– Ладно, Колька, потом расскажу… Давай-ка лучше ужинать.
За ужином Костя с серьезным видом принялся расспрашивать брата, как пионеры учатся, довольна ли вожатая их успехами.
– Всякое бывает, – уклончиво ответил Колька. – Только теперь от нашей вожатой ни одна двойка не укроется… Чуть что, так Варя и на дом к пионеру придет и на совет отряда вызовет.
– А вы бы не очень допекали вожатую… У нее своих уроков хватает.
– Разве мы не понимаем! – обиделся Колька.
Потом Костя поинтересовался, какой у пионеров план работы на зиму.
– Вы, главное, про лыжи не забудьте. Тренировки надо начинать, к состязаниям готовиться… Если, конечно, потребуется, могу и я подзаняться. Можешь передать своей вожатой.
– Вот здорово! – обрадовался Колька. – А мы как раз тебя вчера запланировали: тренер по лыжам. Мне Варя поручила договориться с тобой.
Брови у Кости полезли вверх.
– Тогда считай, что мы уже договорились.
Глава 24. ДОБРАЯ ПАМЯТЬ
В теплице, окруженной сугробами снега, зазеленело маленькое поле.
Первое время после появления всходов просо на опытной клетке мало чем отличалось от всходов на контрольной клетке.
Ребята заволновались, но, по молчаливому сговору, старались об этом не говорить и терпеливо ждали, что будет дальше.
И стебли проса, как бы войдя в силу, мало-помалу окрепли, начали расти быстрее и стали заметно опережать посевы на соседней клетке.
Опытное просо доставляло ребятам немало хлопот. Надо было умело топить печь, постоянно поддерживать в теплице ровную температуру, вовремя очищать стеклянную крышу от снежных заносов.
Между тем занятия в школьной бригаде шли своим чередом. Ребята изучали агротехнику высоких урожаев ржи, пшеницы, ячменя.
Марине доставалось крепко. То, что из года в год она делала в поле, теперь надо было толково и просто объяснить ребятам. Но слов и знаний не хватало. Бригадир обращалась за советами к директору школы, к Галине Никитичне, вечерами просиживала за книгами.
– И втравили же вы меня в это дело… ребятишек учить! – жаловалась она отцу. – Все время убиваю… ни погулять, ни песен попеть…
– Ничего, ничего! – успокаивал ее Яков Ефимович. – Это тебе только на пользу.
Сказать по правде, Марина и не унывала. Ей даже нравилось приходить по вечерам в школу, слышать ребячьи приветствия, вести беседу, отвечать на вопросы… К тому же Марина всегда находила себе помощников:
то она приводила к ребятам бригадира первой бригады и тот рассказывал, как сеять и ухаживать за рожью, то свою подругу – мастерицу по ячменю, то деда Новоселова.
Однажды Федор Семенович спросил Галину Никитичну и Марину, почему они изучают с ребятами только зерновые культуры и совсем забыли про картошку.
– Пригласите-ка вы Анну Денисовну Кораблеву, – посоветовал учитель. – Ведь она всю жизнь на земле трудится, в колхоз вошла одной из первых и до сих пор работает так, что молодые могут ей позавидовать. Третий год по урожаю картофеля первое место в колхозе держит.
– Это правильно, – согласилась Марина. – У тети Анны есть чему поучиться.
Членам школьной бригады совет директора школы понравился. Митя предложил организовать «картофельную конференцию».
– Какую еще конференцию? – не понял Паша.
– Позовем Анну Денисовну. Она с нами побеседует. Потом юннаты о своих опытах расскажут, потом Галина Никитична выступит…
– Это неплохо, – одобрил Федор Семенович. – Тогда уж не замыкайтесь, пригласите на конференцию все старшие классы.
А наедине он сказал Галине Никитичне:
– Надо, чтобы и Витя был на конференции.
– Не пойдет он, пожалуй…
– Непременно привести надо. Нам, учителям, частенько приходится открывать детям заново и людей и события. Твой брат, скажем, привык к тому, что мать у него ничем не примечательная: тихая, скромная, безответная. Вот пусть он и увидит ее в ином облике.
В этот же вечер Галина Никитична сказала матери, что ребята приглашают ее в школу на «картофельную конференцию».
– Меня? – удивилась Анна Денисовна. – Чего это им вздумалось?
– Интересуются школьники… Какой бы год ни былсухой или ненастный, – а ты всегда с урожаем. Почему так? Вот и побеседуй с ребятами.
– Не иначе и тебя в наставницы записали! – развеселился Никита Кузьмич, недавно вернувшийся с курсов. – Оскудели, видно, учителя наши. Нет, чтобы волшебные картинки показать или про заморские страны побеседовать, так они про картошку толкуют.
– Вот и правильно, что толкуют, – возразила Анна Денисовна. – На земле живем, земля всех нас кормитпоит, а мы еще земли чураться будем? Куда это годится!
– Так что же ребятам передать? – спросила дочь.
– Коль школьники интерес имеют, приду! Поделюсь, чем богата.
– На беседу-то как, по билетам пускать будут? Так ты и нам с Витей по знакомству парочку оставь. – И отец лукаво подморгнул сыну.
Но Витя шутку отца не поддержал и отвел глаза в сторону.
Всю неделю Анна Денисовна была занята хлопотами по хозяйству и совсем почти забыла о том, что ее приглашали в школу.
Но в воскресенье утром к Кораблевым нагрянули школьники.
Растерявшаяся Анна Денисовна засуетилась, забегала. Наконец она переоделась и, наказав Никите Кузьмичу присмотреть за печкой, направилась в сопровождении ребят к школе.
Витя с недоумением посмотрел на сестру:
– Зачем маму в школу приглашают?
– А вот пойдем послушаем, – сказала Галина Никитична. – Может, что и поймем.
В школе Анну Кораблеву ждал полный зал учащихся. На столе высилась горка розового картофеля; на стенах висели таблицы и диаграммы, повествующие об успехах Анны Денисовны.
Стиснув попавшийся под руку клубень, Костя Ручьев открыл «картофельную конференцию». Он объявил, что к ним в гости пришла первая картофелеводка в колхозе, Анна Денисовна Кораблева.
Зал поднялся и дружно захлопал в ладоши.
Анна Денисовна смущенно оглядела школьников, диаграммы на стенах, потом подошла к столу и потрогала клубни картофеля
– А ведь мои клубни-то, мои… Ишь, куда забрались! – шепнула она, и на глазах ее заблестели слезы.
– Тетенька Анна, что вы? – кинулись к ней девочки.
Анна Денисовна быстро смахнула уголком платка слезы.
– Так, вспомнилось всякое… – Она кивнула на таблицы и диаграммы: – Вы тут все расписали: сколько Анна Денисовна картошки вырастила, сколько трудодней заработала, а вот сколько горя она хлебнула, как ее жизнь кидала да метала – того и не знаете.
– А вы расскажите! – попросила Варя.
– Вот и расскажу.
Анна Денисовна отмахнулась от Кости, тянувшего ее за председательский стол, села рядом со школьниками, спросила, как им тут живется, молодым да веселым, потом как-то незаметно перешла на рассказ про былое:
– Смотрю на вас, молодые, и радуюсь. Про рожь-пшеничку речь ведете, про картошку, к земле, как к родной матушке, тянетесь… А я эту землицу в ваши-то годы за мачеху-злыдню почитала и кляла и бранила на чем свет стоит.
Отдали меня родители с малых лет к кулаку-толстосуму в батрачки за старые неоплатные долги. Утром еще петухи не поют, а меня уже будят: «Вставай, Нюшка, на полосу пора!» Ну, и жнешь чужой хлеб от зари до зари. Спина болит, жнивье босые ноги колет, пить охота, солнышко тебе в затылок словно гвозди вбивает… А то еще палец второпях серпом порежешь. И только последний сноп снят, а хозяин торопит молотьбу начинать: «Шевелись, поворачивайся, босая команда!» И возишь снопы день и ночь к риге, молотишь их. А потом зерно надо провеять, солому в стог сметать, мякину убрать, гумно подмести.
Только с рожью управишься, а там овсы поспели, потом картошку время копать. Так и маешься без сна, без продыха месяц за месяцем, пополняешь хозяйские закрома да амбары. Все жилочки стонут, все косточки болят. И что, думаешь, за прорва уродилась на этой земле, зачем столько добра одному человеку?.. А зимой опять радости мало: какие девчонки в школу ходят, а я чужих свиней откармливаю. Прибежишь домой на часок, поплачешь с горя вместе с матерью, да и опять на хозяйский двор… Вот так люди жили когда-то…
А сейчас, ребята! Разве кто из вас задумывается о куске хлеба? Земля отцам и матерям вашим на веки вечные дадена. Раскинулось среди полей привольное село Высоково, артельное наше хозяйство. Избы под железом, хлеб в закромах, на дворах коровы-удойницы, в поле машины-помощницы, свет новый в окнах. И все это для вашего счастья, ребята, чтобы вы жили, радовались да набирались ума-разума!..
Прижавшись к двери, Витя не сводил с матери глаз. В зале стояла тишина – Анну Денисовну никто не перебивал, словно она рассказывала редкостную сказку. Только по временам ребята поглядывали на окна. И хотя за окнами все было бело от снега и через поле мела поземка, но всем казалось, что земля выглядит по-весеннему красивой, молодой и радостной.
– Ах я, старая, наговорила с три короба! – вдруг спохватилась Кораблева. – Чего же вы не уймете меня?
– Зачем же, Анна Денисовна? – сказал Федор Семенович. – Очень вы хорошо говорите. Продолжайте…
– Нет уж, раз вы к картошке интерес имеете, так спрашивайте, – потребовала Анна Денисовна.
И началась деловая беседа.
Вите было удивительно, что о колхозной земле, по которой он привычно ходил каждый день, можно было рассказывать с такой нежностью и любовью. А еще более удивительным казалось то, что об этом говорила его мать, к которой он уже давно привык относиться чуть покровительственно и снисходительно.
Опустив голову, плотно сжав губы, Витя стоял у двери, и ему все мерещилось, что ребята осуждающе посматривают на него и вот-вот спросят: «А ты почему, Кораблев, скрывал, что у тебя мать такая?»
Но никто его ни о чем не спрашивал.
Анна Денисовна беседовала со школьниками до полудня. Потом ребята о чем-то пошептались между собой, и Митя Епифанцев исчез из зала.
Костя потребовал, чтобы все сели, и от имени школьников поблагодарил Анну Денисовну за интересную беседу. Затем дверь распахнулась, и Митя, держа на вытянутых руках, как хлеб-соль, огромный пятнистый арбуз – один из последних в юннатских запасах, – поднес его Витиной матери.