вглядывалась в землю и время от времени косилась на фотографию деда, который наблюдал за ней со строгим, но одобрительным выражением лица. Его благосклонность придавала сил, и она энергично изучала ближайшие могилы, чего нельзя было сказать об Илье: друг детства определенно начал уставать.
— С чего ты взяла, что лопата здесь?
— Она ее оставила.
— Кто?
— Тетя Надя. Когда я ночью заорала, она была с лопатой и на всякий случай ее отбросила.
— Зачем?
— Чтобы мы не увидели. Ну, она не знала, что это мы, но…
— Я спрашиваю, зачем ей лопата?
— Затем же, зачем и нам.
— А свою почему не взяла?
— Наверное, не хотела, чтобы ее кто-нибудь заметил по дороге. Женщина с лопатой среди ночи — это очень подозрительно, особенно если у нее до этого внук пропал. Народ обратил бы внимание. А тут тихо, безлюдно, замки у тебя там вряд ли серьезные…
— Думаешь, она собиралась раскопать могилу твоего деда, чтобы… взять у него какой-то анализ и доказать родство с Женькой?
Вика нагнулась, подняла чью-то упавшую оградку, аккуратно поставила ее на место и сорвала пару лопухов, закрывавших медальон с фотографией незнакомца. Она тянула с ответом, но в то же время радовалась, что делает для кого-то доброе дело.
— Что бы она там ни творила, это было незаконно — следовательно, бесполезно для всяких инстанций. Но почему-то — не для нее.
— И что, например? — Илья тоже перестал искать, скрестил руки на груди, будто отгораживаясь от нее и ее идей, но Вика решила не заострять на этом внимание, хотя противный холодок в макушке ощутила.
— Я не знаю и напрямую выяснять отказываюсь. Но ты сам подумай: тетя Надя потащилась сюда ночью, чтобы попросить моего покойного деда о какой-то там помощи? Серьезно? Притом что к моей семье она настроена не очень, как показали последние события?
— Да, это странно, — не стал возражать Илья. — Но все же женщина переживает тяжелый период, может, она его любила…
Вика задумалась, пытаясь это представить, и резко замотала головой, отчего заныла макушка.
— Никогда не поверю. Не спрашивай почему, я просто знаю, что никакой любви там не было.
— Женька могла бы с тобой поспорить.
— Не могла бы, она за жизнь борется. И за свободу еще будет бороться. Лучше скажи, что тете Наде понадобилось в могиле?
— Кроме ДНК — без понятия. Разве что на твоем дедуле была пара перстеньков с изумрудами.
— Она тебе не расхитительница гробниц. Нет, должно быть что-то на теле, что-то заметное, как следы от упыря, о котором Геннадий Федорович говорил.
— Знаешь, я, пожалуй, вернусь на рабочее место. А ты вроде собиралась куда-то?
Вика, которая до этого отрешенно разглядывала могилы, посмотрела на Илью и негромко произнесла:
— Придется повременить.
— Потому что будешь раскапывать могилу деда? — уточнил он без особого интереса.
— Потому что ты стоишь на лопате.
Илья перевел взгляд себе под ноги, где среди травы отчетливо виднелся деревянный черенок.
На уговоры милой женщины из фельдшерского пункта ушло тридцать пять минут и полкило конфет. Как выяснилось, Вика решила посетить родственницу на редкость вовремя, поскольку ту собирались переводить в больницу — состояние уже позволяло. К этому моменту погода начала стремительно портиться, подул невесть откуда взявшийся холодный ветер, небо затягивали хмурые тучи, вдалеке громыхало.
— Может, стороной обойдет, — с надеждой сказала сотрудница фельдшерского пункта. — Я уходила, помидоры не прикрыла, прогноз был хороший…
Вика из вежливости кивнула, но в глубине души не сомневалась, что попадет в эпицентр грозы, причем с неясными последствиями для здоровья, как когда-то давно. Стараясь не концентрироваться на плохом, она уселась на высокий бетонный бордюр под раскидистой старой сиренью и там чувствовала себя почти защищенной от остального мира.
Подкупленная сладостями и слезливой историей женщина должна была всучить Жене свой мобильный и новый номер телефона Вики, однако согласия тетушки на разговор это не гарантировало. Оставалось просто ждать, напряженно вертя в руках подарок Ильи, и сложившаяся ситуация казалась печально знакомой, ведь точно так же она ждала звонков с того света, или откуда они там были…
Когда мобильный наконец ожил, засветившись экраном, Вика вздрогнула и несколько секунд тупо на него смотрела, разом позабыв все приготовленные слова.
— Слушаю, — в итоге выдавила она, поняла, что не нажала на кнопку соединения связи, исправила ошибку и негромко повторила: — Слушаю.
— Привет. — Женя надолго замолчала, видимо тоже не зная, что сказать. Время медленно текло, секунды прыгали одна за другой, отображаясь на экране телефона, на руки Вики упали первые дождевые капли.
«Почему твоя мать хотела раскопать могилу моего деда?»
— Ты знала?
— Нет.
«Почему вы обе хотели меня убить?»
— Я тоже.
— Я поняла.
«Почему ты думаешь, что я виновна в пропаже твоего сына?»
— Почему ты думаешь, что я виновна в пропаже твоего сына? — Вика вцепилась зубами в свою ладонь, осознав, что спросила это вслух.
— Потому что ты виновна, — после долгого молчания произнесла Женя. Голос у нее был слабый, едва различимый, и Вике почудилось, что она ослышалась, но это было не так.
— Неправда.
— Ты забываешь, вот и все.
— Что забываю? — похолодела Вика. Дождь становился сильнее, сирень от него уже не защищала, но она даже не думала перебраться в укрытие.
— После того, что случилось с твоей мамой… Ты изменилась.
— Естественно, я изменилась, и…
— Я никому не говорила, потому что ты была моей единственной подругой и еще потому что… я тебя боялась.
— Правильно делала, — скрежетнула зубами Вика, но получилось очень жалко. — Что ты несешь?!
— Те мальчики — на твоей совести. И мой Вася — тоже. Я должна была сказать кому-то в детстве, но не решилась, а потом ты уехала, мой… твой… дед тебя прикрыл. А теперь… Ты же и правда не знаешь, где Вася. Ты сама не помнишь.
Перед глазами замелькали черные мошки, Вика попыталась отогнать их свободной рукой, но пальцы проходили сквозь них и сквозь струи дождя. Ароматы влаги, сырой земли и чего-то цветущего смешались в затхлый запах подвала, мобильный телефон, прижатый к уху, начал нагреваться, словно другой, более старый аппарат, голос Жени звучал будто из колодца, зазывая ее все дальше и дальше, и сосредоточиться на нем никак не получалась.
— Сдайся, прошу тебя! Обратись за помощью!
— Ты выдумываешь!
— Со мной и мамой все уже кончено, мне больше не за что держаться, но ты…
— Прекрати!
— Сколько еще пострадало или пострадает в будущем? Сколько жизней ты сломаешь из-за того, что не можешь справиться со своей?
— Я прекрасно справляюсь!
— Я сама виновата: не надо было к тебе приходить вместе с Васей. Я знала, кто ты, и все равно не удержалась, хотела посмотреть… Это моя вина, и я наказана. Но, пожалуйста, подумай о других, о тех, кто, как те мальчики и их родители…
— Заткнись, — прошипела Вика, наконец собравшись с силами. — Я тебе не верю, и с моей памятью все замечательно. Ты и твоя мамаша что-то сочинили, чтобы увести следствие не в ту сторону, но я еще в своем уме и я и тебе не верю! Не верю! Прощай, надеюсь, ты скоро сгниешь за решеткой!
Она сбиралась сбросить вызов, но из телефона послышался очень ровный и спокойный голос Жени.
— Откуда у тебя под ухом шрам?
— За ветку зацепилась, когда в прятки играли, — зачем-то ответила Вика.
— Это ты деду так сказала. А на самом деле?
— Да что с тобой не так? Мы играли в прятки, я искала…
— Ребят. Только это была не игра.
— А что еще? — разозлилась Вика. — С чего им от меня прятаться?
— Жить хотели. Даже защищаться пытались. А вот теперь, — торжественно произнесла Женя, — действительно прощай.
Из телефона понеслись неприятные, чересчур пронзительные гудки, Вика его отключила, но звук никуда не делся. Дождь стекал по щекам, шее и пальцам, ледяной ужас сковывал легкие, не давая дышать, где-то в макушке щелкнуло, стало слишком горячо, и она принялась расчесывать недавние раны, оставленные камнями. Отросшие, неаккуратные ногти раздирали кожу, кровь смешивалась с водой, жар становился все более нестерпимым, пока голова не начала гореть так, что Вика взвыла в голос:
— Больно! Мне больно!!!
Она закатила глаза и потеряла сознание.
— Мне больно! — кричал Максим, отбиваясь от нее ладонями. — Прекрати!
Маленькая Вика, державшая его на земле в почти профессиональном захвате, с сожалением ослабила хватку, но выпускать его не стала.
— Будешь еще играть с Женькой у меня за спиной?
— Не буду, отстань!
— А вы? — Она грозно посмотрела на братьев Макса, стоявших поодаль с сачками в руках.
— Мы тоже.
— Так и быть, прощаю… — Однако вместо того, чтобы отпустить поверженного друга, Вика надавила сильнее, заставив его вскрикнуть от боли. — Или нет, я еще не решила.
— Да не будем мы с ней водиться, — сказал один из мальчиков, в красной футболке.
— Не будем.
— Все равно вас надо наказать, — с удовольствием растягивая слова, заявила Вика.
— Как?
— Отдавайте мне ваши карманные деньги целую неделю… Нет, это скучно… Лучше носите меня на руках, как принцессу… Нет. Лучше вы пропустите праздник, и тогда все угощение Ильи достанется мне!
— Как это пропустим? Мама нам уже подарок дала.
— Вот, и подарок тоже мне! А что там, кстати?
— Так нельзя! — прогундосил Макс, отплевываясь от дорожной пыли, в которую вынужденно утыкался лицом. — Нас пригласили, и родители накажут, если мы не пойдем. И знаешь что…
— Тогда вы не сможете пойти, — резюмировала Вика, не обращая внимания на его последние слова. — Я вас где-нибудь запру, чтобы вы посидели и подумали о своем поведении.
— Ты достала! — рявкнул Макс и попытался вырваться, но Вика вцепилась зубами в его ухо так, что он завизжал.