й.
Вика изо всех сил напрягала память, подробно и последовательно воспроизводила перед мысленным взором то время, однако никаких припадков там не видела. Могла она о них просто забыть? Если так, то почему помнит недавние обмороки, которые почти возвращают ее в прошлое? Или на тот момент особого прошлого у нее еще и не было? Тогда что она видела, что говорила?
И дед об этом знал, но вел себя как ни в чем не бывало. Чтобы сплавить больную внучку подальше? Чтобы она не мешала пить и похищать чужих детей? Или чтобы ее защитить? От кого-то чужого? От себя самого? От нее самой?
Вика поймала себя на том, что больше не дышит, и с усилием втянула носом воздух. Действие было осознанным, а потому казалось непривычным, но немного помогло: мысли прояснились, охвативший ее ужас начал сходить на нет.
Тетя Надя абсолютно права — это был сильный стресс, да еще и не один. Дед все сделал как надо, дал внучке другую жизнь… Тут нечего придумывать и не о чем беспокоиться: если бы непонятные приступы продолжались, то их заметили бы и родственники, и Лев. А судя по его реакции, он неприятно изумлен, следовательно, раньше ничего подобного с ней не было. Просто выдалось сложное время…
Вика поднялась со скамейки, отметила, что колени слегка дрожат, и попыталась взять себя в руки. Что она тогда говорила? Ах да — телефон, она говорила про телефон. Про подвал. Про свою вину. В чем, интересно, вина? И что еще о себе она не знает? Вселившийся бес — это ведь иносказательно? Или нет? И не звонил ли ей этот бес по особой линии?
Вика почувствовала дурноту и даже подумала зайти в фельдшерский пункт, но решила, что там подобным не занимаются. Может, и неплохо, если Лев найдет специалиста, может, ей действительно нужны лекарства, а то и что посерьезнее. И уж точно нельзя сохранять беременность, не с таким здоровьем.
— Девушка, вам нехорошо? — Из здания вышла женщина в медицинской одежде. — Помощь нужна?
— Нет, я… спасибо. — Она чуть отвернулась, догадываясь, что выглядит сейчас кошмарно, и с усилием улыбнулась.
— Ой, это вы! — Женщина подошла ближе, и, немного покопавшись в памяти, Вика поняла, что видела ее возле пруда, когда вытащила Женю. Кажется, она ее и откачивала.
— Просто гуляю…
— Вы за подругой пришли? Ее только что отпустили.
— Я видела.
— Вы — такая молодец, что не бросили ее в беде. У Евгении сейчас, конечно, тяжелый период, поддержка близких необходима.
— Стараемся.
— Вот и правильно, так и надо. Слава богу, родители рядом…
— Ага… — Вика насторожилась и, забывшись, даже повернулась. — Не родители, а мать. Ее отец умер, Женя тогда еще маленькой была.
— Нет, вы что-то путаете. Папа к ней приходил, когда она после пруда отлеживалась. Я точно помню, моя смена была. — Женщина приветливо улыбнулась и вернулась в фельдшерский пункт, а Вика рухнула обратно на скамейку.
— Теперь и этот из могилы вылез? — ошарашенно пробормотала она, обращаясь неизвестно к кому.
Мужа тети Нади она не помнила, но знала, что когда-то он существовал. Потом куда-то делся, а Женя стала завидовать тем, у кого есть папы. Даже исчезнувших мальчишек по этому поводу гнобила не раз. Может, он просто ушел из семьи, а теперь вернулся?
Нет, Женя точно говорила, что ее папа переехал на небо, с каким-то игрушечным ангелочком ходила… Может, отчим? Тетя Надя снова вышла замуж? Тогда почему она всегда одна? По идее, супруг должен поддерживать в трудной ситуации…
Сообразив, что психика сейчас действительно может не справиться с навалившимися на нее воспоминаниями и вопросами, Вика приказала себе думать о чем-то более приятном и провела неплохие полчаса в размышлениях о глобальном потеплении. Тема была выбрана наугад, но нерадужные перспективы планеты неожиданно отвлекли от насущного, и она наконец смогла покинуть скамейку. Куда теперь идти и что делать, было неясно, поэтому Вика просто шагала вперед, надеясь проветрить голову и успокоить нервы.
Вскоре она миновала пруд и вышла к лесу, однако, решив, что лучше оставаться среди людей, повернула в другую сторону и нарвалась на стайку ребят младшего школьного возраста. Нарвалась — потому что ее узнали и не обрадовались.
— Это она Васька украла!
— Бежим!
— Помогите!
Дети кинулись врассыпную, а одна боевая девочка даже бросила в Вику стеклянный шарик, но не попала. Хуже всего было то, что на крики школьников выскочили взрослые и, судя по их суровым лицам, разбираться в случившемся они не планировали.
— Уже ухожу, — мрачно сказала Вика. — И нет, я не собиралась никого похищать.
— Так мы тебе и поверили! — воскликнула агрессивная девочка.
— Сейчас полицию вызовем, — поддержал кто-то из родителей.
Вика села на землю и демонстративно скрестила руки на груди, заставив девочку испуганно шарахнуться.
— Вызывайте. Хоть полицию, хоть инквизицию. Воспитывают непонятно что, а люди страдать должны… — Она злобно зыркнула в сторону девочки, и та моментально исчезла из поля зрения. На самом деле Вика была уверена, что ввязывается в сугубо психологическое противостояние, из которого выйдет победительницей, но, к ее удивлению, вскоре подъехал на служебной машине Сычев. Вывод из этого следовал только один: в среднем по населенному пункту ее по-настоящему боятся.
— Салют, Победа!
— Давно не виделись, — угрюмо буркнула она, поднимаясь с земли. — Какими судьбами?
— Да вот, понимаешь, служба, вызовы… Прокатимся до отделения?
— Почему бы и нет? У меня как раз полно свободного времени.
Отделение оказалось небольшим, с крашенными в коричневый цвет деревянными полами и старыми, слегка потрескавшимися оконными рамами. Вика не помнила, была ли здесь раньше, но подозревала, что была, — хотя бы тогда, когда ненадолго задержали деда, а она сходила с ума от страха. Или не только от страха?
— Ну что, Победа, — начал Сычев, устало развалившись на шатком облезлом стуле, — опять смущаешь граждан своими выходками?
— Это они меня смущают.
— Я бы даже поверил, если бы плохо тебя знал.
— Ну и что теперь? На Колыму?
— И рад бы, но от тебя ж не избавишься… — Участковый тяжело вздохнул, поднялся со стула, подошел к большому бежевому шкафу и, немного в нем покопавшись, вытащил пожелтевшую картонную папку с неровными, потрепанными краями.
Вика, которая лениво смотрела в окно, обернулась и едва не вскрикнула от радости, мигом сообразив, что Сычев делает ей редкий подарок. Она поспешно протянула руки к папке, но участковый не торопился расставаться с документами.
— Смотреть только здесь.
— Ладно.
— Не выносить, не копировать, не раскрашивать…
— Что? Да я…
— Победа, — сурово перебил Сычев, протягивая ей папку, — я выйду на двадцать минут, а когда вернусь, дело будет мирно ждать меня на столе. В целости и сохранности. В пустом, абсолютно пустом помещении. И радуйся, что я пока игнорирую жалобы людей на тебя.
— Не за что, — серьезно кивнула Вика.
— Ты разве не что-то другое должна сказать?
— Ну, вы меня благодарите за спасение от вооруженного Ильи. Вот я и говорю — не за что.
Участковый обреченно возвел глаза к потолку, будто обращаясь к кому-то свыше, и снова нехотя посмотрел на Вику.
— Я делаю это, потому что знаю, что ты все равно не отстанешь и не уберешься из города, пока не доведешь меня до сердечного приступа. Смысла тянуть не вижу, пусть уж поскорее… — Сычев явно хотел сказать еще что-то, но только махнул рукой и вышел из помещения, прикрыв за собой дверь.
Вика присела на широкий подоконник, открыла папку и вдруг посмотрела на шкаф. Другого такого шанса может не представиться, а времени должно хватить.
Она подошла к шкафу, с усилием открыла чуть покосившуюся дверцу и уставилась на ровные полки, под завязку забитые самыми разными папками. Рассудив, что свежие дела должны находиться поближе и быть более аккуратными, Вика пересмотрела с десяток папок и наконец обнаружила нужную. Она оказалась совсем тоненькой, внутри лежали всего четыре листа бумаги с напечатанными буквами и какое-то заключение, набросанное от руки на тетрадной страничке, — видимо, черновик.
Она пробежала глазами по неровным закорючкам Сычева, ясно смогла разобрать только его подпись и перешла к изучению листов, которые выглядели более официально.
Из документов следовало, что волонтер, обнаруженный в лесу, скончался от последствий черепно-мозговой травмы, предположительно полученной в результате несчастного случая. Эту фразу Вика перечитала несколько раз, но понятнее все равно не стало.
По мнению некоего эксперта со сложноразличимой фамилией, мужчина мог удариться головой абсолютно самостоятельно, неудачно свалившись, причем, вероятно, с разбега. Вика изо всех сил пыталась представить, как такое получилось, однако ничего толкового не придумала. Единственный возможный вариант выглядел так: волонтер стремительно несся между деревьями, либо от кого-то спасаясь, либо желая кому-то что-то срочно сообщить. И в том, и в другом случае речь, скорее всего, шла о ситуации с исчезновением Васи, но раз так, то настолько сомнительная смерть…
Или это — самый невезучий человек на свете, или его все же догнали, а потом… Может эксперт ошибаться? Наверное, тем более что его квалификация неизвестна. А вдруг он прав и она просто придумывает ерунду, как тогда, когда подставила Сычева лишь из-за того, что у него на джинсах необычная пуговица?
Вика уперлась лбом в прохладную поверхность шкафа, постояла немного в нелепой позе, пересчитывая мелкие крошки на полу, и снова вернулась к документам.
В своем заключении Сычев соглашался с выводами эксперта и делал из них собственные — почти идентичные. Правда, в середине текста неожиданно обнаружилась приписка на тему того, что насильственную смерть исключать пока рано, но было видно, что склоняется участковый к обычной случайности. А значит, стараться с расследованием особо не будет. Впрочем, Васю он ищет с полной самоотдачей, а толку все равно никакого. Так же, как в истории с пропажей Кристины, хотя там полиция могла бы и сама разобраться.