В начале 1927 г. компания Morgan Grenfell покинула дом 22 по Олд-Брод-стрит и поселилась в доме 23 по Грейт-Уинчестер-стрит. Новая штаб-квартира располагалась на углу небольшой Г-образной улицы, за углом от вокзала Ливерпуль-стрит. Бывший дом Британской индийской пароходной компании был украшен экзотическими тропическими мотивами - рожками и виноградными лозами. По замыслу фирмы, они должны были быть удалены, чтобы получился неприметный таунхаус с высоким городским подъездом, который поражал посетителей. Это было шикарное, неторопливое место с дворецкими. На фотографии команды Моргана Гренфелла по крикету, сделанной в 1926 г., изображены аристократы, курящие трубки, однако некоторые из этих молодых людей были клерками или посыльными.
Партнеры-резиденты Morgan Grenfell были высокопоставленными представителями власти. Хотя их имена не встречаются в учебниках истории, они выступали посредниками в сделках между британским и американским финансовыми институтами. Между J. P. Morgan and Company и Morgan Grenfell всегда существовали близкие отношения. Они обменивались молодыми подмастерьями, регулярно посещали друг друга и вели обширную переписку, которая дает полное представление об англо-американских финансах в межвоенный период. Однако в империи Morgan британский дом занимал подчиненное положение. И хотя оба дома сотрудничали при заключении многих сделок, они также вели много отдельных дел.
Если в Нью-Йорке тон задавал Ламонт, то лондонским грандом был Тедди Гренфелл, впоследствии лорд Сен-Жюст. Привередливый и щеголеватый, с карманным носовым платком, аккуратными усами и гладкими блестящими волосами, он обладал умной внешностью и хрупким остроумием. Острые глаза, устремленные вниз, проницательным взглядом подмечали мысли людей; Гренфелл обладал ясным взглядом холодного несентиментального человека. Внешне он был аккуратен, формален и корректен в поведении. Но его суждения, высказанные в многочисленных письмах к 23 Уоллу и своему близкому другу Джеку Моргану, были смешными, беспристрастными и яростными. Никто в доме Морганов не был более прозорлив в отношении людей и дел, чем Тедди Гренфелл. Особенно ему нравилось разоблачать глупость социальных реформаторов. В своей насмешливой, но язвительной манере он проявлял расовый и религиозный фанатизм и выливал ведра презрения на свои объекты. Это, вероятно, понравилось Джеку, который разделял предрассудки Гренфелла, но был более сдержан в их выражении. К 1922 году Гренфелл был не только директором Банка Англии, но и консервативным членом парламента от Сити.
Стройный красавец Гренфелл оставался убежденным холостяком до сорока трех лет, когда он женился на двадцатитрехлетней Флоренс Хендерсон. Отец Флоренс был директором Банка Англии и председателем дальневосточного торгового концерна Borneo Company. По легенде, во время венчания церковь была заполнена женщинами, рыдающими о своей утрате. За исключением Вирджинии Вульф, которая сочла Флорри "отупевшей" и "огрубевшей" от богатства, все были очарованы невестой Гренфелла. Она была высокой, красивой, с выдающейся внешностью и глубоким, завораживающим голосом. Энн Морроу Линдберг находила ее "нежной и хрупкой" и улавливала в ней некое игровое качество, ощущение, что она "неисправимо молода... и любит, чтобы ее дразнили". Она сравнивала Флорри с миссис Дэллоуэй Вирджинии Вульф - общительной женщиной, которая всех знает и любит организовывать мероприятия.
Брак оказался непростым. Флорри отличалась нетрадиционной ориентацией. Она танцевала, брала уроки голоса, рано стала покровителем "Русского балета" Дягилева. Импресарио называл ее своей fidèle amie и приглашал на репетиции. Но она была не просто светской меценаткой, вложившей деньги Моргана Гренфелла в танцы. Она была утонченной женщиной, которая каждый вечер ходила в театр и писала проникновенные статьи об увиденном. Все это было непонятно блестящему, но ограниченному Гренфеллу, который играл в гольф и ходил под парусом, и у него не было времени на художественный модернизм, которым увлекалась его молодая жена. Придя домой в их таунхаус на Кавендиш-сквер, 4, он обнаружил там разбросанных по полу русских танцовщиц и музыкантов. Знаменитая балерина Маркова посещала вечеринки в этом доме, а Флорри подружилась с Лидией Лопоковой, впоследствии женой Джона Мейнарда Кейнса. Снобист и замкнутый, оседлый человек, Гренфелл, несмотря на свою привязанность к Флорри, был шокирован богемной деятельностью. Его жена, в свою очередь, не была готова подчиниться душным удовольствиям окружения. Брак сохранился, но скорее по дружбе, чем по любви.
Другим правящим партнером Morgan Grenfell был высокий рыжеволосый Вивиан Хью Смит, впоследствии первый лорд Бистер. У него было широкое, открытое лицо, усы рулькой и характер более покладистый, чем у Гренфелла. На ранних фотографиях он посасывает трубку и улыбается, как кот, проглотивший канарейку, как будто он знает много секретов Сити, но не хочет их раскрывать. Он редко впадал в депрессию, любил рассказывать шокирующие истории в бесстрастном стиле и обладал непоколебимым самообладанием. Он был деревенским сквайром, питал безумную страсть к лошадям и скачкам - еще в Итоне его наказали за то, что он тайком ездил в Аскот. Он занимал стратегические посты - управляющего Royal Exchange Assurance Company, председателя консервативной партии Сити, директора Associated Electrical Industries. Его семейные связи разветвлялись повсюду, среди пяти его братьев были банкиры, адмиралы и бизнесмены. (Его брат Ланселот, старший партнер биржевых брокеров Rowe and Pitman, осуществлял многие сделки Morgan Grenfell). По семейным слухам, Смит завидовал своему двоюродному брату Теду Гренфеллу, который, по его мнению, присвоил себе слишком много славы.
В аристократических кругах Смит был известен как истеблишментщик с возмутительной женой. Стройная и очень ирландская, с бледно-золотистыми волосами, леди Сибил Смит произвела на свет еще семь Сити Смитов. Она сочетала в себе большое обаяние и общительность с глубокой политической приверженностью. Помимо интереса к теософии, который она разделяла с Монти Норманом, она была преданной суфражисткой. Будучи казначеем Женского общественно-политического союза в 1913 г., она была главным сборщиком средств в гостиных Мейфэра; обладая восхитительным голосом, она перемежала свои выступления музыкальными интерлюдиями. Дочь ее большой подруги Эммелин Панкхерст вспоминала, как леди Сибил пела "в своем длинном прямом платье, как нимфа с греческой вазы".
Вивиан Смит очень забавляла леди Сибил, и они безжалостно подтрунивали друг над другом. Однако терпимость имеет свои границы. Однажды Вивиан взяла в руки газету и прочитала заголовок "ЛЕДИ СИБИЛ СМИТ УДАРЯЕТ РЕБЕНКА". Вивиан быстро отказалась от ребенка, которого подобрала Сибил. В июле 1913 года наступило великое испытание его самообладания. Сибил присоединилась к делегации воинствующих суфражисток, которые вторглись в Палату общин, чтобы выступить против законопроекта о мужском избирательном праве. После неудовлетворительной беседы с Реджинальдом Маккенной, занимавшим в то время пост министра внутренних дел, некоторые из женщин начали произносить речи, последовали потасовки и аресты. Леди Сибил толкнула констебля, взявшего под стражу суфражистку, и была приговорена к четырнадцати дням. Она настояла на том, чтобы отправиться в тюрьму в знак солидарности со своими сестрами. Оказавшись в тюрьме, она с радостью объявила голодовку, как будто это была забава. Крутая, как хозяйка коктейльной вечеринки, она носила "чайное платье и золотые туфельки", как вспоминала другая суфражистка. Но правительству не понравилось, что дочь графа сидит в тюрьме, и срок заключения леди Сибил был заменен всего на четыре дня. Тем не менее, Маккенна клялся, что никакого фаворитизма не проявлял. Во время ее пребывания в тюрьме Гренфелл писал Джеку, что Вивиан старается быть хорошим спортсменом, но, видимо, с трудом: "V.H.S. расстроена, но, как обычно, внимательна и достойна".
Смиты были такой же странной парой, как и Гренфеллы. Сильвия Панкхерст, дочь Эммелин, считала Вивиан "очень скучным фолом" для Сибил, которая руководила детским садом для неимущих матерей и их детей в лондонском Ист-Энде. Сибил проявляла идеализм, который никогда не был свойственен ее мужу. Как писал о ней Панкхерст, "она обладала редким отсутствием классового сознания, чутким восприятием хороших качеств в других людях и драгоценной способностью понимать, что, в сущности, у большинства из нас одни и те же потребности". Леди Сибил, естественно, подружилась со своей нью-йоркской коллегой во вселенной Моргана, активисткой Дороти Уитни Страйт.
МОРГАН ГРЕНФЕЛЛ стал важным проводником между Сити и Уолл-стрит в то время, когда американо-британское соперничество грозило перевесить дружбу. В то время как американский экспорт бурно развивался под руководством агрессивного Министерства торговли Герберта Гувера, британская тяжелая промышленность находилась в упадке. Британия чувствовала угрозу со стороны новой промышленной мощи и маркетинговых талантов Америки. В Британии возникло увлечение американскими фильмами и косметикой, началась англо-американская борьба за сырье и первая волна инвестиций американской промышленности в Британию, символом которой стали новый завод Форда в Дагенхеме на Темзе и наступление General Electric на британскую электротехническую промышленность.
Монтагу Норман, который с 1920 по 1944 г. занимал пост главы Банка Англии, хотел восстановить финансовое превосходство Лондона в 1920-е гг. и обратить вспять спад британской промышленности. Для этого ему нужны были деньги и связи Уолл-стрит. Он нашел их в доме Морганов, что дало ему власть, фантастически непропорциональную послевоенному богатству Великобритании. Партнеры Моргана в Нью-Йорке разделяли его видение трансатлантического сотрудничества и англо-американского партнерства, сопротивляясь замкнутым американским настроениям 1920-х годов.
В 1919 году Великобритания была вынуждена отказаться от золотого стандарта. Восстановление связи между стерлингом и золотом стало первым шагом на пути к восстановлению статуса Сити как мирового финансового центра. Сила Лондона в сфере зарубежного кредитования всегда основывалась на стабильности фунта стерлингов. Как король и страна, золотой стандарт был абстракцией, которая позволяла британским банкирам чувствовать себя уютно и комфортно. Норман считал его лучшим средством, позволяющим остановить колебания валютных курсов, и хотел, чтобы Англия стала лидером в восстановлении этой монетарной дисциплины.