В 1901 году Рокфеллеры выступили против Моргана вместе с Гарриманом и Шиффом. В 1881 г. Джон Д. Рокфеллер финансировал трест Standard Oil из своих огромных денежных запасов, не вмешиваясь в дела Уолл-стрит. В 1880-х годах Standard Oil генерировала так много наличности, что Рокфеллеры стали искать финансовое хранилище. Они выбрали Национальный городской банк - предшественник современного Ситибанка - и влили в него столько денег, что к 1893 г. он стал крупнейшим банком Нью-Йорка. Это было важным событием: в то время, когда банкиры ужесточали контроль над промышленностью, промышленная империя укрепляла контроль над банковским делом. National City стал известен как нефтяной банк, так же как J. P. Morgan and Company впоследствии называли стальным банком. Президент National City Bank Джеймс Стиллман с его холодным внимательным и проницательным взглядом выступил против Пирпонта в борьбе за Northern Pacific, но впоследствии стал его близким союзником. Две дочери Стиллмана вышли замуж за двух сыновей Уильяма Рокфеллера, что скрепило союз Рокфеллеров с National City Bank.
Ссора с Northern Pacific началась с того, что магнат северо-западных железных дорог Джеймс Дж. Хилл решил купить дорогу Чикаго, Берлингтон и Квинси. Хилл был болтливым человеком с кустистой белой бородой, волосами длиной до плеч и лицом тролля. С помощью Моргана он объединил Great Northern и Northern Pacific в железнодорожную систему, которая доминировала на северо-западе США. Покупка CB&Q, опасался Гарриман, обеспечит Хиллу выход на Чикаго и возможное подключение к трансатлантической линии; возможно, она даже соединится с "Нью-Йорк Сентрал" Моргана.
Шифф и Гарриман обратились к Хиллу и Моргану с просьбой предоставить им долю в дороге, но получили отказ. Гарриман непримиримо сказал: "Хорошо, это враждебный акт, и вы должны принять на себя его последствия". Предвосхищая слияния 1980-х годов, Шифф и Гарриман решили поглотить железную дорогу, которая поглотила CB&Q, - Northern Pacific. Northern Pacific проходила на запад от Висконсина через Северную Дакоту и Монтану и заканчивалась в Сиэтле, штат Вашингтон. Шифф, разрываясь между мечтами о славе и страхом перед Морганом, провел бессонную ночь, прежде чем согласиться с планом Гарримана. Это был экстраординарный акт lèse-majesté, поскольку дом Моргана имел значительную долю в Northern Pacific и не потерпел бы такого нападения.
Рейдеры тайно вышли на рынок и скупили акции Northern Pacific на сумму 78 млн. долл., что на тот момент было крупнейшей подобной рыночной операцией в истории. Когда в апреле 1901 г. цены на акции выросли, Пирпонт приписал это "бычьему" тону акций, заданному запуском U.S. Steel. Шифф хитроумно распространял слухи о том, что этот рост отражает возросшую стоимость Northern Pacific после покупки CB&Q. Когда пакет акций попал в руки Роберта Бэкона, он с радостью продал его. Продавал даже совет директоров железной дороги. Это была мастерская афера Гарримана, замаскированная оживлением на финансовых рынках, последовавшим за переизбранием Мак-Кинли. Газеты отмечали, что многие молодые люди с новыми состояниями на фондовом рынке теперь называли себя финансистами. В то же время многие инвесторы, опасаясь ажиотажа на рынке, предрекали всеобщую панику.
Затем, в мае, акции Northern Pacific взлетели так быстро, что, казалось, левитировали. Хилла, который был очарован красотой Бэкона, стали мучить дурные сны. Заснув в своем личном вагоне в Сиэтле, он увидел "ангела в темном одеянии", который предупредил о неприятностях в Нью-Йорке. Хилл помчался через всю Америку на Уолл-стрит. В субботу, 4 мая, он предупредил Бэкона о готовящейся, по его мнению, катастрофе. Они связались с Пьерпонтом, находившимся в Экс-ле-Бене, и ждали инструкций.
К этому моменту силам Гарримана и Шиффа не хватало 40 тыс. акций для получения контрольного пакета акций Northern Pacific. В субботу утром Гарриман приказал Kuhn, Loeb купить необходимые акции, но Джейкоб Шифф был на службе в храме Эману-Эль, и заказ так и не был выполнен. Эта оплошность оказалась роковой, поскольку на следующий день Пирпонт приказал Бэкону купить 150 000 акций по любой цене. Утром в понедельник брокеры Morgan рассыпались по биржевому залу, и началась безумная торговля акциями Northern Pacific.
Скачки курса акций были ошеломляющими. Во вторник, 7 мая, акции закрылись на отметке более 143 пунктов - рост на 70 пунктов за три дня. На следующий день она подскочила до 200. Это был угол, кровавая ловушка для спекулянтов. Спекулянты продолжали "шортить" акции, то есть продавать взятые в долг акции, полагая, что "пузырь" лопнет и они смогут выкупить акции по более низкой цене. Вместо этого "гейзер" Northern Pacific продолжал расти, вынуждая спекулянтов ликвидировать акции других компаний, чтобы расплатиться за одолженные акции Northern Pacific. Таким образом, проблема была распространена на весь фондовый рынок.
К среде почти все акции на бирже рухнули, а деньги из остального списка высасывались для подпитки впечатляюще растущей Northern Pacific. Затем наступил четверг, 9 мая, и произошел крупнейший за последнее столетие обвал рынка. Котировки Northern Pacific выросли на 200-300 пунктов за сделку и в конце концов достигли отметки 1 000. Затем в ходе одной сделки она упала на 400 пунктов. На бирже царило дикое столпотворение, поскольку спекулянты не могли найти сертификаты для покрытия коротких продаж. Газета New York Times сообщила: "Брокеры действовали как сумасшедшие... Большие люди легко отбрасывали в сторону маленьких, а маленькие, чуть не плача от негодования, снова бросались в драку, используя руки, локти, ноги - все, что угодно, лишь бы добиться своего. Для зрителей на дальней галерее товарной биржи это было что-то непонятное, почти демоническое - эта борьба, этот вавилон голосов, эти дикоглазые возбужденные брокеры, продающие и покупающие, покупающие и продающие".
Когда появлялись брокеры с сертификатами Northern Pacific, за них хватались люди, боявшиеся, что без них они разорятся. Один брокер нанял поезд из Олбани только для того, чтобы доставить один сертификат на пятьсот акций. В ходе этой массовой драки Пирпонт Морган восстановил контроль над Northern Pacific, но ценой полномасштабной паники. Это был безумный разрушительный поступок эгоиста, стремящегося к победе любой ценой. Бойня закончилась, когда новый партнер Morgan Джордж Перкинс, действуя совместно с Шиффом и Гарриманом, объявил, что коротким продавцам будет разрешено скупать акции по цене всего $150 за штуку. Если бы эта мера не была принята, то более половины брокерских домов на Уолл-стрит могли бы разориться. Это было зрелище крайней наглости, вызвавшее опасения общественности относительно всемогущества новых финансовых магнатов. Заголовок газеты New York Herald от 9 мая 1901 года подытожил всеобщее мнение: "ГИГАНТЫ УОЛЛ-СТРИТ В ОЖЕСТОЧЕННОЙ БОРЬБЕ ЗА ГОСПОДСТВО ПРОВОЦИРУЮТ КРАХ, КОТОРЫЙ ПРИВОДИТ К РАЗОРЕНИЮ ОРДЫ ПИГМЕЕВ".
Дьявольский характер Пьерпонта Моргана был таков, что он один начинал и прекращал панику. Он часто представлялся двумя разными людьми с одинаковой внешностью, но контрастными характерами. Комично, что в разгар паники репортер New York Times застал в отеле Waldorf-Astoria разочарованного инвестора по имени Джефферсон М. Леви; Леви вздохнул: "Если бы здесь был мистер Морган, этого бы никогда не случилось".
Пирпонт не терпел критики в свой адрес по поводу своей роли в Northern Pacific. Появившись в парижском офисе Morgan, Harjes, он с баронской прямотой заявил: "Я ничего не должен обществу". Ближе всего к объяснению он подошел, повторив "Кодекс джентльмена-банкира": "Я чувствую себя обязанным по чести, когда я реорганизую собственность и несу моральную ответственность за управление ею, защищать ее, и я, как правило, защищаю ее". Однако его власть на Уолл-стрит была такова, что, подобно самке слона, защищающей свое потомство, он не мог не раздавить ни в чем не повинных прохожих. Он был слишком велик для хлипких регулятивных структур, которые его облепили; он перерос свой возраст. Последовавший за акцией U.S. Steel поворот Northern Pacific укрепил мнение о том, что общественность оказалась заложницей биржевых манипуляций нескольких магнатов с Уолл-стрит.
По большей части президент Маккинли оставался глух к подобным возмущениям. Затем, 6 сентября 1901 г., он был застрелен анархистом по имени Леон Чолгош, когда стоял в Храме музыки на Панамериканской выставке в Буффало. Мы располагаем графическими описаниями реакции Пьерпонта на это известие. Он уже собирался уходить с Уолл-стрит, 23, и уже надел свою шелковую шляпу, когда к нему ворвался репортер New York Times с сообщением. "Что?" - сказал Пьерпонт, схватив его за руку. Он уставился ему в глаза, пораженный. Затем он опустился в кресло за столом, ожидая подтверждения, которое вскоре пришло по телефону. "Это печальная, печальная, очень печальная новость", - сказал он корреспонденту "Таймс". По другим данным, он был красен лицом и почти не двигался от шока.
Убийство Мак-Кинли станет поворотным моментом в жизни Пирпонта Моргана, так как оно привело к президентству сорокадвухлетнего Теодора Рузвельта, чье отношение к крупному бизнесу было гораздо более амбивалентным, чем у его предшественника. Джек Морган с легкой надеждой смотрел на нового президента, хотя после мартовской инаугурации шумная болтовня Теодора Рузвельта стала ему надоедать. "Я опасаюсь, что он может слишком много говорить, что было бы очень нежелательно", - сказал он. Фактически президентство Тедди Рузвельта ознаменовало начало периодической войны между Белым домом и Домом Моргана, которая будет продолжаться на протяжении трех президентских сроков - Рузвельта, Тафта и Вильсона.
Через два месяца после убийства Маккинли враждующие стороны "Северного тихоокеанского угла" заключили мир. Они создали холдинговую компанию Northern Securities Co., которая объединила линии Northern Pacific, Great Northern и CB&Q. Хилл и Гарриман получили места в совете директоров. Если это и принесло мир между двумя самыми важными группами на Уолл-стрит, то одновременно усилило тревогу общественности по поводу того, что к западу от Миссисипи установилась железнодорожная монополия. "И им будет гораздо легче получить вторую половину, чем первую", - сказал один из редакторов газеты, предвидя последующую восточную железнодорожную монополию. "Одна железная дорога за другой будет плавно перехо