них были самостоятельными фигурами, теневым кабинетом правительства Моргана. Реорганизация железных дорог проводилась штатом из менее чем 150 сотрудников. Это было в то время, когда старомодные банки, такие как Дом Моргана, не одобряли печатные машинки, считая их новомодными. Посетители всегда удивлялись несоответствию между мощью банка и его размерами. В 1905 году доктор Хьялмар Шахт, впоследствии министр финансов Гитлера, записал такое впечатление: "Вся контора помещалась в одной комнате на первом этаже, в которой стояли десятки столов, за которыми работали служащие... . . Не было и речи о формальном объявлении посетителей, об ожидании, о прихожих. Любой, кто видел, что директор не занят, мог подойти к его столу. Отношения между руководителями и сотрудниками были очень неформальными, свободными и непринужденными, но при этом не лишенными уважения".
Пьерпонт выбирал партнеров не по богатству или для укрепления капитала банка, а по уму и таланту. Если стиль Моргана был королевским, то методы найма были меритократическими. В банке было много первоклассных технических специалистов. Про транспортника Пирпонта, Сэмюэла Спенсера, говорили, что он лучше всех в Америке знает все детали железнодорожного транспорта "от стоимости тормоза вагона до сметы на строительство терминала". Наиболее впечатляющим был Чарльз Костер, бледный мужчина с аккуратно зачесанными волосами, задумчивым взглядом и усами-рукояткой. В молодости Костер опубликовал историю почтовых марок, и тяга к систематизации и классификации не покидала его никогда. Он был непонятным волшебником морганизации. Джек Морган сказал о нем: "Его мастерство владения деталями было полным, его понимание проблемы - мгновенным и всеобъемлющим, а его работоспособность - поразительной". Уолл-стрит уловила мимолетные взгляды этого малоподвижного гения: "Люди видели его днем - белое лицо, нервная фигура, спешащая с заседания директоров на заседание; вечером он нес домой портфель корпоративных проблем на ночь". И все же Костер не был угнетенным клерком: благодаря чудесам избирательных трастов он входил в советы директоров пятидесяти девяти корпораций!
Дом Моргана пользовался противоречивой репутацией и джентльменского клуба, и шикарной потогонной мастерской. В период морганизации в банке горел свет до тех пор, пока на Уолл-стрит не наступала темнота. На плечи партнеров ложились непосильные задачи. Один журналист заметил, что "Дом Моргана всегда был известен как убийца партнеров", и количество трупов постоянно росло. Однажды в 1894 году в ожидании электрички после окончания рабочего дня в возрасте пятидесяти восьми лет скончался партнер Дж. Самой шокирующей смертью стала смерть Костера в марте 1900 года в возрасте сорока восьми лет. Он заболел гриппом или пневмонией и умер в течение недели. Сочувствуя и возмущаясь, газета New York Times заявила, что задачи, возложенные на Костера, стали "намного тяжелее, чем должен был или мог спокойно вынести один человек". Назвав партнеров Моргана, умерших от переутомления к 1900 г., Джон Муди сказал, что они "поддались гигантскому, нервному бизнесу и давлению методов Моргана, а также напряжению, связанному с заботой о железнодорожной столице Америки". Только "Юпитер" Морган прошел через эту душераздирающую мельницу бизнеса, сохранив здоровье, бодрость и энергию".
Выбирая партнеров, Пирпонт не терпел отказов. Он был настолько бессовестен, что на похоронах Костера привлек к сотрудничеству преемника Костера, железнодорожного юриста Чарльза Стила! Пока шел кортеж, Пьерпонт представил Стилу партнерство как свершившийся факт. "Чарльз, - сказал он, - похоже, что Господь решил этот вопрос, и я иду вперед, чтобы заключить договор о партнерстве". Впоследствии любезный Стил получил тридцать шесть должностей директоров корпораций, включая United States Steel и General Electric, а его богатство сравнялось с состоянием Джека Моргана.
Несмотря на то, что изнурительный темп работы порождал скандалы, партнерство с Морганом стало самой желанной финансовой должностью. Судья Элберт Х. Гэри, председатель совета директоров компании United States Steel, сказал о партнерах Пирпонта: "Он сделал их всех богатыми сверх их мечты". Действительно, в обмен на изысканные пытки партнер Моргана получал гарантию богатства и место в высшем совете американских финансов.
ГЛАВА 5. УГОЛ
В 1895 году Пирпонт Морган совершил свой самый яркий подвиг: он спас золотой стандарт и на короткое время смог контролировать поток золота в США и за их пределы. Концепция золотого стандарта была проста. С января 1879 года правительство обязалось обменивать доллары на золото, тем самым обеспечивая ценность валюты. Для того чтобы это не было пустым бахвальством и успокоить обеспокоенных инвесторов, Вашингтон принял решение держать на руках не менее 100 млн. долл. в золотых монетах и слитках.
В начале 1890-х годов из Нью-Йорка в Европу стали поступать огромные объемы золота. В круговерти мировых финансов неприятности начались в Аргентине. В 1880-х годах лондонский Сити охватило увлечение аргентинскими ценными бумагами, которые привлекли почти половину британских денег, инвестированных за рубежом. Главным проводником стала компания Baring Brothers, которая вела значительную часть аргентинского бизнеса вместе с Джуниусом Морганом. Затем в Буэнос-Айресе произошел переворот, за которым последовал неурожай аргентинской пшеницы. Перспектива дефолта ударила по лондонскому банку Моргана, но едва не привела к краху и без того величественный банк Barings, который понес значительные убытки по аргентинским облигациям.
Чтобы спасти Barings от банкротства в 1890 г., Банк Англии организовал фонд спасения, в который внесли свой вклад J. S. Morgan and Company и другие конкуренты. Старое партнерство Baring было ликвидировано, реорганизованная фирма никогда не вернет себе былого могущества, а главный конкурент Morgan был ослаблен. Вскоре Barings разделила господство в Аргентине с Morgans. В то же время британские инвесторы, на которых было наложено клеймо иностранного владения, ушли в отставку и вывезли золото из Америки. Этот отток металла был значительно ускорен паникой 1893 года, сопровождавшейся крахом банков и банкротством железных дорог.
Дополнительную тревогу в Европе вызывали попытки американцев фальсифицировать американскую валюту. Согласно Закону Шермана о закупке серебра 1890 г., Казначейство США должно было ежемесячно закупать 4,5 млн. унций серебра и выпускать сертификаты, погашаемые золотом или серебром. Таким образом, Америка фактически перешла на биметаллическую основу, т.е. деньги были обеспечены как золотом, так и серебром, что привело к увеличению денежной массы. Для европейских "твердых денег" это выглядело как попытка американских должников развенчать валюту и выплачивать кредиты в более дешевых долларах. Эти кредиторы почитали золотой стандарт как гарантию от такого "черного хода". Поэтому европейские банкиры выкупали свои доллары за золото и отправляли золото обратно в Европу. Для Пирпонта Моргана это было тревожным возвращением к тем временам, когда Джордж Пибоди должен был доказывать, что американцы выполняют свои долговые обязательства. Серебряный закон был отменен в 1893 году под давлением Моргана и других банкиров. Но настороженные европейцы опасались, что популистские силы могут еще разрушить золотой стандарт и заставить их принимать нежелательное серебро за доллары.