Сам он сел в кресло, с удобством откинулся на спинку, откопал в кармане коробок спичек и снова зажег погасшую трубку. Олли показалось, что вместе с облаком голубого дыма он перенесся прямо в детство.
— Я очень рад, что вы согласились со мной встретиться, — сказал он.
— Ну что вы. Сказать правду, компании я всегда рад. Мне бывает одиноко с тех пор, как умерла жена. — Манторп взглянул на собаку. — Кажется, он нашел себе нового друга!
— Чудесный пес! — Олли, поглаживая собаку, удерживал ее от попыток обнюхать его ширинку.
— Итак. — В кресле викарий смотрелся идеально, будто портрет в рамке. Он запрокинул голову назад и сильно затянулся. — Дом на Холодном холме?
— Да.
— Задача вам выпала не из легких, как мне представляется.
— Да уж.
— И должно быть, у вас очень глубокие карманы.
— Мы здесь всего пару недель, и у меня уже такое ощущение, что никаких карманов не хватит. Это настоящая денежная дыра. Прорва.
Манторп улыбнулся.
— Вы смотрели фильм?
— Какой фильм?
— «Прорва». С Томом Хэнксом. Очень смешной. Но, возможно, не для вас, — нерешительно добавил он. — Вам, наверное, не до шуток. — Он ухмыльнулся. — Ну, как бы там ни было, вряд ли вы приехали занять у меня денег. Так что я могу для вас сделать? Вы сказали, дело срочное. — Он снова глубоко затянулся и выпустил идеальное колечко дыма, которое поднялось к самому потолку и только потом стало рассеиваться.
— Сколько лет вы прослужили в Холодном Холме?
— О… сколько же… да лет тридцать, не меньше. Я обожал это место. Никогда не хотел служить где-нибудь еще.
— Тогда, значит, вы были знакомы с Энни Портер?
Манторп просиял:
— Энни Портер? Прекрасная женщина! — Он показал на высокую, немного кривоватую вазу, расписанную цветами, стоящую на полке рядом с фотографиями трех ребятишек и — отдельно — фото золотистого ретривера. — Моя жена обжигала эту вазу в ее печи. Она регулярно посещала уроки Энни по гончарному мастерству. Энни все еще там, не так ли? Должно быть, немного постарела.
— Она здорова, бодра и энергична, как юная дева.
— Передавайте ей от меня привет.
— С удовольствием. — Олли взял свою кружку. — А вы помните еще одного человека, который жил в Холодном Холме в одно с вами время? Гарри Уолтерса?
Манторп посмотрел на Олли будто бы немного настороженно.
— Гарри Уолтерс? Парень с совсем седыми волосами, который тоже курил трубку?
— Да, это он.
— Да, я немного его помню. Он был странным — предпочитал держаться подальше от всех, сам по себе. Работал в вашем поместье. И умер там — от несчастного случая.
— Да, все верно. Его придавило экскаватором. А как насчет семьи О’Хара? Их было четверо. И их похоронили на церковном дворе в 1983 году. Их вы помните?
— Да, — ответил Манторп, немного помолчав. — Да, это было ужасно. Одна из самых печальных историй на моей памяти. Это случилось вскоре после того, как я прибыл в Холодный Холм.
— Что вы можете о них рассказать?
— На самом деле немного, поскольку я просто не успел их узнать. — Он откинулся назад и затянулся, но трубка снова успела погаснуть. Викарий опять чиркнул спичкой и выпустил еще одно совершенное колечко голубого дыма. Олли почувствовал, как в кармане завибрировал телефон, но решил проигнорировать звонок. — Насколько я помню, Джонни О’Хара был большой шишкой в шоу-бизнесе. Поминальная служба проходила в нашей церкви, и звучали только песни артистов, с которыми он работал. Глен Кэмпбелл. Дайана Росс. Билли Джей Крамер. The Dave Clark Five. The Kinks. Я не помню, за какую именно область он отвечал — за тексты или за музыку. — Манторп немного помолчал и как-то мечтательно продолжил: — В тот день в церкви — без преувеличения — были все звезды. Все, чьи имена что-то значили в рок-музыке. Сомневаюсь, что такое случалось раньше — или произойдет когда-либо еще. У нас был Пол Маккартни, Рэй Дэвис, Мик Джаггер, Лулу… по всей деревне расставили полицейские кордоны, чтобы сдерживать толпу.
— Поразительно, — сказал Олли.
— Хмм… действительно, это было поразительно. А, вот еще кое-что — только что вспомнил. Брат умершего — Чарли О’Хара — приходил ко мне за несколько дней до похорон. И вел себя немного… мягко говоря, эксцентрично. Сказал, что Джонни никогда не был особо религиозным, но устроить отпевание в церкви в день похорон — это, по его мнению, хорошая идея. Вот только… Джонни, как бы это сказать, был бонвиваном, любил жизнь во всех ее проявлениях, и поэтому не могли бы мы заменить традиционное церковное вино и облатки на шампанское и блины с черной икрой? О да, и сигары. Сигары вместо свечей. Он спросил, нельзя ли сделать так, чтобы все в церкви зажгли не свечи, а сигары — в память Джонни. Тот просто обожал сигары.
Олли задумчиво улыбнулся. Сигары. Не объясняет ли это запах в спальне на чердаке?
— Как вы понимаете, я ему, конечно, отказал. И не в мягкой форме!
— Я нисколько не удивлен.
— Если служить в церкви достаточно долго, то навидаешься такого, что тебя уже ничто не сможет удивить, вот что я вам скажу! Хотя я уже много чего забыл. Как я говорил вам по телефону, моя память уже не та, что раньше.
— По мне, так у вас прекрасная память, — заметил Олли. — Так что случилось с семьей О’Хара? Как они погибли? Судя по всему, они скончались одновременно — что это было? Автомобильная авария?
— Ну… в некотором роде, но не совсем. — Манторп еще раз разжег трубку новой спичкой. — Они только что подъехали к дому, притормозили у парадного крыльца, и тут на них обрушилась часть крыши и фасада и осколки погребли под собой машину. Они умерли мгновенно.
Олли ошалело помолчал.
— В день переезда? Они все умерли в день переезда?
— Да. Боюсь, с этим домом связано немало трагедий. — Манторп с натяжкой улыбнулся. — Но пусть это вас не останавливает и не портит вам настроение. Старики в деревне любят болтать всякую чушь — о том, что на доме якобы лежит проклятие. Но на самом деле просто с домом, который был построен настолько давно, естественно, связано больше смертей. История человечества — это ведь не книжка со счастливым концом. Люди умирают, и это нормально. За свою жизнь я видел немало горя и печали, но я также был свидетелем многих событий, которые поддержали и укрепили мою веру в Господа и в человека. Если бы в мире не было плохого, от чего бы мы отталкивались, определяя, что есть хорошее? Верно?
— Полагаю, да, — сказал Олли и сделал глоток чая.
— Свет виден только в темноте. — Манторп одарил его загадочным взглядом. — Возможно, вы и ваша семья — это и есть тот свет, что необходим этому дому.
— На данный момент все выглядит совсем наоборот.
— Почему?
— Потому что это один сплошной кошмар.
И Олли рассказал викарию все. С самого первого дня, когда он сам и его теща заметили что-то странное в атриуме. Про наполненные светом сферы. Про девочку и старуху, которых видела Джейд. Случай с открытыми кранами. Голоса, которые он слышал в спальне прошлой ночью, и перевернувшуюся кровать. И наконец, о той же старухе, что несколько раз видела Каро.
Когда он закончил, Манторп молча кивнул и выбил трубку в пепельницу. Горка пепла заметно выросла.
— О боже, — наконец выговорил он. — О боже мой, — и нерешительно посмотрел на Олли. — В то время, когда я служил в деревне, Дом на Холодном холме большей частью пустовал. Но как я уже упоминал, вокруг него крутилась туча сплетен. Ну, вы понимаете — обычные деревенские страшилки.
— Каких сплетен?
— О том, что дом проклят — если вы верите в такие вещи. И еще одна отдельная сплетня. — Викарий презрительно пожал плечами, вынул из кармана пачку табака и стал набивать трубку. Проблема в том, мистер Хэркурт…
— Пожалуйста, зовите меня просто Олли.
Манторп кивнул:
— Хорошо. Олли. Так вот, Олли, проблема в том, что в деревне людям особенно нечем заняться. У них слишком много свободного времени. Вот они и сплетничают, придумывают всякие сказки.
— И какие же сказки они придумали про Дом на Холодном холме?
— Вы много знаете об истории этого дома?
— Пока что не очень — кроме того, что счел нужным сообщить риелтор. До того как дом купили О’Хара, владельцами были лорд и леди Ротберг — он был наследником династии банкиров. И кажется, они поселились там вскоре после Второй мировой войны и жили до самой смерти.
Манторп взмахнул трубкой.
— Да, это случилось за несколько лет до того, как я прибыл в Холодный Холм, но люди все еще об этом говорили. Ужасная трагедия. Хотя я полагаю, в некотором смысле она стала избавлением — после того, как они столько лет не могли покинуть дом. У вас ведь есть озеро, не так ли?
— Да, есть. То самое, где утонул Гарри Уолтерс.
— Как я слышал, одна зима в те годы выдалась особенно суровой. Леди Ротберг очень любила животных и развела на озере какую-то редкую породу уток. Я вроде как помню… там еще посередине небольшой островок?
Олли кивнул:
— Мы называем его Утиный остров.
— Леди Ротберг приучила уток жить на островке, оберегая таким образом от лис — она клала туда какой-то корм, чтобы приманить их, — зерно, я полагаю. И раз в несколько дней с мешком зерна садилась в лодку и отвозила его на остров. Но однажды утром озеро замерзло. Она решила, что лед достаточно толстый и можно дойти до острова — плыть на лодке все равно было нельзя. Леди добралась до середины с этим мешком зерна — и тут лед подломился, и она ушла под воду. Муж попытался ее вытащить, и ему это удалось, но леди Ротберг слишком много времени провела под водой, ее мозг был лишен кислорода и сильно пострадал. Так что остаток своей жизни она провела в постели, в состоянии растения. А на следующий год, как будто судьба решила сделать трагедию совсем уж полной, лорд Ротберг на свой сорокалетний юбилей устроил охотничью вечеринку, и случилось ужасное несчастье — кажется, юный сын одного из гостей нечаянно разрядил оба ствола прямо в лорда Ротберга. Ему снесло половину лица и часть шеи. Он ослеп и остался парализованным до конца своих дней.