и, - Австралия, Канада и Индия - раньше других пострадали от депрессии, и это больно ударило по Сити.
Однако настоящий кризис Англии, как и предполагал Монтегю Норман, возник в Центральной Европе. Репарации продолжали обременять экономику Германии и поляризовать ее политику. В марте 1930 г. доктор Шахт подал заявление об отставке с поста президента Рейхсбанка, протестуя против дополнительных долговых обязательств Германии, предусмотренных планом Юнга. День расплаты для Германии, которого так боялись и так долго предсказывали, был близок. На выборах в сентябре 1930 г. национал-социалисты и коммунисты одержали значительные победы, а канцлер Генрих Брюнинг начал проводить антисепаратистскую политику. Правое крыло воспользовалось проблемой репараций. 5 января 1931 г. доктор Шахт присутствовал на званом обеде, устроенном Германом Герингом. За свою жесткую позицию по вопросу репараций Шахт стал большим любимцем национал-социалистов. На этом ужине он познакомился с Гитлером и Йозефом Геббельсом и стал важнейшим связующим звеном между нацистами и крупным бизнесом Германии. Весной того года, когда в Германии разгорелись политические уличные бои, усилилось давление с целью сбросить версальское бремя.
В эту и без того нестабильную ситуацию мощным толчком стал крах крупного банка. 11 мая 1931 г. потерпел крах Credit Anstalt. Это был не только крупнейший банк Австрии, но и, вероятно, самый важный банк Центральной Европы. План спасения, объявленный Австрийским национальным банком и Ротшильдами, лишь предупредил мир о беде и привел к массовому бегству. Катастрофа охватила всю Центральную Европу, обрушив австрийские и немецкие банки. В июне Норман предоставил экстренный кредит центральному банку Австрии для поддержания курса шиллинга - его лебединая песня в качестве мирового кредитора последней инстанции. Вместе с экстренным кредитом Германии это ознаменовало конец британского финансового лидерства в 1930-х годах.
Именно на этом фоне 5 июня 1931 г. Ламонт позвонил Гуверу и предложил объявить каникулы по выплате военных долгов и репараций. Без этого, предупреждал он, может произойти европейский крах, способный продлить американскую депрессию. Как следует из документов Ламонта, Гувер отреагировал на это в сварливо-оборонительной манере: "Я подумаю над этим вопросом, но с политической точки зрения это совершенно невозможно. Сидя в Нью-Йорке, как вы, вы не имеете ни малейшего представления о настроениях в стране в целом по поводу этих межправительственных долгов". Банкир эпохи дипломатии, Ламонт не просто изложил свои аргументы в экономических терминах: он сделал безоглядный политический призыв. "В наши дни вы слышите, как многие люди шепчутся о том, что администрация должна уклониться от участия в конвенции 1932 г., - сказал Ламонт Гуверу. "Если бы вы выступили с таким планом, как этот, эти шепотки замолчали бы в одночасье". В заключение Ламонт сказал, что если план будет реализован, банк скроет свою роль и позволит Гуверу приписать себе все заслуги: "Это ваш план, и ничей больше". Каким же хитрым был Ламонт, когда шептал Гуверу на ухо!
Министр финансов Меллон попытался отмахнуться от этой идеи и списать долг на европейские проблемы, но Гуверу уже надоел близорукий изоляционизм. Вечером 20 июня 1931 г. он позвонил Ламонту в Торри Клифф, его дом на Палисадах, и сообщил, что только что объявил годичный мораторий на выплату военных долгов и репараций. Он знал, что Франция будет возмущена милосердием, проявленным по отношению к Германии, и спросил, сможет ли Ламонт представить этот план французам. Ламонт выразил сочувствие позиции французов, но при этом напомнил Гуверу, что с ними труднее всего иметь дело - эта тема постоянно звучит в его письмах. В конце концов, он согласился лоббировать интересы французского правительства через Банк Франции. Как и предсказывал Гувер, французы сочли мораторий англо-американским заговором, направленным на то, чтобы позволить Германии избежать выплаты репараций.
Мораторий Гувера стал запоздалой реакцией на разрушение мировой финансовой системы. Банк "Данат", один из крупнейших в Германии, потерпел крах 13 июля 1931 года. Канцлер Брайнинг со слезами на глазах отверг предложение о спасении банка из Нью-Йорка, опасаясь, что в ходе такой операции может всплыть проблемный кредит, выданный сыну президента Гинденбурга Оскару. После краха Danat Германия была вынуждена закрыть Берлинскую биржу и городские банки. По всему миру кредиторы требовали погашения немецких займов. Выпуск облигаций Германии и Австрии под руководством Моргана, о котором в 1920-х годах трубили трубы, рухнул с пугающей быстротой. Вся кропотливая работа того десятилетия рушилась.
Теперь кризис переместился в Лондон, так как инвесторы прослеживали финансовые связи между Германией и Англией. Летом 1931 года инвесторы массово сбрасывали стерлинги. Даже без Германии фунт стерлингов уже находился в плачевном состоянии. В конце июля 1931 г. комитет банкиров и экономистов "May Committee" предсказал, что дефицит бюджета Великобритании увеличится до 120 млн. фунтов стерлингов, и конца красным чернилам не будет видно. Комитет рекомендовал повысить налоги и сократить на 10% пособия. Через несколько дней на мировых рынках произошел обвал стерлинга. Банк Англии сообщил Филипу Сноудену, канцлеру казначейства, что Великобритания почти исчерпала свои валютные ресурсы. Несмотря на необходимость жестких мер, лейбористское правительство Рамзи Макдональда не смогло справиться с проблемой. При наличии 2,5 млн. безработных профсоюзы не хотели отказываться от выплаты пособий по безработице.
За несколько дней до публикации майского отчета Монти Норман вышел из банка "со странным чувством". За год до этого, уставший и измотанный, он взял двухмесячный отпуск в Южной Америке. Теперь изможденному от переутомления Норману врачи предписали лечь в постель. Когда он снова стал ходить, ему было рекомендовано отправиться за границу, чтобы восстановиться после нервного срыва. Нормана временно заменил его заместитель, сэр Эрнест Харви. Когда надвигался кризис стерлингов, Джек Морган и Тедди Гренфелл решили тайно вывезти Нормана из Англии. Опасаясь, что он может сорваться, Дом Морганов сговорился с британскими властями о его временном изгнании. После согласования вывоза Нормана с Эдвардом Пикоком, директором Банка Англии, Гренфелл сообщил в Нью-Йорк: "М.Н. не добился никаких успехов, и ему намекнули, что он должен держаться подальше и оставить № 2 руководить шоу". Неясно, были ли врачи частью этой схемы, или они использовались для прикрытия операции.
Поражает как имперская спесь Моргана, так и нежная забота о Нормане. Банк желал достойно изгнать его. Джек телеграфировал с жестом королевского великодушия: если он желает, Норман может взять Corsair IV в любой точке Европы, Северной Африки или Дальнего Востока, с лечением у врача по своему выбору. "Здесь есть комнаты для шести человек, кроме него самого, - сообщил Джек Гренфеллу, - и для всех слуг, которых он может пожелать". Норман уже отплывал в Квебек, когда по радио пришло сообщение от Джека, и он отказался от "великолепного предложения". Чтобы развеять слухи о заговоре банкиров, он хотел вообще избежать Соединенных Штатов. Он восстанавливал силы в замке Фронтенак, где также общался с Джорджем Харрисоном. В изгнании Монти был избавлен от необходимости обрушивать топор на свой любимый золотой стандарт, и Гренфелл сказал впоследствии, что не выдержал бы такого напряжения.
Дом Морганов помог Великобритании вернуться к золотому стандарту в 1925 г., а теперь выступил гарантом последней попытки его спасти. Премьер-министр Рамзи Макдональд и Филип Сноуден понимали, что фунт стерлингов невозможно защитить без иностранного займа. Нью-Йорк и Париж владели большей частью мирового золота, и Джордж Харрисон предложил организовать совместный американо-французский заем. Информировать Макдональда о мнении Уолл-стрит относительно шансов Британии на получение кредита выпало на долю 23 Уолла. Посыльным был Тедди Гренфелл, обладавший тройным авторитетом - как директор Банка Англии, член парламента от консерваторов в Сити и старший партнер Morgan Grenfell. Недоброжелательно относясь к лейбористам и решительно выступая против их программы национализации промышленности, он был язвительного мнения о Макдональде, которого считал грубым и бесхарактерным. "Единственное, что в нем белое, - это его печень, а единственная часть, которая не красная, - это его кровь". В начале августа Гренфелл предупредил Макдональда, что полумеры не помогут и что британский кредит с Уолл-стрит будет принят с трудом, если он не предпримет смелых действий и не сократит бюджетный дефицит. Чувствуя назревающий кризис, Гренфелл разыскал лидера консерваторов Стэнли Болдуина, находившегося в то время во Франции, и предложил ему немедленно вернуться в Англию.
В зависимости от точки зрения, история Рамзи Макдональда в 1931 г. - это либо история дальновидного премьер-министра, благородно пожертвовавшего идеологией ради национального блага, либо история черносотенца, предавшего свою партию и платформу в угоду иностранным банкирам. (На сайте можно найти поразительные параллели между действиями Макдональда и отчуждением Гровера Кливленда от своих сторонников-демократов во время золотого кризиса 1895 года). Пламенный и убежденный социалист, Макдональд пришел к власти в 1929 г., пообещав бороться с безработицей, и ввел в действие пособия по безработице, которые стали священными для профсоюзов. Однако, несмотря на всю свою "буйность", он был истинным англичанином, верящим в стерлинг как средство мировых финансов. Поэтому в августе 1931 г. перед ним встала острейшая дилемма. Иностранные банкиры настаивали на том, чтобы он ликвидировал бюджетный дефицит как предварительное условие для получения кредита. Но любые разговоры о жесткой экономии вызывали возмущение лейбористских министров, которые считали предательством своих сторонников умиротворение богатых банкиров.
Выступая от имени Уолл-стрит, Гренфелл прямо говорил с Макдональдом. "Мы все устали от обещаний", - предупредил он в середине августа". Гренфелл настороженно наблюдал за Макдональдом, подозревая, что тот сделает выбор в пользу целесообразности. Как и в случае с Черчиллем в 1925 г., партнер Моргана оценил свою цель довольно язвительно: "П.М. наконец-то встревожен, но он настолько самодоволен и пушист, что будет трудно удержать его на плаву". Он сильно недооценил Макдональда. Когда профсоюзы проявили неуступчивость в вопросе о сокращении пособий по безработице, Макдональд, возмущенный их упрямством, перешел на сторону Гренфелла. Многие из его собственных министров упрямо стояли на своем и сопротивлялись сокращению пособий.