— Очень многие математики и физики, так же как и я, в них верят. Точно тебе говорю.
— И какова твоя теория… я хочу сказать, что они такое, по-твоему?
— Ну, это вопрос на десять гадзиллионов долларов. — Каплан снова рассмеялся коротким, нервным смешком, как обычно. Это было немного похоже на нервный тик. — А почему ты спрашиваешь?
— Я думаю, что наш новый дом — это дом с привидениями.
— Я забыл — ты вроде упоминал, что там есть теннисный корт?
— Нет, но там полно места, чтобы его устроить.
— Собираешься это сделать?
— Может быть. У меня сейчас в жизни вообще полно всяких «может быть».
— И ты думаешь, у тебя живет привидение. Умное или тупое?
— А что, есть разница?
Олли всегда считал, что Каплан обладает суперинтеллектом, и ему нравилось, что тот всегда имеет необычную, а то и уникальную точку зрения на любой предмет, который им когда-либо приходилось обсуждать.
— Разумеется! Существует огромная разница! Расскажи мне об этом привидении.
Олли рассказал Каплану и о перевернувшейся кровати, и о чужом отражении в зеркале, что видели Каро и Джейд, о светящихся сферах и обо всех других странных событиях. Брюс внимательно слушал, то и дело кивая.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил Олли, когда закончил.
Каплан снял с головы повязку и помахал ею в воздухе.
— Ты знаешь, что Эйнштейн сказал об энергии?
— Нет.
— Он сказал, что энергия не может быть создана или уничтожена. Она может только перейти из одной формы в другую. — Решив устроить маленькое шоу, Каплан выжал повязку, так что на белую поверхность стола упало несколько капель. — Видишь эти капли? Эта вода находилась здесь от начала времен. В той или иной форме ее молекулы могли проходить через член Аттилы-гунна, когда он пи́сал, или быть частью Ниагарского водопада, или вылететь в виде пара из утюга моей мамы. Хе-хе. Каждая ее молекула всегда существовала и всегда будет существовать. Вскипяти эту воду — и она превратится в пар и уйдет в атмосферу; затем вместе с другими вернется где-нибудь на землю в виде тумана или дождя. Никакая энергия не… ты меня понимаешь?
— Ну да, — неуверенно ответил Олли.
— Так что если сейчас ты воткнешь мне в сердце нож и убьешь меня, то не сможешь убить мою энергию. Мое тело подвергнется разложению, но моя энергия останется. Она куда-то перенесется и где-то примет другую форму.
— Форму привидения? — уточнил Олли.
Каплан пожал плечами.
— У меня есть пара теорий насчет памяти — я как раз сейчас занимаюсь этими исследованиями. Я думаю, это большая часть нашего сознания. Наши тела обладают памятью — попробуй делать одни и те же движения постоянно, определенным образом, например растяжения — и ты обнаружишь, что со временем телу станет совершать их гораздо легче, так? Сложи кусочек бумаги, расправь — но складка останется. Это память бумаги. Очень многое из того, что мы делаем — как и все члены животного царства, — определяется памятью. Если человек проводит достаточно длительное время в закрытом пространстве, может быть, его энергия также приобретает память. В Кембридже есть один колледж; так вот, там регулярно видели, как некая серая леди пересекает обеденный зал. Примерно лет пятьдесят назад было обнаружено, что полы гниют. Старый пол сняли и положили новый, причем приподняли его где-то на фут. В следующий раз, когда серая леди шла через обеденный зал, все видели только ее часть — до колен она как будто была обрезана. Вот это то, что я называю тупым привидением. Это некий вид памяти в пределах энергии, которая остается после того, как человек умирает, — и иногда она сохраняет форму этого человека.
— А что такое тогда умное привидение?
— Хе-хе. Тень отца Гамлета, вот тебе пример умного привидения. Он мог разговаривать. «Не дай постели датских королей стать ложем блуда и кровосмешенья. Но, как бы это дело ни повел ты, не запятнай себя, не умышляй на мать свою; с нее довольно неба и терний, что в груди у ней живут, язвя и жаля».[1] — Он ухмыльнулся Олли. — Да?
— То есть умное привидение, в двух словах, — это привидение, наделенное разумом и сознанием?
— Да, именно так. Способное думать.
— Тогда следующей ипостасью должно быть привидение, способное делать нечто физически? Ты полагаешь, такое возможно?
— Конечно.
Олли не мог отвести от него глаз.
— Я полагал, ученые вроде тебя должны быть нормальными, рациональными людьми.
— Мы такие и есть.
— Но то, о чем ты сейчас говоришь, не слишком рационально, верно?
— Знаешь, что я думаю? — спросил Каплан. — Мы, человеческие существа, все еще находимся на очень ранней стадии развития — и я не думаю, что у нас на данном этапе хватит ума выйти за рамки и при этом не разрушить себя. Но нам предстоит открыть для себя массу нового — в далеком будущем и если нам повезет. Все виды — уровни — существования, о которых мы пока ничего не знаем и понятия не имеем, как их достигнуть. Возьмем, к примеру, простой ультразвуковой свисток для собак. Они его слышат, а мы — нет. И сколько вокруг нас еще всего такого, о чем мы даже не подозреваем?
— Например?
— Не знаю, но хотелось бы прожить подольше, чтобы узнать, хе-хе. Может быть, привидения — вовсе и не привидения, и это явление как-то связано с нашим пониманием времени. Мы живем в линейном времени, так? Передвигаемся из пункта А в пункт Б, а дальше в пункт В. Утром просыпаемся, вылезаем из кровати, пьем кофе, едем на работу и так далее. Так мы воспринимаем день. Но что, если наше восприятие неверно? Что, если линейное время — это только конструкция, выстроенная нашим мозгом, которую мы используем, чтобы происходящее с нами приобрело смысл? Что, если все когда-либо произошедшее существует и сейчас — и прошлое, и настоящее, и будущее происходит одновременно и мы застряли в ловушке, в одной крохотной точке пространственно-временного континуума? И иногда мы, как сквозь приподнятый уголок занавески, можем увидеть кусочки прошлого, а иногда и будущего? — Он пожал плечами. — Кто знает?
Олли нахмурился, пытаясь осмыслить то, что сказал Каплан.
— То есть ты имеешь в виду, что привидение в нашем доме совсем и не привидение? И мы видим что-то — или кого-то, — кто находится в прошлом?
— Или кого-то, кто в будущем. Хе-хе.
Олли покачал головой:
— Господи, с ума сойти. Как все запутано. Ты надо мной издеваешься.
— Живи как живешь — я думаю, тебе выпало удивительное, потрясающее приключение.
— Скажи это Каро. Она испугана так, что дальше некуда. И если хочешь знать правду — и я тоже.
— Никто не любит находиться вне зоны комфорта.
— О, мы сейчас очень далеко за пределами зоны комфорта.
Каплан немного помолчал.
— Эта кровать, которая, по твоим словам, развернулась — в месте, где это физически невозможно, да?
— Да. Или и я, и Каро сходим с ума, или она нарушила все законы физики.
Каплан протянул руку, взял сэндвич с сыром и соленым огурчиком и жадно откусил. Не прекращая жевать, он продолжил:
— Нет. Есть куда более простое объяснение.
— А именно?
— Это был полтергейст. — Он схватил вторую половинку сэндвича и засунул ее в рот.
— Полтергейст?
— Да. Ты знаешь, что такое полтергейст? Как он действует?
— Понятия не имею.
Каплан постучал по столу, за которым они сидели.
— Этот стол — твердый, так?
Олли кивнул.
Каплан так же постучал по фарфоровому блюдечку.
— И это — тоже твердое, так?
— Да.
— И в обоих случаях ты не прав. Твердые объекты — это иллюзия. И блюдце, и стол сцеплены миллиардами и миллиардами электрически заряженных субатомных частиц, которые движутся в разных направлениях. Их бомбардируют, точно так же, как тебя и меня, нейтроны, которые сквозь них проходят. Если бы случилось нечто такое, что на мгновение сумело бы изменить магнитное поле и, скажем, все частицы в этом блюдце двинулись бы в одном направлении всего на долю секунды, оно улетело бы со стола. И то же самое произошло бы со столом — он улетел бы с пола.
— Как транспортер в «Звездном пути»?
— Ну, вроде того, хе-хе.
— И какова же твоя теория насчет перевернутой на сто восемьдесят градусов кровати?
— Как я уже сказал, Олли, мы пока знаем очень, очень мало. Просто живи с этим и принимай.
— Тебе легко говорить — ты не спал в той комнате. Кстати, не желаешь приехать и провести там ночь?
— Нет, спасибо! — И Каплан снова захохотал.
36
Пятница, 18 сентября
Олли еще немного поговорил с Брюсом Капланом в спортивном центре «Фалмер» и сразу поехал в школу за Джейд. Он должен был забрать ее в 3.30.
Она вышла вместе с группой девочек; они болтали и хохотали, и Олли порадовался, что Джейд, кажется, абсолютно вписалась в новый коллектив. Она забралась в машину, поцеловала его, помахала подружкам и спросила:
— Пап, ничего, если я приглашу еще Лору, Бекки и Эдн на мою вечеринку?
— Ну конечно, ничего.
Он завел двигатель.
— Ну, как прошел день?
— Нормально, — бодро ответила Джейд. — У нас был английский. И домашнее задание — написать рассказ. Я хочу написать про привидение!
Олли искоса взглянул на нее:
— Про привидение?
— Я напишу о том, как девочка переезжает в новый дом и, типа, болтает по FaceTime со своей подружкой, и подружка видит у нее за спиной странную старуху!
— О’кей, — осторожно произнес Олли. — И что эта странная старуха будет делать в твоем рассказе?
— Ну, я еще не придумала.
— Она — доброе привидение или злое?
— Ну-y… я думаю, она просто всех пугает. Но люди не должны бояться, потому что она не злая, просто не может перестать быть привидением.
Олли усмехнулся над милой наивностью своей девочки. И испытал немалое облегчение оттого, что на Джейд практически не действует то, что происходит в доме. Если бы только они с Каро могли относиться ко всему с такой же легкостью!