Проводя репортеров по библиотеке, он выхватывал интересные предметы и рассказывал о них. Взяв рукопись Диккенса, он сказал: "Здесь Скрудж и все остальные. Разве это не здорово?". В его высказываниях можно услышать жалобные нотки человека, ищущего любви публики - любви, которой, как он считал, он заслуживает, но в которой ему всегда отказывали. В конце своего турне он спросил: "Что вы думаете об этом? Хорошо ли я поступил, сделав этот подарок?"
В 1928 г. особняк Пьерпонта, стоявший рядом с библиотекой, был снесен и заменен пристройкой, спроектированной Бенджамином Вистаром Моррисом, чтобы обеспечить выставочные помещения и больше места для ученых. (Сейчас вход в библиотеку осуществляется через пристройку). Под властным управлением Белль Грин библиотека оставалась учреждением-драгоценностью с небольшим штатом сотрудников. Белль могла быть грубой с дилетантами, вуайеристами и просто дураками, но ее авторитет в музейном мире был мифическим благодаря ее преданности истинным ученым.
В то время как Джек отдавал дань уважения своему отцу, он пытался подготовить двух своих сыновей к управлению банком. Старший из них, Джуниус Спенсер-младший, окончил Гарвард в 1914 году. Во время войны он служил младшим офицером на эсминце у английского побережья, и этот опыт оставил у него расшатанные нервы. Высокий и необычайно красивый, с лицом чувствительного актера, он стал партнером Morgan в 1919 году. Обладая теплым подходом и сухим чувством юмора, Джуниус был, пожалуй, самым приятным Морганом, но самым неудачливым бизнесменом. Джек попытался обмануть себя, что Джуниус создан для банковской деятельности, и в 1922 г. отправил его на двухлетнюю стажировку к Моргану Гренфеллу. Джек писал Гренфеллу: "Не могу передать словами, как я рад, что он перешел к Вам и под Вашим внимательным взглядом изучил лондонские методы и лондонские взгляды на бизнес". Джуниус прошел через все этапы работы банкиром, был директором U.S. Steel и General Motors. Но его настоящей мечтой было стать морским архитектором. Его жизнь в бизнесе была бы печальной и напрасной, что свидетельствует об ограниченности возможностей, открывающихся перед сыновьями банковской династии. Как и его отец, дед и брат, Джуниус стал коммодором Нью-Йоркского яхт-клуба - единственное занятие Моргана, которое ему действительно подходило.
Младший сын Джека, Гарри Стерджис, выглядел более перспективным бизнесменом. Он родился в Лондоне в 1900 году, был невысоким и коренастым, с более агрессивным и темпераментным характером, чем Джуниус. Если Джуниус выглядел дружелюбным и довольно вялым, то Гарри был полон энергии, его подбородок был напорист, губы плотно сжаты, взгляд огненный. В 1923 году, через неделю после окончания Гарварда, он женился на Кэтрин Фрэнсис Адамс, дочери Чарльза Фрэнсиса Адамса, министра военно-морского флота при Герберте Гувере. В том же году Гарри начал работать посыльным Моргана с зарплатой 15 долларов в неделю и занимался операциями с ценными бумагами на Уолл-стрит. В декабре 1928 г. в качестве рождественского подарка Гарри получил партнерство с Morgan стоимостью 1 млн. долл. в год.
В этот период Джек пережил два эмоциональных удара, от которых так и не смог оправиться. В 1924 году он потерял свою мать, которая все еще жила в оригинальном особняке на Мэдисон-авеню; он был снесен только после ее смерти. Она дожила до восьмидесяти лет и к тому времени была уже глухой старухой. Джек, будучи мальчиком, тяготел к теплоте и мягкости своей матери. Его собственный близкий брак с Джесси, вероятно, стал повторением прежних отношений.
Как и Фанни, Джесси Морган стала несколько слабой и болезненной, но были и существенные отличия. Джесси была прирожденным исполнителем и очень эффективно управляла четырьмя огромными домами, контролируя дворецких, лакеев и домработниц. За застенчивой внешностью скрывалась жесткая дисциплина. Внешне женственная, она была жесткой в глубине души, как, например, в 1915 году, когда она набросилась на потенциального убийцу. Ни она, ни Джек не верили, что женщины должны быть эмансипированы, и она ухаживала за садом, коллекционировала кружева и собирала рисунки цветов. Ее не интересовали ни политика, ни обеды с другими женщинами. Под нарядами она была решительной и даже немного грозной.
Счастье Джека Моргана вращалось вокруг нее и его детей. В апреле 1925 г. он сказал Гренфеллу: "Единственное волнение в семье - и это настоящее волнение - это появление в этом несчастном мире близнецов Фрэнсис, в результате чего число моих внуков увеличилось с девяти до одиннадцати за двадцать минут. Это удовлетворяет даже мои самые честолюбивые устремления". С этой картиной семейной гармонии не вязалось то, что Джек и Джесси были настолько поглощены друг другом, что их дети чувствовали себя отверженными. Джесси служила Джеку, обожала его и советовала ему во всех сферах его жизни. Она была той невидимой защитной сеткой, которая не давала ему упасть, и он безоговорочно полагался на ее мнение.
Затем, летом 1925 г., Джесси заболела сонной болезнью - воспалением головного мозга, распространенным в то время в США. Считалось, что она возникла в результате пандемии гриппа 1917-18 гг. Джесси впала в кому, и ее пришлось кормить через трубку. Антибиотиков еще не было, и именитые врачи могли только посоветовать терпение. Они сказали Джеку, что болезнь идет своим чередом и что Джесси рано или поздно придет в себя. Доверчивый человек, Джек ждал и молился. Боясь поддаться меланхолии, он надел мужественный вид и каждый день отчитывался перед 23 Wall, утешаясь малейшими шевелениями Джесси и тем, что, пока она спит, она хорошо питается и набирает вес. Он писал: "По заверениям врачей, Джесси идет на поправку, и все они уверяют меня, что выздоровление, хотя и очень медленное, в конце концов будет полным. Хотя она все еще находится в полном бессознательном состоянии, есть маленькие, почти незаметные признаки того, что она в конце концов выйдет из этого состояния". И еще: "Конечно, никто не может сказать, как долго она должна спать, но пока она спит, она не чувствует ни боли, ни дискомфорта, и излечение все время продолжается".
Как совместить этого нежного Джека Моргана с суровым антисемитом предыдущих страниц? Он был настоящим Морганом. Его человечность была глубокой, но узкой, его мир делился на тех, кто считался с ним, и тех, кто не считался. В кругу семьи он был способен на абсолютную любовь. К середине лета состояние Джесси постепенно улучшилось, и Джек был воодушевлен сообщениями о том, что ее состояние лучше, чем когда-либо с начала болезни. Врачи заверили Джека, что он может без опасений выходить на работу. 14 августа 1925 г. он отправился в офис, но поздно утром получил звонок с просьбой немедленно вернуться домой. К моменту его приезда Джесси была уже мертва. Ее сердце остановилось, как полагали врачи, из-за эмболии. Они были ошеломлены таким неожиданным поворотом событий.
Все еще не оправившись от смерти матери, Джек был подавлен, безутешен. Он глубоко и благоговейно оплакивал ее, как Пьерпонт оплакивал святую Мими. В трогательном порыве скорби и умиления он сказал Ламонту: "Что ж, у меня есть все эти годы, чтобы оглянуться назад, все вспомнить и ничего не забыть". В письме к партнеру Ламонт описывает Джека во время болезни Джесси: "[Он] последние несколько недель был совершенно уверен в том, что с его женой все будет в порядке. Он был полон решимости, что так и будет. Он не думал ни о чем другом ни днем, ни ночью. Он с нетерпением ждал того момента, когда она выйдет из сна. Он очень хотел быть с ней в это время, думая, что его присутствие может помочь ей вернуться к нормальной жизни... Он был прекрасен, мужественен и безупречен на протяжении всего этого".
В своем завещании Джесси оставила большую часть имущества двум сыновьям и двум дочерям. В завещании Джесси выразила странную трогательную благодарность своему мужу: "Я уверена, что если в силу каких-либо непредвиденных обстоятельств мой дорогой муж будет нуждаться, мои дети разделят с ним полученное от меня имущество".
После смерти жены Джек стал более замкнутым. В Матиникок-Пойнт он оставил ее спальню в том виде, в каком она ее оставила, и ухаживал за ее тюльпанами и английским розовым садом. (Став преданным садоводом, он представил георгины на выставке в округе Нассау и получил приз имени Дж. П. Моргана!) Хорошо обученные Джесси, слуги управляли поместьем без нее. Хотя теперь Джек был один, он не закрыл ни одного дома, не продал ни одной лодки или машины. В некотором смысле он отказывался признавать перемены в своей жизни. Многие его друзья рассказывали о жутком ощущении присутствия Джесси - не столько суеверном, сколько о том, что Джек не желал позволить ее ритуалам умереть. В 1927 году Джек приобрел участок на берегу моря в Глен-Коув, чтобы посвятить своей жене мемориальный парк Morgan стоимостью 3 млн. долларов. Из причудливого клубного дома с рифлеными карнизами Джек ежегодно отправлялся в круизы по Средиземному морю.
Одинокий, одетый в твид и курящий свою трубку, Джек бродил по своему формальному саду, меланхоличный вдовец. Его партнеры заметили его одиночество. Легко ранимый, он был склонен к мелодраме и жалости к себе, которые теперь стали ярко выраженными. В 1928 году, рассказывая о своих четырнадцати внуках, он сказал другу: "Это очень меня меняет мою жизнь, которая поневоле очень одинока". Иногда он просил своего двадцатипятилетнего шофера, Чарльза Робертсона, отвезти его в Мемориальный парк Моргана. Он садился рядом с шофером и молча смотрел на воду. При всех своих деньгах он теперь считал себя самым одиноким из людей.
ГЛАВА 14. ЗОЛОТАЯ
К середине 1920-х годов история Морганов прошла полный круг. Если Джордж Пибоди, Пирпонт и Джуниус Морганы достигли могущества благодаря притоку британского капитала в Америку, то теперь эти отношения полностью изменились на противоположные. Лондонские торговые банки, ущемленные послевоенным эмбарго на иностранные кредиты, вынуждены были действовать на более мелкой сцене, их зарубежное кредитование в основном ограничивалось британскими доминионами или колониями и займами на восстановление. Тем временем Уолл-стрит процветала, а J. P. Morgan and Company значительно превзошла по могуществу Morgan Grenfell. Управляя британской частью международных займов, спонсируемых 23 Wall, Morgan Grenfell был в некоторой степени защищен от общего упадка Лондона.