— Отпусти его! — крикнул мальчик в красной футболке и бросился к ним, потрясая на бегу сачком — с деревянной ручкой и синей сеткой. — Отпусти, не то ударю!
— Девочек не бьют, — ухмыльнулась Вика, отцепляясь от чужого уха. — Я вашим родителям нажалуюсь!
— А мы — твоим!
— Ты что, забыл? — мерзко скривился Макс, размазывая слезы свободной рукой. — Нет у нее родителей!
Вика сдавила его сильнее, выворачивая плечевой сустав. Мальчик в красной футболке саданул ее ручкой сачка по голове, но она успела увернуться, и удар пришелся на место под ухом, откуда сразу же заструилась кровь. Вика гневно вскрикнула, одним резким движением отобрала сачок и всем весом налегла на Макса, чувствуя, как его тело теряет способность к сопротивлению, а плечевой сустав под ее натиском принимает неестественное положение.
— Ему же больно! — заорал мальчик в красной футболке.
— Это мне больно, это мне больно!!! Больно, больно!!!
Вика разогнулась, перехватила сачок поудобнее и со всей силы ударила по мальчику в красной футболке.
Она лежала под сиренью мокрая от пота, слез и дождя. Несколько раз ее стошнило, кровь на макушке продолжала потихоньку течь, боль — невероятная, жгучая, всепоглощающая — расплывалась по всему телу, словно от него не осталось ни сантиметра здоровой плоти.
Вика думала, что стонет, но не знала, так ли это на самом деле. Она слышала одновременно много и ничего, органы чувств не воспринимали реальность, голова ощущалась совсем пустой, нервная система отказывалась на что-либо реагировать. Вероятно, она пролежала несколько часов, поскольку небо начинало темнеть, хотя тучи уже не выглядели такими мрачными и набухшими, как раньше.
Вика поднялась с земли, осмотрелась нетвердым взглядом и побрела в неизвестном направлении, но вскоре поняла, что находится недалеко от фельдшерского пункта. Она тут же развернулась и пошла обратно, однако вздрогнула и остановилась, когда кто-то ее окликнул:
— Вика! Виктория!
Ей почему-то подумалось, что это Женя, которая явилась за местью, и сопротивляться неожиданно обретенной тете не было никаких сил, да и желания тоже. Вика повернулась на звук, готовясь сделать последний вдох, однако перед ней стояла всего лишь знакомая женщина — под коричневым зонтом и с большей дамской сумкой в руке.
— А тапочки вы мне так и не отдали, — с улыбкой напомнила она. — Ну как, поговорили с родственницей?
Вика кивнула.
— А ее теперь в больницу увезли — там быстро на ноги поставят. Вы не беспокойтесь, у них прекрасные доктора и все необходимое есть, не то что у нас.
— Спасибо, — с трудом выдавила Вика.
— Ой, да бросьте, это наша работа.
— Все равно. Вы о ней заботились. И обо мне.
— Да, у вас прям семейный подряд. Редко такое встретишь. Ну, приятного вам вечера, если что нужно…
— Аборт.
— Что?
— Аборты вы делаете? Прямо сейчас.
— Н-нет, конечно, — растерянно пробормотала женщина. — Записаться можно, но…
— Запишите.
— С отцом ребеночка поругались? — она зачем-то перешла на шепот. — Так это дело молодое, а даже если и расстанетесь, будет у вас…
— Не будет. Мне нельзя.
— Отчего же.
— …И я всегда это знала, — не слыша ее, продолжала Вика. — И не хотела детей. Потому что всегда знала.
— Так, давайте мы с вами…
— Запишите меня на аборт, — потребовала Вика. — Я не передумаю. И да, хорошего вечера.
Она кивнула на прощание и резко направилась к своему дому — единственной части земли, где ей теперь было место.
Время казалось не слишком поздним, но сумерки уже сгущались, на улице заметно похолодало, назойливые стайки комаров целыми группками оседали на ее шее и ушах, а Вика даже не думала их прогонять. Дождь почти закончился, однако отдельные крупные капли все еще падали с неба, а с набухших от влаги деревьев иногда срывались узкие ручейки. Вокруг был мокро и противно, люди на улице почти не встречались, явно предпочитая находиться в тепле и уюте, в окружении семьи. Разумеется, находиться в семье полагается не всем, а тем, кто заслуживает ее, не отнимая семьи у других.
Увидев наконец темную громаду родного дома, Вика на мгновение замерла, но тут же продолжила путь, отчаянно желая оказаться под защитой старых стен. Она прекрасно понимала, что от самой себя ее никто не защитит, однако хотела оградиться от мира, остаться наедине со своими кошмарами, а может, и тихо там умереть, сбежать от всего, как сделал дед.
Возле дома был припаркован знакомый внедорожник; Лев, одетый в джинсы и плотный серый джемпер, сидел на крыльце, согнув ноги в коленях и подперев голову рукой. Заметив Вику, он поднялся, посмотрел на нее странно и чуть виновато и первым заговорил:
— Снова где-то гуляешь?
— Я думала, это больше не твое дело.
— Я тоже, но… Мы как-то плохо расстались.
— Нормально. — Вика прошла мимо него к двери, но открывать не стала и повернулась ко Льву. — Что на тебя вдруг нашло?
— Ну… Мы ведь довольно долго были вместе, и впечатление больной ты не производила… Я могу допустить, что у тебя сейчас сильный стресс из-за смерти деда и что мы еще сумеем все наладить.
— Нет.
— Почему? Пусть я где-то перегнул, слишком давил на тебя, но поставь себя на мое место…
— Я иду на аборт, — ровным тоном сказала Вика. — Об этом можешь не беспокоиться.
— Хорошо, потому что мы оба сейчас не готовы… — с серьезным видом кивнул Лев. — Я рад, что ты сама так решила. Но это не значит, что мы не можем попробовать начать сначала…
— Поздно, — чересчур спокойно произнесла Вика. — Да и какой в этом смысл? Зачем?
— Затем, что нам было хорошо вместе.
— Больше не будет.
— Необязательно. У нас первый кризис, вот и все. Другие пары и не через такое проходят и как-то справляются. Все понемногу наладится, когда мы вернемся домой.
— Ты не понимаешь. — Она медленно его обняла, с усилием вдыхая такой знакомый и привычный аромат одеколона. — Я уже дома.
— С каких пор?
Вика отстранилась, с некоторым сожалением его отпустив, и равнодушно ответила:
— Всегда так было. Просто я забыла. Я многое забываю.
— Зато я все отлично помню. Нашу жизнь, наш дом, наши планы…
— Лучше перестань это помнить.
«И радуйся, что вовремя отделался».
— Но почему? Разве ты сама не хочешь…
— Нет.
«И никогда не смогу хотеть».
— Нам было хорошо.
— Было, — соглашаясь, кивнула Вика и открыла дверь. — Пусть тебе будет хорошо еще с кем-то.
Лев попытался войти за ней, но она встала в дверном проеме, загораживая вход.
— Вика…
— Тебе будет лучше без меня.
«И намного безопаснее».
— Это не так.
— В дом не приглашаю, он только мой.
Лев отступил на пару шагов, вроде бы начиная понимать, что она говорит серьезно, однако сдаваться не спешил.
— Мы оба были в чем-то не правы, но я верю, что у нас еще есть шанс наладить наши отношения. Я буду рядом, сниму где-нибудь неподалеку комнату…
— Не надо.
— Надо, Вика. Подумай как следует, не торопись. Мы сможем все исправить и вернуться к нормальной жизни, если постараемся хоть немного. Дай знать, когда будешь готова.
Она кивнула, чтобы скорее от него отделаться, и поспешно закрыла за собой дверь, пока Лев не попытался снова войти. Разговор с ним немного привел ее в чувство, став связующим звеном между ней и реальностью, однако шок никуда не делся, лишь слегка притупился, освободив место для черной, холодной пустоты.
Нормально соображать Вика еще не могла, но от некоторых мыслей было сложно избавиться, а другие будто нарочно захватывали и подчиняли ее эмоции, волю, характер. Обнаружив, что находится в подвале, она даже тому не удивилась, только судорожно вздохнула и закрыла окно, словно рассчитывая задохнуться от спертого, неживого воздуха, пахнувшего гарью и смертью.
Вика опустилась на пол, затем легла, раскинув руки и таращась в потрескавшийся потолок. Она почти физически ощущала, что поблизости спрятано тело, она чувствовала биение его сердца, слышала бегущую по сосудам кровь, видела расширявшиеся от боли зрачки… В глубине души Вика сознавала, что ничего этого нет, но должно было быть. Должно! Как должно быть будущее у троих мальчишек и хорошая, комфортная старость у их родителей. Как должны быть дружные, любящие потомки у замечательного деда. И как должна быть расплата для той, которая разрушила столько судеб.
— Надо вспомнить, где Вася, — самой себе сказала Вика и резко села. Может, он еще жив? Может, хоть Женя получит ребенка обратно? А если и нет, она, по крайней мере, будет знать, где он. Знать, в отличие от матери мальчишек, которая не дожила до правды.
Или дожила? Что она успела услышать от убийцы своих детей? И кто же так вовремя свернул ей шею, будто хотел сохранить тайну не только от других, но и от себя? А волонтер в лесу? Он же и правда мог найти Васю, просто не успел об этом рассказать. И дед, который покрывал любимую внучку, но в то же время консультировался с психиатром, а затем и вовсе отослал ее куда подальше. Конечно, он не был каким-то ужасным маньяком, а пил из-за того, что с родственниками не повезло. Труп в подвале, вероятно, появился вынужденно, когда отец мальчишек начал о чем-то догадываться. И еще неизвестно, кто его убил, может, и не дед.
Способна ли ученица начальной школы убить не только своих сверстников, но и взрослого мужчину? При определенных обстоятельствах и подготовке — скорее всего, да. А дед… Что он мог сделать? Что в подобной ситуации вообще можно сделать? Только прибраться за внучкой, которая даже не помнит ничего. И больше не пускать ее в подвал, чтобы не вспомнила ненароком.
Вика поднялась, размяла ноги, которые давно перестала чувствовать, и с тоской покосилась на телефон, гордо возвышавшийся на столе.
— Теперь хоть понятно, чего вы мне названиваете, — негромко произнесла она. — И почему Женя меня ненавидит.
Помолчав, Вика приблизилась к телефону, несмело провела рукой по холодной поверхности и задумчиво добавила: