— Да, Джейд, ей двенадцать. И больше здесь никто не живет.
Олли все еще видел тень; она слегка двигалась. Он вскочил, большими шагами пересек коридор, распахнул дверь и вышел в холл.
Там никого не было.
— Очень странно, — сказал Олли, вернувшись в гостиную. К его неимоверному облегчению, викарий по-прежнему сидел на диване и в этот момент как раз протянул руку за печеньем.
— Нет, не могу устоять, — признался он. — Как там Оскар Уайльд выразился насчет искушения?
— Я могу устоять перед чем угодно, кроме искушения, — подсказал Олли.
— Да. Очень верно сказано. — Он надорвал самый краешек обертки и откусил маленький кусочек. — Они всегда напоминают мне о детстве, — сказал он, прожевав печенье.
— И мне тоже.
Олли чувствовал себя немного странно — как будто находился не совсем в собственном теле, а как бы парил над ним.
Он неожиданно вспомнил Брюса Каплана и их вчерашний разговор после теннисного матча.
«Может быть, привидения — вовсе и не привидения, и это явление как-то связано с нашим пониманием времени… Что, если все когда-либо произошедшее существует и сейчас — и прошлое, и настоящее, и будущее происходит одновременно, и мы застряли в ловушке, в одной крохотной точке пространственно-временного континуума? И иногда мы, как сквозь приподнятый уголок занавески, можем увидеть кусочки прошлого, а иногда и будущего?»
Но сейчас они в настоящем, не так ли? Викарий откусил еще кусочек шоколадного печенья. Потом еще. Олли бросил взгляд в холл. Тень снова была там. Как будто бы кто-то стоял за дверью.
— Что там такое, Оливер? Кто-то пришел и хочет к нам присоединиться?
— Там никого нет.
Они оба встали и вышли в коридор, Фортинбрасс впереди, Олли за ним. Холл был пуст.
Они вернулись в гостиную.
— Именно поэтому я вам и позвонил, — сказал Олли и быстро глянул в окно, в надежде, что Каро не вернется, пока они не договорят. Он знал, что ее не будет еще долго — даже покупка продуктов занимала у нее минимум пару часов, — но все равно беспокоился.
— Пожалуйста, расскажите все как есть. Все, что вас тревожит.
— Хорошо, спасибо. Когда я ездил к Бобу Манторпу, в четверг, он сказал мне, что об этом доме ходят нехорошие слухи. И еще он сказал, что в каждом графстве в Англии, в местной епархии обязательно есть экзорцист — или… я не помню, как вы правильно их называете. Словом, кто-то, к кому священник обращается в случае, если в его приходе происходит нечто странное, чего он не может объяснить. Это так?
Фортинбрасс задумчиво кивнул:
— Ну, в широком смысле да. Вы хотите, чтобы я организовал вам встречу с таким человеком? Чтобы он приехал сюда?
Олли увидел, что Фортинбрасс мельком посмотрел на дверь. Тень оставалась на прежнем месте.
— Скажите, Олли. Вы кажетесь мне очень рациональным человеком. Вы уверены, что хотите связываться со всем этим? Может быть, вы все же предпочли бы закрыть глаза на то, что вас беспокоит? Просто игнорировать это и подождать, пока оно исчезнет само по себе?
— Вы ведь видели тень там, за дверью, преподоб… Роланд? — Олли показал на коридор. Теперь тени не было.
Фортинбрасс дружелюбно улыбнулся:
— Возможно, это просто игра света. Или ветка, которую шевелил ветер.
— Сегодня нет ветра.
Фортинбрасс задумчиво обхватил кружку ладонями.
— Я атеист, Роланд. В мою голову вколотили достаточно религии в школе. Всю эту ботву из Ветхого Завета о мстительном, жестоком, эгоистичном Боге, который пошлет тебе гибель, если ты не поклянешься в вечной любви к нему. И что все это значило?
Некоторое время викарий внимательно изучал его лицо.
— То, каким Господь предстает перед нами в Ветхом Завете, действительно может послужить испытанием для наших несовершенных умов. Этого я отрицать не могу. Но я думаю, что мы должны взглянуть и на Новый Завет, чтобы найти настоящее равновесие.
Олли исподлобья посмотрел на викария.
— В данную секунду я готов принять все, поверить во что угодно. Мы живем в кошмаре, без всяких преувеличений. Я чувствую себя так, будто нас осадили какие-то злые силы. — Он настороженно взглянул на потолок, потом на стены, потом в коридор и вздрогнул.
Фортинбрасс поставил кружку на стол и положил рядом обертку от печенья.
— Я здесь, чтобы помочь вам, а не чтобы осуждать. Не хотите рассказать мне подробно, что у вас происходит?
И Олли перечислил ему все, о чем смог вспомнить. Как его теща впервые увидела привидение. Как потом с ним — с ней — столкнулся тесть. Как ее видела Каро. И подруга Джейд. Про светящиеся сферы, которые видел он сам. Перевернувшуюся за ночь кровать. Случай с кранами. Фотографию Гарри Уолтерса. Смерть Паркина и последовавшую почти сразу за ней смерть Манторпа. Сообщения на экране компьютера. Имейлы, посланные его клиентам. Единственное, о чем он не упомянул, — это странное дежавю с участием самого викария этим утром.
Закончив, Олли откинулся на спинку дивана и вопросительно взглянул на викария.
— Все это звучит безумно, я знаю. Но поверьте мне, я говорю правду. Все это — правда. Я сумасшедший? Или мы все сумасшедшие?
Вид у Фортинбрасса был очень встревоженный.
— Я вам верю, — сказал он.
— Слава богу, — с облегчением выговорил Олли.
— Я попрошу помощи. Я не знаю формальностей, но я спрошу.
— Должна же церковь уметь с этим справляться, — стоял на своем Олли. — Так мы больше жить не в силах. И уехать мы тоже не можем — если бы только могли, нас бы уже давно тут не было. Но вы же постараетесь нам помочь, да? Ну хоть как-то? Я очень надеюсь.
Через час, когда Олли стоял на крыльце и провожал взглядом машину викария, подъехала Каро. Он открыл ей дверь и помог выбраться наружу.
— Привет, дорогой. Кто это был?
— Викарий, — ответил Олли.
— И… что ты ему рассказал?
— Да, в общем, все.
Каро прошла к багажнику и распахнула его. Он был забит бело-зелеными пакетами из супермаркета.
— Я помогу тебе занести все внутрь, — предложил он.
— Так что сказал викарий? Он тебе не поверил или обещал нам помочь?
Олли взял четыре самых тяжелых пакета.
— Он и сам кое-что видел, пока здесь был.
Прижимая к груди пакет полегче, Каро вслед за мужем вошла в дом.
— И как он к этому отнесся?
— Очень серьезно.
— Отлично, — саркастически заметила Каро. — Вот теперь мне стало гораздо, гораздо легче.
Они свалили пакеты на стол в кухне, и Олли обнял ее за плечи.
— Мы справимся, дорогая. Я тебе обещаю. Через год мы будем вспоминать все это и смеяться как ненормальные.
— Я уже смеюсь, — горько сказала она. — Я смеялась все время, пока ходила по супермаркету. Какая смешная у нас стала жизнь, а?
43
Суббота, 19 сентября
Днем Олли выглянул из окна своей башни, которое выходило на север, и увидел Джейд и ее подружку Фиби у озера. Они хохотали, дурачились вовсю и бросали что-то уткам — вероятно, хлебные крошки.
Все свое детство — а оно не было особенно счастливым — Олли мечтал стать взрослым и вырваться из скучной, отупляющей жизни родительского дома. Но теперь он невольно позавидовал детской невинности и отсутствию проблем. Детям не нужно иметь дело с таким высокомерным дерьмом, как Чамли. Он знал, что взросление — тоже нелегкая штука, со своими горестями и травмами, но, учитывая все, что навалилось на него в данный момент, с радостью согласился бы снова превратиться в ребенка.
Что означало первое появление викария сегодня утром? Он видел его, разговаривал с ним — и тем не менее преподобный внезапно исчез. Потом он явился снова. Олли постарался припомнить их разговор с Капланом, вникнуть в его теорию. «Мы живем в линейном времени, так? Передвигаемся из пункта А в пункт Б, а дальше в пункт В. Утром просыпаемся, вылезаем из кровати, пьем кофе, едем на работу и так далее. Так мы воспринимаем день. Но что, если наше восприятие неверно? Что, если линейное время — это только конструкция, выстроенная нашим мозгом, которую мы используем, чтобы происходящее с нами приобрело смысл?
Что, если все когда-либо произошедшее существует и сейчас — и прошлое, и настоящее, и будущее происходит одновременно, и мы застряли в ловушке, в одной крохотной точке пространственно-временного континуума? И в какой-то момент мы, как сквозь приподнятый уголок занавески, внезапно можем увидеть кусочки прошлого, а иногда и будущего?»
Может, время как-то сдвинулось сегодня утром? Или все это шутки сознания и время сдвинулось только у него в голове?
Возможно, он чокнулся от стресса, от всего, что навалилось?
В кабинете фоном звучало радио. Неожиданно раздался противный треск — статические помехи — и Олли услышал глубокий, звучный голос, который нельзя было перепутать ни с каким другим — сэр Уинстон Черчилль.
— От исхода этой битвы зависит существование христианской цивилизации. От ее исхода зависит жизнь самих англичан, так же как и сохранение наших институтов и нашей империи. Очень скоро вся ярость и могущество врага обрушатся на нас, но Гитлер знает, что он должен будет либо сокрушить нас на этом острове, либо проиграть войну. Если мы сумеем противостоять ему, вся Европа может стать свободной и перед всем миром откроется широкий путь к залитым солнцем вершинам.[2]
Черт, подумал Олли. Неужели сейчас он находится внутри какой-то странной временной петли?
Затем раздался голос телеведущего:
— Скажите, Билл, есть ли, по вашему мнению, такой политик в Британии — представитель любой из партий, — который обладал бы столь же мощными лидерскими качествами, как Уинстон Черчилль? И таким же ораторским искусством?
Олли выключил радио и вернулся к своей самой насущной проблеме. Должны же Чамли и Бхаттачарья, как и все нормальные люди, знать, что в Интернете встречаются типы, склонные к злым шуткам. Тролли. Нахалы в «Фейсбуке». Хакеры. Может быть, какой-то недовольный клиент затаил на Чамли злобу? Или конкурент позавидовал успеху Бхаттачарьи?