Глава двадцать третья
Я ничего не мог поделать. Я лежал на ступеньках, возле перил, шутовски раскинув руки и ноги, в то время как потолок и стены безостановочно кружились у меня над головой. Когда я закрывал глаза, головокружение усиливалось, а наступавшую темноту пронзали ослепительные вспышки молний. Спустя какое-то время визг прекратился; потом мальчики заплакали, но вскоре их всхлипывания стали удаляться — они убежали на кухню, хлопнув сначала одной, затем другой дверью.
Ничего не видя перед собой из-за головокружения и тошноты, я пополз наверх, преодолевая ступеньку за ступенькой, и когда достиг площадки, с трудом встал на ноги и неуверенным шагом, придерживаясь за стенку, пересек кухню в направлении холла. Везде горел свет, двери были распахнуты. Вита и мальчики, наверное, убежали наверх и закрылись в спальне. Шатаясь, я вошел в кабинет и потянулся к телефону, не соображая, где пол, где потолок — все слилось. Я опустился на стул и принялся ждать, с трубкой в руке, когда пол придет в равновесие, а в телефонном справочнике вместо сплошных мелькающих черных точек начнут проступать слова. Наконец я нашел номер доктора Пауэлла и набрал его, и когда он ответил, у меня внутри все словно оборвалось, а по лицу покатился пот.
— Это Ричард Янг из Килмарта, — сказал я. — Вы помните меня — друг профессора Лейна?
— Да, слушаю вас, — произнес он не без удивления.
Понятно, ведь я не постоянный пациент — один из многих отдыхающих, которые перебывали здесь за лето.
— У меня беда, — сказал я. — Что-то вроде временного помешательства — пытался задушить свою жену. Может, ей нужна помощь, не знаю.
Я говорил спокойным, ровным голосом, лишенным всяких эмоций, хотя сердце бешено стучало у меня в груди и я нисколько не заблуждался относительно того, что произошло. Никакой путаницы в голове не было, так же как не было никакого слияния двух миров.
— Она в обмороке? — спросил он.
— Нет, — сказал я, — нет, не думаю. Она наверху с мальчиками. Должно быть, они заперлись в спальне. Я звоню вам из кабинета внизу.
Какое-то время он молчал, и я вдруг с ужасом подумал, как бы он сейчас не сказал мне, что это не его дело и что мне правильнее было бы позвонить в полицию.
— Хорошо. Сейчас приеду, — сказал он наконец и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и вытер пот со лба. Головокружение прекратилось, и я уже мог стоять на ногах не шатаясь. Я медленно поднялся наверх и через гардеробную дошел до двери ванной. Она была заперта.
— Дорогая, — позвал я, — не волнуйся, все в порядке. Я только что звонил врачу. Сейчас он приедет. Оставайся там с мальчиками, пока не услышите его машину.
Она не ответила, и я позвал громче:
— Вита! Тедди! Микки! Не бойтесь. Сюда едет врач. Все будет хорошо.
Я снова спустился на первый этаж, распахнул входную дверь и принялся ждать на ступеньках. Стояла восхитительная ночь, небо сверкало звездами. Я не различал ни малейшего звука: туристы в поле за дорогой на Полкеррис, вероятно, уже забрались в свои палатки. Я посмотрел на часы. Без двадцати одиннадцать. Затем я услышал шум мотора — машина врача ехала по шоссе со стороны Фауи — и опять стал покрываться потом, но не из страха, а от слабости, потому что напряжение вдруг спало. Он свернул с дороги, подъехал к дому. Я спустился вниз и пошел ему навстречу:
— Слава Богу, вы приехали, — сказал я.
Мы вместе прошли в дом, и я указал ему на лестницу.
— Первая дверь направо. Это моя гардеробная, но жена заперла дверь ванной, через которую туда можно попасть из спальни. Скажите им, кто вы. Я подожду здесь.
Он побежал наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки, а меня не покидала мысль, что эта тишина на втором этаже означает, что Вита умирает, что она лежит на кровати, а мальчики жмутся к ней, боясь пошевелиться. Я прошел в музыкальный салон и сел, размышляя, что будет, если он скажет мне, что Вита мертва. Ведь я не выдумал весь этот кошмар, все это произошло на самом деле. Действительно произошло.
Врач довольно долго пробыл наверху. Через некоторое время я услышал шум передвигаемой мебели: похоже, они перетаскивают тахту из гардеробной через ванную в спальню. Я услышал голоса врача и Тедди. Хотел бы я знать, черт побери, что они там делают. Я подошел к лестнице и прислушался, но они опять ушли в спальню и закрыли дверь. Я вернулся в музыкальный салон и стал ждать.
Он спустился сразу после того, как часы в холле пробили одиннадцать.
— Все улажено, — сказал он. — Никакой паники больше нет. Ваша жена чувствует себя хорошо и пасынки тоже. А теперь займемся вами.
Я попытался встать, но он усадил меня обратно в кресло.
— Я сильно ее покалечил? — спросил я.
— Легкие синяки на шее, ничего больше, — ответил он. — Завтра могут проступить небольшие кровоподтеки, но если она повяжет на шею платок, никто ничего не заметит.
— Она вам рассказала, что случилось?
— Полагаю, вы мне сами расскажете.
— Я бы предпочел услышать сначала ее версию.
Он вынул из пачки сигарету и закурил.
— Что ж, если я правильно понял, — начал он, — по неким, только вам известным мотивам, вы отказались ужинать, и она провела вечер здесь, в музыкальном салоне, с сыновьями, пока вы оставались в библиотеке. Потом, когда они уже собирались пойти спать, она увидела свет в кухне. На сковородке шипел обуглившийся кусок ветчины, плита была включена на полную мощь — и никого. Тогда она спустилась в подвал. Вы стояли, как она мне объяснила, возле старой кухни, словно подкарауливая ее, и едва завидев, тут же с проклятиями бросились к ней, схватили за горло и стали душить.
— Все верно, — сказал я.
Он пристально посмотрел на меня. Очевидно, он думал, что я буду все отрицать.
— Она утверждает, что вы были мертвецки пьяны и не ведали, что творите, но от этого не легче. Она и мальчики насмерть перепугались. Еще и потому, что вы, насколько я понимаю, вообще-то не любитель спиртного.
— Нет, не любитель, — сказал я. — И я не был пьян.
Некоторое время он молчал. Затем подошел, встал напротив, достал из своего чемоданчика что-то вроде электрического фонарика и принялся осматривать мои глаза. Затем пощупал у меня пульс.
— Что вы принимаете? — резко бросил он.
— Принимаю?
— Да, какой наркотик? Скажите начистоту, тогда я буду знать, как вас лечить.
— Дело в том, что я и сам не знаю, — сказал я.
— А где вы его берете? Профессор Лейн дал?
— Да.
Он сел на подлокотник дивана рядом с моим креслом.
— Колетесь, глотаете?
— Глотаю.
— Он вас лечил от чего-нибудь?
— Ни от чего он меня не лечил. Он проводил эксперимент. Я согласился участвовать. До этого я никогда в жизни не принимал наркотики.
Он не сводил с меня проницательного взгляда, и я понял, что мне ничего не остается, как все ему рассказать.
— Находился ли профессор Лейн под воздействием того же наркотика, когда попал под поезд? — спросил он.
— Да.
Он встал с дивана и принялся ходить взад и вперед по комнате, притрагиваясь к разным безделушкам, что стояли на столиках и полках, то одну возьмет повертит, то другую, совсем как Магнус, когда ему нужно было принять решение.
— Я должен поместить вас в больницу для обследования, — сказал он.
— Нет, только не это! — испугался Я. — Ради Бога, не надо. — Я даже встал с кресла. — Послушайте, у меня есть немного этого наркотика, в пузырьке наверху. Это все что осталось. Один пузырек. Он велел мне уничтожить все, что я найду в лаборатории. Я так и сделал. Зарыл в лесу, за садом. Оставил себе только один пузырек, из которого и отпил сегодня немного. Этот препарат несколько отличается от предыдущих, крепче, что ли… не знаю. Заберите его, сделайте анализ — делайте с ним, что хотите. Вы же понимаете, после того, что случилось сегодня, я никогда больше не притронусь к этому пузырьку. Боже! Ведь я мог убить свою жену!
— Да, могли, — сказал он. — Именно поэтому вам и следует лечь в больницу.
Ничего он не понимал. Как он мог понять?
— Послушайте, — сказал я, — в тот момент я видел перед собой не свою жену, не Виту. Это не ее я хотел задушить, а другую женщину.
— Какую женщину? — спросил он.
— Некую Джоанну, она жила шестьсот лет назад. Она была здесь, в кухне старой фермы, и другие тоже были с ней: Изольда Карминоу, Жан де Мераль и человек, которому принадлежала эта ферма и который был управляющим у Джоанны — Роджер Килмерт.
Он положил ладонь на мою руку.
— Хорошо, успокойтесь. Я понял. Вы приняли наркотик, затем спустились по лестнице и увидели в подвале всех этих людей?
— Да, — сказал я, — и не только здесь. Я видел их также в Тайуордрете, в старом поместье возле Граттена, и еще в монастыре. Все это — действие наркотика. Он переносит вас в прошлое, в давно ушедший мир.
От возбуждения я заговорил громче, и его пальцы сомкнулись на моей руке.
— Вы мне не верите! — твердил я свое. — Да и как вы можете мне поверить? Но клянусь вам, я видел их, слышал их разговоры, я даже был свидетелем убийства одного человека в Тризмиллской бухте. Это был Отто Бодруган, возлюбленный Изольды.
Я провел его наверх в гардеробную и достал из чемодана пузырек с препаратом. Он на него даже не взглянул, а сразу спрятал в свой саквояж.
— А сейчас слушайте меня внимательно: я дам вам сильное успокоительное, и вы проспите до самого утра. Есть какая-нибудь другая комната, где вы могли бы лечь?
— Да. — Я кивнул. — Комната для гостей.
— Отлично, — сказал он. — Берите пижаму и пойдемте.
Мы вместе зашли в комнату, я разделся и лег, чувствуя себя жалкими и беспомощным, как ребенок.
— Я сделаю все, что вы скажете, — пообещал я Пауэллу. — Если хотите, можете увеличить дозу, чтобы я никогда не проснулся.
— Ну уж нет, и не просите, — ответил он и впервые улыбнулся. — Думаю, я буду первым, кого вы увидите, когда проснетесь завтра.
— Значит, вы не отправите меня в больницу?