В то время как Пекора ловко разоблачал их уловки, другие партнеры действовали не лучше Джека. Когда Джордж Уитни зачитал заявление в пользу раскрытия информации о комиссионных при размещении ценных бумаг, Пекора с сарказмом заметил, что соответствующий закон только что был принят. Вернувшись в своем вопросе к 1929 году, Пекора бросил еще одну гранату в сторону Моргана. В том году банк присоединился к увлечению созданием новых холдинговых компаний и выступил спонсором Alleghany Corporation, в которую вошли железнодорожные компании и недвижимость братьев Ван Сверинген; United Corporation, холдинговой компании по производству электроэнергии; Standard Brands, объединившей четыре компании по производству продуктов питания и товаров народного потребления.
Вместо того чтобы размещать акции только у дилеров, Morgans воспользовался британским прецедентом и разместил акции у десятков дружественных частных лиц. Эти акции были получены из пакета акций, который банк сохранил в качестве своего андеррайтингового вознаграждения. На Уолл-стрит в 1920-е годы нередко в качестве андеррайтеров выступали сотрудники компаний или состоятельные люди. Выделяя акции трех холдинговых компаний богатым инвесторам, Morgans, по его словам, пытался найти компромисс со своей обычной политикой - не втягивать частных лиц в рискованные операции с акциями. По словам Джорджа Уитни, они выбирали только тех клиентов, которые, по их мнению, были "компетентны в финансовом и умственном отношении, чтобы взять на себя риск, каким бы он ни был".
Такие самодовольные описания не отражали реальности 1929 года. В условиях разгоревшегося "бычьего" рынка акции, предлагавшиеся приближенным Morgan до публичной эмиссии, уже продавались на момент выпуска с большой премией. (Продажи при выпуске акций происходят до публичного размещения и предполагают цену, которая будет преобладать в начале торгов). Между ценой Morgan для счастливых друзей и этой предварительной рыночной ценой лежал большой разрыв - мгновенный выигрыш. Например, банк дарил друзьям акции Alleghany по 20 долл. за штуку; вскоре их можно было обналичить за 35 долл.; акции United по 75 долл. вскоре можно было купить за 99 долл.; акции Standard Brands, купленные по 32 долл., можно было выкупить всего через шестьдесят дней по 41 долл. На взлетевшем рынке 1929 г. не было большого риска нести эти акции до публичного выпуска, а потенциальная прибыль была колоссальной. Акции казались почти прямым подарком - таким королевским завещанием, которое мог дать только дом Морганов. Только по акциям Alleghany банк мог распределить более 8 млн. долл. прибыли. Эту схему назвали "подливным поездом".
Обнародование так называемого списка друзей Дома Морганов подтвердило циничное отношение жителей Главной улицы к Уолл-стрит как к месту легкого обогащения и распущенности нравов. Для критиков Моргана это стало, наконец, "дымящимся пистолетом", вещественным доказательством коррупции. Потрясающий список адресатов охватывал всю американскую деловую и политическую элиту. Все началось с самого верха. После ухода из Белого дома Калвин Кулидж получал консультации по финансовым вопросам от партнера Morgan Тома Кохрана и получил три тысячи акций Standard Brands; несколько пристыженный этим открытием, он сказал друзьям, что его огорчает то, что он оказался в списке привилегированных, в то время как они были в списке благосостояния. Среди других республиканских бенефициаров были Чарльз О. Хиллес, председатель Республиканского национального комитета, и Чарльз Фрэнсис Адамс, гуверовский министр военно-морского флота и тесть младшего сына Джека, Гарри.
Делая ставку, Morgans также занимался поддержкой демократов. Эта сторона бухгалтерской книги была еще более неудобной для ее получателей, среди которых был Уильям Г. МакАду, бывший министр финансов, наставник Рассела Леффингвелла. Особый ужас положению МакАду придавало то, что, будучи сенатором, он теперь входил в комитет Пекоры. В список также входил Джон Дж. Раскоб, председатель Демократического национального комитета. Список доходил до самого "Нового курса". В 1929 году Уильям Х. Вудин (William H. Woodin), ставший теперь министром финансов Рузвельта, будучи президентом American Car and Foundry Company, принял предложение Morgans.
Помимо политики, список привилегированных лиц раскрывал поразительный спектр корпоративных контактов Моргана. Среди них были вожди бизнеса - Оуэн Янг из General Electric, Майрон Тейлор из U.S. Steel, Уолтер Тигл из Standard Oil of New Jersey, Уолтер Гиффорд из AT&T и Состенес Бэн из ITT; финансисты - Альберт Виггин из Chase, Джордж Ф. Бейкер из First National, Ричард Уитни из Нью-Йоркской фондовой биржи и Бернард Барух; герой войны генерал Джон Першинг; национальный герой Чарльз Линдберг; выдающиеся юристы Джон В. Дэвис и Альберт Г. Милбанк; выдающиеся семьи Гуггенхаймы, Дрексели, Бидди и Бервинды.
Дом Морганов был потрясен разоблачениями и обвинениями в нечестности. Нанимая партнеров, Пирпонт и Джек всегда делали одно и то же заявление: "Я хочу, чтобы мои дела велись там", - поднимая руки вверх, - "а не здесь", - указывая на землю. Джек говорил людям, что при первых признаках неэтичного поведения они должны сразу обращаться к нему. Теперь же банку пришлось столкнуться с обвинениями в том, что он недобросовестно добивался расположения широкого круга деловых и политических лидеров. Как защитить неоспоримое?
Задача была возложена на Джорджа Уитни, чья браминская внешность и лакированные черные волосы делали его прототипом красивого партнера Morgan своего поколения. Он и сам пользовался щедростью Alleghany, выручив 229 000 долл. от продажи восьми тысяч акций. Жесткий и непреклонный свидетель, Уитни придерживался той точки зрения, что банк ограждал мелких инвесторов от риска. "Они рисковали прибылью, - сказал Уитни о привилегированных клиентах, - они рисковали убытками". Позднее Пекора возразил: "Многие из них с радостью помогли бы им разделить эту ужасную опасность!". В некоторые моменты даже самоуверенный Уитни выглядел растерянным, заикаясь: "Я не знаю, сенатор Кузенс. Трудно сказать, почему мы так поступили. Еще труднее сказать, почему мы этого не сделали".
Несмотря на то, что партнеры Morgan отрицали факт распространения акций с целью оказания влияния на людей, Пекора обнародовал вызванные в суд банковские документы, подтверждающие не совсем ангельские намерения . В 1929 году партнер Morgan Уильям Юинг написал Уильяму Вудину письмо, в котором уклончиво признал, что ему предлагается выгодное предложение:
Я полагаю, что акции продаются на рынке в районе 35-37 долл. за штуку, что мало что значит, кроме того, что люди хотят спекулировать. Мы резервируем для Вас 1 000 акций по цене 20 долл. за акцию, если Вы хотите их получить. Эти акции не имеют никаких обязательств, и вы можете продать их, когда пожелаете. . . . Мы просто хотим, чтобы вы знали, что мы думали о вас в этой связи и решили, что вы, возможно, захотите иметь немного акций по той же цене, которую мы платим за них".
Другие документы свидетельствовали о том, что операция проводилась тайно. Партнер Артур Андерсон сказал юристу Альберту Милбанку: "Наверное, нет необходимости добавлять, что я надеюсь, что вы не станете упоминать об этой операции". В некоторых случаях в переписке использовались лукавые намеки. Играя в гольф в Палм-Бич, Джон Дж. Раскоб, бывший казначей Du Pont и директор General Motors, поблагодарил Джорджа Уитни за его акции, искренне надеясь, что "в будущем мне представится возможность ответить взаимностью".
Ламонт был возмущен обвинениями в торговле влиянием. Тем не менее, в его личном деле содержится служебная записка от февраля 1929 года, которая, возможно, является самой разрушительной из всех. В постскриптуме, написанном на имя Артура Андерсона, рассказывается о том, как распределяемые акции обсуждались внутри компании: "Сегодня утром мне пришло в голову поинтересоваться у Вас, не выделили ли мы при распределении акций Al-leghany что-нибудь Фредерику Штраусу. Он был настолько полезен и принес себя в жертву, отправившись в Вашингтон для дачи показаний по вопросу о выпуске акций, что я совсем не уверен, что мы не должны попытаться сделать что-то для него даже в столь поздний срок". Очевидно, что привилегированный список был связан не столько с защитой мелких инвесторов, сколько с вознаграждением важных друзей.
Привилегированный список появился в самое неподходящее время как для администрации Рузвельта, так и для банка Моргана. Высокие финансы находились под судом, а бункеры Конгресса были завалены законопроектами о реформе ценных бумаг. В течение часа кабинет министров решал, следует ли Вудину оставаться на посту министра финансов. Вице-президент Джон Нэнс Гарнер выступал за его отставку, чтобы убедиться, что администрация свободна от влияния Моргана, но Рузвельт боялся бросить друга под обстрелом. "Президент придерживался той позиции, что многие из нас до 1929 года делали то, что сейчас и не подумали бы делать; что наш этический кодекс радикально изменился", - записал в своем дневнике министр внутренних дел Гарольд Икес. Вудин оставался в кабинете до ноября 1933 г., когда его, тяжело больного, сменил Моргентау. Кабинет также был встревожен появлением в списке предпочитаемых кандидатур Нормана Дэвиса, своего бродячего посла. Некоторые опасались, что если администрация Рузвельта пойдет на сближение с Лигой Наций или британским правительством, то общественность припишет эти действия влиянию Моргана на Дэвиса. Несмотря на это, Дэвис представлял Вашингтон на нескольких европейских конференциях высокого уровня в 1930-х годах.
Общественность отреагировала на скандал со списками привилегированных клиентов с крайним разочарованием: самый светлый ангел Уолл-стрит пал. Банк избежал вопиющих злоупотреблений других банков - даже Пекора назвал Morgans "консервативной" фирмой, - но список привилегированных клиентов бросил его в грязь вместе с другими банками. Ошеломленный Уолтер Липпманн заявил друзьям Моргана, что ни одна группа людей не должна обладать такой частной властью без подотчетности обществу. Это была горькая пилюля для Липпманна, который часто обедал за столом Ламонта. Его биограф Рональд Стил считает, что он и другие журналисты были усыплены Ламонтом, чье "обаяние и знакомство с профессией позволили ему убедить многих журналистов смотреть на деятельность фирмы Моргана не более критически, чем он сам".