Он поднялся, зашагал по избе и, все больше распаляясь, заговорил о том, что в колхозе его не ценят, старые заслуги забыли, люди сводят с ним личные счеты…
Вдруг он остановился: Витя смотрел на него с печки.
– Не спишь, сынок?
– А почему на собрании этого не сказал? – глухо спросил мальчик.
– А ты разве был на собрании? – опешил отец. – Слышал что-нибудь?
– Все слышал… Били тебя, судили, а ты в уголке сидел, отмалчивался.
Никита Кузьмич часто заморгал глазами и как-то боком отошел от печки.
– Ладно, ты спи, коль нездоров, спи… – Потом он вспомнил: – Да, мать сказывала, ты в район ко мне собрался. Что за спешное дело?
– Никуда я не собрался… разговоры одни! – буркнул Витя, уполз в темный угол печки, как в нору, и закрыл глаза. Ему и в самом деле показалось, что он заболел.
Глава 23. МИР ПОНЕВОЛЕ
Рано утром Витю разбудили голоса. У порога стояла Марина Балашова и торопила отца с завтраком:
– Сейчас в район еду на подводе. Могу и вас на курсы захватить.
– Дай хоть чаю напиться, скаженная! – бурчал Никита Кузьмич.
– Вы поскорее! Чтобы к началу занятий успеть.
– Ты кто такая – буксир, толкач? В ответе за меня?
– А вы разве забыли, что правление вчера решило: обязательно вам доучиться надо. Я вот наших девчат на курсах повидаю, накажу им, чтобы они дремать вам на занятиях не давали.
Галина Никитична с любопытством поглядывала на Витю. Ни вчера вечером, ни сегодня утром он о школе с отцом не заговаривал.
Вскоре Марина и Никита Кузьмич ушли.
Витя сел заниматься и, когда время перевалило за восемь часов, отправился в школу.
На первом же уроке ему вновь передали записку с требованием извиниться перед Федором Семеновичем. И Витя, против обыкновения, не порвал ее.
В перемены он почти совсем не выходил из класса, из-за чего пришлось крепко повздорить с дежурившим в этот день Костей Ручьевым.
В большую перемену перед школой разгорелся первый зимний бой. Из-за снежных бастионов летели белые ядра, доносились воинственные крики.
Из окна второго этажа Вите отчетливо было видно. как семиклассники, стягиваясь за дровяным сараем, готовились ударить по восьмому классу с тыла.
И ему вдруг представилось, как было бы хорошо выскочить сейчас без шапки на улицу, предупредить своих о коварстве семиклассников, крикнуть «ура» и первому устремиться на противника.
Но в ладони лежала смятая записка.
Витя вздохнул и отошел от окна. Потом выглянул за дверь. В коридоре было тихо. Дверь в учительскую приоткрыта, и до нее совсем недалеко. Стоит только постучать, войти, и, может быть, через несколько минут на душе уже не будет так тяжело, как сейчас…
Витя оглянулся и направился к двери учительской. Но зазвенел звонок, и в коридор ворвались школьники. Из учительской вышел Федор Семенович. Руки его были заняты классным журналом, книгами и учебными приборами – предстоял урок физики в восьмом классе.
– Да, Витя, – заметил он мальчика, – в учительской на столе лежит такая большая стеклянная трубка. Принеси ее, пожалуйста, в класс. Она нам нужна будет на уроке.
Когда Витя принес в класс трубку Ньютона (как он потом узнал), ученики уже сидели за партами, только Костя помогал Федору Семеновичу устанавливать на столе учебные приборы. Заметив Витю, он поспешно отобрал у него стеклянную трубку:
– Можешь не стараться. Не твое дежурство.
– А ты гуляй больше…
– Ну-ну, воюющие державы! – сказал учитель. – Поссорились по пустякам, а обиды на целый год.
Вася с Пашей многозначительно переглянулись. Вот она, долгожданная минута! Пусть Костя молчит, это его дело, но они своего друга в обиду не дадут.
– Федор Семенович, они не по пустякам, – с серьезным видом сказал Вася. – У них принципиальный спор получился.
– Скажите пожалуйста, принципиальный!.. Это по поводу печеной картошки-то?
– А вы спросите Кораблева. Он скажет, как все было, – настаивал Вася,
А Паша тем временем, вытянув ногу, загородил проход между партами, по которому Витя возвращался на свое место, и шепнул:
– Ну, говори же, признавайся! Долго мы ждать будем?..
И, хотя препятствие было не так уж велико, Витя покорно остановился и повернулся лицом к учителю.
– Федор Семенович, – тихо сказал он, – это правда… Драка не из-за картошки получилась… Мы поспорили…
Костя только что сел за свою парту и сейчас с недоумением посмотрел на Кораблева. Что случилось с ним? Неужели у Вити хватит смелости рассказать всю правду?..
– Ты понимаешь, что будет? – обернувшись к Косте, встревоженно шепнула Варя.
Костя нахмурился. Да, он понимал… Сейчас Кораблев произнесет те самые слова, какие были сказаны им тогда, на берегу Чернушки. Несправедливые, оскорбительные слова!.. Нет-нет, никто не должен их слышать: ни учитель, ни ребята!..
– Поспорили так поспорили, что за беда! – сказал Вите учитель. – А в драку вступать зачем же? Не к лицу это вам! Садись-ка за парту.
– Это я виноват, Федор Семенович, – упрямо продолжал мальчик, одержимый только одним желанием – поскорее во всем признаться. – И сам не знаю, как все получилось… Мы ведь из-за чего схватились?..
– Ну что ты, в самом деле, старину ворошишь! – резко стукнув крышкой парты, поднялся Костя. – Я и забыл даже, о чем спор был… Так, мелочь какая-то. Никому это не интересно…
– Помирились бы давно, и делу конец, – подсказала Варя и посмотрела на Костю, словно хотела сказать: «Хочешь не хочешь, а придется».
Костя вздрогнул и невольно засунул кулаки в карманы. Но в ту же минуту весь класс увидел, как он вылез из-за парты, сделал шаг к Вите и протянул ему руку:
– Ладно… Забудем это дело. Мир так мир!
Ничего не понимая, Витя растерянно смотрел на протянутую ладонь.
Тогда Костя сделал к нему еще один шаг и схватил за руку.
– Вот так-то лучше! – Довольная улыбка тронула лицо Федора Семеновича. – Да здравствует мир в восьмом классе!
Заулыбались и ребята.
Только Паша с Васей оцепенело смотрели друг на друга: они, как и Кораблев, ничего не понимали.
А Костя все тряс и тряс Витину руку, словно хотел, чтобы весь класс видел, как сильно и прочно их рукопожатие, хотя глаза его при этом были серьезны и холодны.
– А у меня, ребята, к вам дело есть, – заговорил Федор Семенович, когда класс успокоился. – К Новому году электростанция должна дать свет школе, а у нас еще электропроводка не закончена. Лучшие ученики по физике из девятого и десятого классов взялись помочь монтерам. Надо кого-нибудь из восьмого выделить.
– У нас по физике Витя Кораблев хорошо идет, – сказала Варя, угадывая, к чему клонит учитель.
– Я тоже так думал, – кивнул Федор Семенович. – Так вот, Виктор… отбери еще трех-четырех ребят, хорошо успевающих по физике, и отправляйся в распоряжение электромонтеров. За старшего над ребятами будешь ты…
– Я? За старшего? – удивился Витя. – Да ребята и не захотят со мной…
– А ты не торгуйся… выполняй, раз назначили, – перебил его Костя.
– Хорошо, я соберу, – согласился Витя и весь урок просидел как в тумане.
После звонка Федор Семенович задержал в классе Костю и Варю.
– Хорошо вы меня поддержали сегодня… с полуслова поняли, – сказал он. – Молодцы!
– Я давно Косте говорила, чтобы помирился, – заметила Варя. – А у него гордости через край…
– Да как с ним можно было мириться? – не выдержал Костя. – Он же, Федор Семенович…
– Знаю, знаю, – остановил его учитель.
– Знаете? – удивился Костя. – И вы это терпите! Такую обиду?..
– Приходится иногда и потерпеть, – усмехнулся учитель. – Если от каждой вашей обиды учитель начнет из себя выходить, что же тогда в школе будет?.. А про то, что Витя обо мне наговорил, лучше сейчас не вспоминать. Его нам сейчас крепко держать около себя надо… в сторону не отпускать.
…Домой Варя с Костей возвращались вместе. С утра выпал мягкий, пушистый снег и густо запорошил поля, лощины, овраги, крыши домов. Все кругом выглядело чистым, ослепительно белым, словно искусный маляр еще раз прошелся по земле своей огромной кистью и исправил последние недоделки.
Варя набрала полные пригоршни снега и близко поднесла к лицу:
– Вот и зима пришла!
– Пришла, – отозвался Костя и скатал тугой снежок. Потом он покосился на девочку: им пора идти домой, а они почему-то все еще стоят на «школьной горе» и смотрят вниз, где уже пролегли десятки новых тропок и глубокие следы полозьев.
– А хочешь, по целине пойдем? – неожиданно предложил мальчик.
Варя согласно кивнула головой и первая побежала по склону «школьной горы», оставляя на нетронутом снегу рубчатый след калош. Когда они добрались до берега Чернушки, девочка повернула к мосту.
– Нет уж, давай через реку, напрямик, – остановил ее Костя. – Скорее дома будем.
Он ждал, что Варя сейчас растеряется и скажет: «Как можно! А если лед провалится?», но она только махнула рукой и засмеялась:
– А давай!.. Напрямик так напрямик!
Костя сбежал на лед первым, добрался до середины реки и несколько раз подпрыгнул.
– Не робей! – крикнул он. – Лед крепкий. Ты только по моему следу шагай.
Посмеиваясь, девочка вслед за Костей перебралась через реку.
До Высокова они шли, болтая о всякой всячине, и остановились около дома Балашовых, когда уже начало смеркаться.
– Вот так пошли напрямик! – спохватилась Варя и, вбежав на крыльцо, взялась за щеколду двери. Но потом, словно что вспомнив, обернулась и поманила Костю: – Я давеча про гордость сказала… будто у тебя ее через край. Так это я так… не подумала. Ты не обижайся. Ладно?
Не успел Костя ничего сказать, как девочка кинула ему в лицо пушистый снег и скрылась в сенях.
Мальчик решил в долгу не оставаться. Схватив пригоршню снега, бросился было к крыльцу, но потом махнул рукой и улыбнулся.
Дома Колька встретил брата радостным восклицанием:
– По глазам вижу: пятерку получил! По какому предмету?