— Никогда, ясно тебе? Никогда не смей ко мне подходить.
Она пошла прочь, гордо печатая шаг, однако пару раз едва не сорвалась на бег. Илья ее не догонял и не утешал, а значит, воспринял ее слова серьезно, и от этого было еще тяжелее. Слезы текли по щекам, иногда Вика замирала, чтобы сделать глубокий вдох, но ей становилось все хуже и хуже, и в конце концов она потеряла сознание.
Маленькая Вика стояла посредине улицы, размазывая по шее кровь. Было не столько больно, сколько страшно и непонятно. Она оттянула светлый воротник платья и скосила глаза. Стало видно, как бордовые пятна растекаются по тонкой ткани, несколько капель упали на пыльный, потрескавшийся асфальт, в крови были и все ее пальцы. Вика ощутила сильный зуд где-то под ухом и снова приложила руку туда, чувствуя кожей липкую, засыхающую на солнце жидкость.
— Вика! Вика! — Взволнованный Илья выбежал из-за угла и, запыхавшись, приблизился к ней.
— Все нормально.
— Тебе к врачу надо!
— И так заживет, — отмахнулась Вика.
— А если шрам останется?
— Дедушка говорит, что они украшают.
— Но не девчонок же!
— По-твоему, я некрасивая? — возмутилась она.
— По-моему, тебе надо меньше драться. — Он вынул из кармана не самый чистый носовой платок, аккуратно оттянул ее руку от шеи и приложил его к ране.
— А это зачем?
— Не знаю, так делают.
— Перестань. — Вика мотнула головой, сбрасывая его руку с платком. — Она сама остановится.
— А если нет?
— Ты хоть раз видел, чтобы вся кровь вытекала? Вот прям вся?
— Из Макса сейчас точно вытечет, — жизнерадостно фыркнул Илья. — За что ты его?..
— За то, что он дурак!
— За такое не бьют, — серьезно сказал он. — Ладно, сами разбирайтесь. Главное, на днюху мою не опоздайте.
— В два часа?
— Ага. И кровь все-таки смой.
Вика задумчиво уставилась на свои окровавленные пальцы.
Она лежала на обочине дороги и тупо смотрела на редкие звезды, то и дело подмигивавшие из-за темных облаков. Шевелиться не хотелось, думать о воспоминаниях — тем более.
Вика отстраненно размышляла о ссоре с Ильей, с удивлением понимая, что во многом он был прав, но не желая себе в этом признаваться. Поначалу она просто переживала из-за ссоры, затем всерьез обиделась и только под конец решила рассмотреть его претензии.
Выходило, что до Льва, деда и Женьки особого дела ему не было, а вот ее отношение к нему вызывало… боль? Да, именно таким тоном он ее отчитывал — с болью и горечью. Но ведь Илья знает, что она беременна, что почти замужем, что не собирается здесь оставаться… И все равно он на что-то надеялся? Почему?
Да потому, что она и правда постоянно за ним таскается, обсуждает свои соображения, ищет поддержки, манипулирует… История с Кристиной вообще чуть не закончилась трагедией, да и вести ее полюбоваться трупом тоже не стоило. И все это Илья терпит, прощает, даже ночью не отшил, хотя имел полное право. Она действительно окончательно потеряла совесть, и ради чего?
— Ради деда, — неожиданно для самой себя сказала Вика и резко села. Она провела пальцами по шраму под ухом и решительно поднялась. — Кровь могла остаться.
Свет в доме не горел, но дверь была не заперта — видимо, Лев понял, что определенные наказания бесполезны. Вике хотелось с ним поговорить, пожаловаться на жизнь и просто пообниматься, но дело не терпело отлагательств.
Пошарив в подвале (сильный запах гари все еще сохранялся), она нашла лом и гвоздодер, предположила, что этого должно хватить, и остановилась в углу, прикидывая, откуда дед принялся заливать бетон. О том, что может найти, она думала отстраненно, словно это происходило с кем-то другим и ее никак не касалось. Тем не менее Вика мысленно ставила себя на место деда, стараясь почувствовать порядок его действий, и вскоре начала что-то ощущать.
Она прошлась по подвалу, заметила, что недалеко от окна поверхность бетона немного отходит от стены, и почти воочию увидела, как дед с грохотом опускает рядом белое ведро и размазывает серую массу так, чтобы хватило на большую площадь. Откуда вдруг взялось это видение, Вика не знала, поскольку была уверена, что при заливке пола не присутствовала, однако она поняла, что это — не просто пустая фантазия, и попыталась воткнуть лом в узкую щель.
С первого раза ничего не вышло, но она попробовала снова, используя еще и гвоздодер. Постепенно зазор начал расширяться, бетон крошился и отваливался кусками, дыра в полу становилась все больше. Вика так воодушевилась, что уже не замечала испачканной в пыли и саже одежды, уставших рук, для которых лом был слишком тяжелым, и собственного страха, заглушавшего мыслительный процесс.
— Затеяла перестановку?
Вика обернулась. Лев стоял в дверном проеме, привалившись к косяку и скрестив на груди руки. Судя по позе, стоял уже довольно давно, очевидно рассчитывая узнать о невесте что-то новое.
— Да, захотелось перемен.
— Посреди ночи? — Тон его был очень нехорошим, и Вика поспешила исправиться.
— Я беременна. У беременных такое бывает.
Она ждала восторгов и поздравлений, но Лев лишь мрачновато сверлил ее взглядом, не то не веря, не то не зная, что теперь делать. Наконец он оторвался от дверного косяка и подошел ближе.
— Какой срок?
— Не знаю еще, — нахмурилась Вика. Его реакция была непонятной, а потому пугала.
— Но ведь не очень большой?
— Конечно нет. Ты бы заметил, я думаю.
— Хорошо.
Что тут хорошего, она не знала, а он не объяснял, но внутри все тревожно сжалось.
— Милый, я правда хотела бы заняться ремонтом. Извини, что разбудила, но мне очень надо.
— Ладно.
— В смысле — ладно? — оторопела Вика. — Ты что, даже гадостей мне не наговоришь?
— Беременные сходят с ума, это нормально, — сказал Лев таким голосом, что поверить ему было сложно.
— Ну да, бывает…
— А твоя мама ведь во время беременности умерла?
— При чем тут…
— Да или нет?
— Да, — буркнула Вика. — И что с того? Причина была не в беременности, со мной такого не случится.
— Хорошо, — опять сказал он и замолчал.
— Так я продолжу заниматься… интерьером?
— Как тебе угодно. Спокойной ночи. — Лев быстро коснулся губами ее лба и покинул подвал, оставив Вику в полном недоумении.
Что на него нашло, было неясно, но сейчас он и сам вряд ли сумел бы объяснить. Скорее всего, утром Лев будет совсем другим, новость о будущем ребенке любого может шокировать. Да и преподнесла она эту новость не лучшим способом. Вполне естественно, что ему нужно время переварить сообщение. А у нее есть другие дела.
Вика продолжила разбивать пол, уже не стараясь вести себя тихо, и вскоре начала продвигаться к центру подвала. Ничего интересного пока не находилось: иногда под бетоном виднелся старый деревянный пол из широких досок, иногда попадался мелкий мусор, один раз удалось обнаружить небольшую малярную кисть, но трупов и пятен крови заметно не было.
Через пару часов Вика порядком устала: мышцы противно гудели, очень хотелось есть, глаза отчаянно слипались. Следовало перенести раскопки на утро, но она хотела поскорее их закончить, чтобы закрыть этот вопрос и сообщить Сычеву, что все подозрения в отношении ее деда абсолютно напрасны.
Когда зазвонил телефон, Вика была настолько вымотанной, что даже не сразу поняла, откуда доносится звук. А поняв, оперлась на лом и с тоской уставилась на аппарат, будто надеясь, что тот утихнет. Брать трубку было страшно, не брать — еще страшнее. Она застыла, ожидая, пока все разрешится само собой, но телефон продолжал звонить, ясно давая понять, что просто так не отступит.
Вика со вздохом отложила лом, подошла к столу и протянула руку к трубке. Она была теплой, словно живой, однако ощущения казались скорее приятными.
— Алло?
— Выпустите нас! Помогите!!!
— Ребята, если это вы, я вряд ли смогу вам помочь, — устало сказала Вика. — Хотя можете сообщить, где находитесь, тогда…
— Выпустите!!!
— Ну смысл названивать и повторять одно и то же? Дайте мне что-нибудь новое…
— Макс, лезь через окно. — Мальчики, казалось, послушались, но Вика все равно не питала особых надежд, что что-то разъяснится. Зато она машинально бросила взгляд в сторону небольшого окна и решила, что шансов выбраться у них не было. Неужели это случилось в ее подвале? Нет, она придумывает, на подвал ничто не указывает — по крайней мере, пока.
— Не получится, — приглушенно ответил Макс. — Слишком маленькое и высоко.
— Мы тебя подсадим.
— Все равно не пролезу.
— Пролезешь!
— Лучше подождем.
— Чего ждать, мы только опоздаем!
— Скоро дедушка Вики придет и выпустит нас, — убежденно сказал Макс, и заскучавшая было Вика едва не выронила трубку.
— Ребята… Максим… Вы что, здесь? Прямо вот здесь, в моем подвале? — Ее голос дрожал, лицо горело жаром, ноги сделались ватными, рука, державшая трубку, онемела. То, о чем она не хотела думать, то, что надеялась опровергнуть, то, что теперь казалось очевидным с самого начала, вдруг предстало перед ней во всей своей ясности, и пути назад у нее больше не было.
— Выпустит?
— Ну не будет же он нас тут держать целую вечность.
Вика судорожно всхлипнула и закрыла рот рукой, боясь заорать. Слезы ручьями стекали по щекам, тело окаменело, воздух будто завис вокруг нее, сжимаясь все плотнее и не давая дышать.
— Я найду вас, — из последних сил прохрипела она. — Я обещаю, я найду.
Вика бросила трубку, но не сразу попала на рычажки и только с четвертой попытки положила ее куда надо. Телефон жалобно звякнул, явно собираясь сказать еще что-то, однако Вика предупреждающе замотала головой, давая ему понять, что больше не выдержит, отодвинула его подальше и, пятясь, вернулась к окну.
Она нагнулась, подняла лом и принялась крушить им пол с такой яростью, что могла бы навредить и самой себе, если бы не направляла агрессию вовне. Истерика, начавшаяся возле телефона, набирала обороты, но теперь слез не было: Вика задыхалась и беззвучно орала, затем смеялась и повторяла все по новой.