дыхание и в этот момент экран погас и зух смолк.
Бессильно опустив руки, она тихонько всхлипнула.
Громкий металлический бой звонка входной двери, как гром прокатился вдоль пустых стен.
«Это он!» — она кинула зух обратно на диван и подтерев капельки в уголках глаз, кинулась к двери.
Его серьезная физиономия красовалась во весь монитор наружнего наблюдения. Она одернула халатик, поправила растрепанные от сна волосы, еще раз утерла глаза и наконец открыла дверь.
— Не буду спрашивать как ты меня нашел. У меня только один вопрос: зачем ты приперся?
Максим стоял возле самой двери, заложив руки за спину. Ее взгляд уперся ему в грудь и она изобразив на лице холодную надменность, подняла голову и взглянула наконец ему в глаза.
— Я пришел…
— Зря пришел, — перебила его она.
— Это тебе, — Максим достал из-за спины букет ярко-оранжевых цветов и протянул Рите.
— Я не люблю цветы, — сказала она, даже не взглянув на букет.
— Все девушки любят цветы.
— А я — нет!
— Может ты плохо в них разбираешься, — с легкой усмешкой спросил он, не опуская протянутый ей букет.
— Зато я хорошо разбираюсь в похотливых кобелях.
— Это эшшольции, — не обращая на ее язвительный тон никакого внимания, пояснил он.
Она перевела взгляд на тугие оранжевые бутоны с широкими лепестками.
— Эти цветы называются эшшольции, на этой планете они не растут, климат не подходящий. И на ближайших, кстати, тоже.
Губы ее мелко задрожали, она выхватила букет из его рук, прижала к себе и уткнувшись лицом в яркие лепестки, отвернулась. Не обращая уже на него никакого внимания и оставив дверь открытой, она прошла в зал и уселась к нему спиной на низкий диванчик.
Максим шагнул в комнату, закрыл за собою дверь и разулся.
— Рита, послушай, я эту бабу второй раз в жизни видел.
Он прошел вслед за Ритой в центр зала, осматривая по пути пустую комнату.
— Я сам не понимаю по кой-черт она опять приперлась.
— Замолчи, — сквозь слезы прошептала Рита.
— Почему ты плачешь? — тихо спросил Максим, подойдя к ней. В этот момент раздался сигнал электрической печи и Рита взглянула на него раскрасневшимися от слез глазами.
— Ты есть хочешь? — тихонько прошептала она.
Вся кабина была заставлена коробками и распутанными бухтами проводов. Дед сидел на деревянном ящике на том месте, где когда-то было кресло пилота. Одна из панелей с отстегнутыми шлейфами проводов лежала у него на коленях.
Сверху по обшивке загрохотали чьи-то шаги и через мгновение в кабину, через пустой проем от лобового стекла, спрыгнул Рут. Дед положил паяльник на подставку и снял очки.
— Дед, я два кресла привез. Шикарные, кожаные.
— Некуда пока, — Николай Петрович окинул взглядом заваленное коробками пространство вокруг себя, — пусть снаружи стоят, пока тут не закончу.
— Да уж, — Рут окинул взглядом кабину и положив ладонь на странного вида штурвал, покачал его из стороны в сторону.
— Дед, неужели ты правда думаешь что он летает отключив гравитацию?
— Максим, не отключает, а разрывает гравитационную связь «паутиной».
Паутиной Дед называл тонкую сеть из золотисто-красной проволоки, которая покрывала изнутри все днище летательного аппарата. Она находилась прямо под тонкой обшивкой самолета и по форме плетения действительно напоминала паутину.
— Она повреждена только в одном месте. Неужели из-за той небольшой пробоины в крыле он мог свалиться?
— Мне кажется этот самолет просто перевернулся в воздухе вверх брюхом.
— И от этого упал?
— Ну да.
— Значит мертвую петлю мы на нем не сделаем?
— Для подобной конструкции летательного аппарата любая петля будет мертвой.
Дед чуть улыбнулся и жестом пригласил Максима присесть рядом. Видимо собираясь рассказать что-то, Николай Петрович отложил панель приборов в сторону и уселся поудобнее.
— Устройство этого самолета не такое уж и мудреное. Представь себе обычную глубокую тарелку. Заметь, паутина в общем по форме и напоминает глубокое блюдце.
Дед сложил ладони перед собой, изображая ими тарелку.
— Положи эту тарелку на воду и она будет плавать. Но если она накренится и «зачерпнет» гравитацию, то перевернется.
— Почему же этой паутиной не покрыть и верх аппарата?
— А ты возьми два магнита и попробуй сложи их вместе одинаковыми полюсами. Если поле создаваемое этой сеткой способно держать в воздухе такую массу, то видимо сложение двух одинаковых полей просто разорвет всю конструкцию самолета.
— А если другой стороной сетку перевернуть?
— Тогда, скорее всего, сплющит содержимое.
— А тебе не кажется что эта технология, — Максим показал на сложенные ладони Деда, а затем хлопнул ладонью по панели перед собой, — Очень сильно напоминает НЛО из нашего мира? Те самые тарелки на фотографиях в бульварных газетах.
Дед задумчиво посмотрел на свои ладони, которые по прежнему держал сложенными перед собой.
— Дед, может мы все-таки в нашей вселенной, — тихо, будто стесняясь своего вопроса, предположил Максим, — Просто очень далеко.
— Надеешься что наш дом где-то существует?
— Да, пускай бесконечно далеко, но все же в этом мире. А не в параллельных вселенных.
— Имей ввиду, на этой посудине далеко не улетишь. Сомневаюсь что он выше наших самолетов может подняться. Эта штуковина предназначена что бы над планетой летать, а не космос бороздить.
— Просто этот самолет на НЛО очень похож, вот я и подумал…
— Я знаю как вы все хотели бы вернуться. И сделаю все, что смогу, Максим.
— А ты сам разве не хочешь вернуться?
— Уже и не знаю. По внуку скучаю и по сыну…
— Я верю в твою гипотезу, Петрович. Верю что мы единый организм. Если мы вернемся, то только все вместе. Если нам суждено остаться тут, то и останемся тоже все.
Глава 14. Комар и Шмель
Зевс подогнал кнопками кресло к самой панели, ухватился за штурвал и поерзал на широком сидении.
— Я сейчас, — сказал он сидящему рядом с ним старику и спрыгнув на пол, скрылся в темноте салона. Николай Петрович надел защитный шлем и застегнул его. Проведя рукой по шершавой резине рукояток штурвала, он откинулся в кресле и закрыл глаза. Он вспомнил тот странный сон, который приснился ему однажды под утро. В то самое последнее утро на Земле. Удивительный сон, загадочный и пугающий. Он был словно пророчество.
«Может это дежавю?»
«Нет», — он точно помнил его и сейчас мог пересказать его во всех подробностях и деталях.
Он сидит глубоко утопая в кресле, очень похожем на это. Да, это он, только маленький, еще совсем мальчишка. И ему очень страшно. Красная лампочка на панели перед ним перестала мигать, загорелась ярким пунцовым цветом и погасла. Взрыв сотряс корпус корабля и огоньки на панели истошно замигали.
— Мне страшно, Комар, — шепчет он, вжимаясь в сиденье.
С соседнего кресла встает мальчишка, чуть постарше него. Лица не видно, на голове закрытый шлем. Он подходит к нему и заботливо поправляет ремни.
— Ничего не бойся, Шмель, мы уже почти дома. Слышишь? — мальчишка показывает пальцем в лобовое стекло корабля. В звездной черноте космоса хорошо виден огромный белый шар.
— Сейчас мы прошьем этот мир и окажемся дома.
Красная лампочка на панели перед ним замигала снова.
— Вот, черт! Еще одна, — стоящий возле него мальчишка ткнул какую-то кнопку на подлокотнике. Прозрачный купол накрыл кресло и красный газ, сгущаясь, стал наполнять получившуюся герметичную капсулу. Из за этого газа приближающийся белый шар стал ярко-красным. Резкая вспышка. Сознание словно подхватил невидимый вихрь и выкинул в черную пустоту. Где-то внизу, под ним, мерцающей стальной громадой вибрировал корпус космического корабля. Пространство вокруг пульсировало, искажая контур приближающегося шара и размывая свет звезд, словно они были отражением в черной воде. Огромный шар был уже близко, цвет его мерцая постоянно менялся. Белый, пепельно серый, желто-коричневый и снова кипельно белый. Вдруг потускнев до черного с красными прожилками, шар стал светло голубым, вперемежку с белыми вихрами.
"Это Земля".
Корабль перестал вибрировать, проступив в черноте космоса четкими стальным контуром. Сознание снова оказалось внутри, в кабине. Прямо перед ним возвышались широкие спинки закрытых кресел, напоминавшие герметичные капсулы. Стекла над креслами бесшумно ушли, открыв пустые сиденья.
Он попытался коснуться массивного подлокотника, но не мог. Он не видел и не чувствовал своих ладоней. Тела его не было, было одно лишь сознание в пустой кабине космического корабля.
Автопилот выровнял штурвалами направление и корабль стрелой вошел в плотные слои атмосферы. Корпус корабля снова залихорадило, послышался нарастающий рев из-за стальных переборок и лобовое стекло лизнули струи встречного газа раскаленного обшивкой. На трясущейся панели снова замигала красная лампочка. Громыхнули розжигом атмосферные двигатели, пытаясь увести корабль от приближающейся угрозы.
— Мы притащили эту ракету за собой, — будто услышав в живую, он ощутил мысли того, второго мальчишки.
«Значит он жив, значит он рядом», — мелькнула мысль, но в кабине по прежнему было пусто.
— Сейчас уйдем от нее и автоматика посадит корабль. Ничего не бойся, электроника в норме, она нас сразу восстановит.
Голос этот был ему очень знаком.
«Чей же это голос? Что это за мальчишка с ним на корабле?» — думал он, а тем временем за лобовым стеклом на белом заснеженном покрывале земли стали различимы серые и черные пятна правильной формы.
«Это город! Это какой-то город!»
Меж серых квадратов едва различимых домов уже виднелись грязные нити заснеженных дорог, когда корабль сотряс очередной взрыв. Нестерпимо яркое пламя полыхнуло перед глазами и все погрузилось во тьму.
«Ну вот и все», — едва различимый голос мальчишки мелькнул в сознании.
— Ну вот и все, — услышал старик громкий и отчетливый голос мальчишки, — Я готов!