Глебов продолжал что-то делать с раной. У него на лбу ярко горел свеженький диодный фонарик…
– Давайте машину подгоню. Я знаю ее адрес.
– Хорошо. Давайте поторопимся… и вызовите туда врачей.
– А вдруг она не там?
– Оформят ложный вызов. Не страшно.
Юра кивнул и поспешил назад, к стадиону. Машину он оставил на парковке для игроков и планировал забрать утром.Глебов зачем-то сунул в салон большой деревянный ящик, который обнаружился подле биота, и винтовку. У винтовки оказался испорчен блок распознавания. Она не стреляла, потому что все человекоподобное на всякий случай считала человеком.
Юра торопливо завел мотор.
– Теперь мы успеем, – сказал работник «Зачистки» с заднего сиденья. Нина сидела рядом. Очень прямо, словно боялась потревожить настоящую рану. – Я ее подлатал, сколько-нибудь продержится.
– Улица Старателей, дом четыре, где это?
– Это совсем рядом. Она, наверное, домой шла. Так, Нина?
– Да.
– Вы разговаривайте, не молчите.
Голос у Глебова был ровный, но с легкой непонятной иронией. Словно он знал или догадывался о чем-то, о чем Юра еще не догадался.
– Что говорить?
– Ну, например… попробуйте предположить, как так получилось, что вы заблудились.
Юра увидел в зеркале, как Нина нахмурилась. Честно попыталась вспомнить что-то.
– Извините. Голова кружится. Я думала, что простудилась на крыше. Ничего не вспоминается. Это может быть отражением моего реального самочувствия?
Глебов только кивнул.
– А что вы делали на крыше? – спросил Юра.
– Я там рисую. Договорилась с председателем собрания, он дал мне неделю. У меня еще день есть в запасе. Оттуда вид очень хороший. И город как живой. И не видно секции стадиона. Знаете, там такая надстройка есть, она всю восточную часть обзора закрывает.
– Рисуете на заказ?
– Нет, для себя. Мне кажется, мои картинки мало кого могут заинтересовать. Они же простенькие. А деньги зарабатываю в офисе. Работаю офис-менеджером Клавой. Биота зовут Клава… она красивая, и я ее ненавижу.
– Потому что она красивая?
Фары выхватили табличку: «ул. Строителей, 3». Почти приехали.
– Она делает ненужные вещи. Перекладывает папочки, протирает полочки. Улыбается другим офисным биотам… и тем биотам, которые приходят в офис. Мне платят зарплату за то, что Клава красиво улыбается. Наверное, я ненавижу не ее, а себя. Когда я это она.
– Приехали, – перебил Юра.
Глебов, молчавший всю дорогу, помог Нине выйти. Машины «Скорой помощи» у дома не было. Нина достала из кармана ключи и протянула куда-то вперед, непонятно, кому. Глаза ее были полуприкрыты, и стояла она не твердо, будто пьяная.
Шепнула:
– Шестая…
Юра кивнул, но Глебов опередил его, забрал ключи. А потом и свой чемоданчик с заднего сиденья.
– Юра, присмотрите за биотом. Поднимайтесь потихоньку…
Правильно. Он же, кажется, сам врач… или был врачом. Неважно. Главное, Глебов знает, что делает.Нина шла по лестнице, пошатываясь, и больше не отвечала на вопросы, как бы Юра ни пытался ее привести в чувство. Наверное, уже то хорошо, что она идет сама. А если бы пришлось нести ее на руках, было бы хуже…
Дверь в квартиру оказалась приоткрыта. Юра вошел и сразу словно нырнул в застоявшееся болото, состоящее из резкого запаха хвойного парфюма и вони общественной уборной.
Матовая дверь в ванную была открыта. Проходя, Юра заглянул туда, но ничего особенного не увидел. Спину Глебова только и край большой белой ванны, до половины заполненной бурой жидкостью. Кажется, источник запаха обнаружен…
Как-то ему до этого момента не приходило в голову, что если человек «ведет» биота сутки, а то и двое, то естественные необходимости все равно никуда не исчезают.
Он торопливо провел биота в комнату и замер на пороге, потому что не ожидал увидеть такое…
Свет включился, как только они переступили порог. Датчик среагировал на движение.
Да, Нина сказала – она рисует… но Юра почему-то думал, она рисует что-то небольшое, компактное… Одна из его подружек, например, вышивала крестиком. Очень красиво.
Свет вспыхнул, произведя эффект театральных софитов, неожиданно для зрителей явивших сцену с уже поднятым занавесом.
Вспыхнул, высветил десятки картин. Маленьких и больших. В основном – написанных маслом. Несколько портретов, один натюрморт с букетом сирени на окне. И очень много пейзажей. Все это были виды города. В солнечных лучах или в пасмурную погоду. Осенью или летом, вечером или днем. Летом или зимой. Пейзажи не были пустынны – там были люди. Дети, взрослые…
Город на картинах отличался от того, что сейчас продолжал жить снаружи. Чем-то непонятно неуловимым, хотя формально все здесь было так, как было там. Некоторые места Юра даже узнал. За один день при желании можно успеть увидеть очень много…
Вот набережная. А вот театральная площадь и городской театр, выстроенный в классическом стиле. А вот центральный сквер, и по нему торопится навстречу художнице девушка в синем платье с вырезом-лодочкой. Девушка улыбается, и кажется, что улыбается она лично Юре…
Юра огляделся.
Он даже не заметил, что в комнате помимо картин есть еще кушетка и два кресла, и стол у зашторенного окна. А на столе – вытертая клеенка, а на клеенке подставка и еще одна картина, незаконченная. На ней высокое мрачноватое здание, возвышающееся над прочими крышами грозно и мощно. Юра видел его, но только издали. Это старая католическая церковь на холме…
А что же…
Биот сидел – сидела? – в кресле, прикрыв глаза. Словно спала.
И сразу видно, что это действительно старенький уже, изношенный биот, и его вправду стоило поменять… только, наверное, у хозяйки было не так много денег. И она поэтому тянула, ждала, откладывала покупку.
То, что денег у нее немного, легко понять. Линялые шторки, мебель вся потертая, какая-то допотопная. Пол скрипит… да и сама квартирка – смех. Скворечник…
Юра потоптался посреди комнаты, рассматривая картины. Потом вернулся в ванную. Вдруг Глебову помощь нужна? Или вдруг хозяйке этой квартиры-галереи стало хуже… и «где же эти врачи? Хотя, наверное, им просто дольше ехать… мы же вправду оказались здесь очень быстро…»
Ванна была пуста, на дне только плескалось немного чистой воды. Раскрытый чемоданчик лежал на туалетном столике. В душевой кабинке шипела вода. Глебов обнаружился как раз там, возле этой кабинки. Френч его был расстегнут, рукава и серая водолазка вымокли, стали темными от воды.
Он оглянулся, словно почувствовал, что Юра у входа.
– Юра, подготовьте постель… и что-нибудь, чем ее укрыть. Я вколол стимуляторы и нейтралку на всякий случай. Хотя, судя по тому, сколько она времени тут провела, эмульсии в организме быть уже не должно… хотя… посмотрим. Может, в этом все дело.
– А что вы делаете? Она в сознании? Просто биот «остановился»…
– Не в сознании, что немудрено. А делаю… легкие гигиенические процедуры. Надо же смыть это… – Он кивнул на ванну.
Юра понял.
Вернулся в комнату. Отыскал в шкафу постельное белье и одеяло, расстелил на кушетке простыню с рисунком из васильков и ромашек. И почти сразу Глебов принес из ванной «пациентку». Юра первым делом увидел, что была она на своего биота внешне очень похожа. Невысокая, темные короткие волосы, челка до бровей. И круги под глазами. И впалые щеки. И…
Оценить фигуру потеряшки Юра не успел. Глебов ловко переложил ее на кушетку и укрыл простыней.
– Знаете, что мне во всем этом больше всего не нравится?
– Что?
– Сутки, минимум, она провела в ванне. Без еды, без движения… ну, почти без движения. И никакая служба не среагировала. Нигде никто не встревожился – а что с человеком случилось? А как она? Догадываетесь, чем бы все кончилось, если бы вы с ней случайно не встретились?
– Насколько я знаю, когда эмульсия полностью расщепляется в организме, контакт постепенно теряется, и потеряшка возвращается все равно. Только чаще всего с необратимыми изменениями в психике…
– Сутки. Или двое, – напомнил Глебов.
– Хотите сказать, в нее кто-то вливал эмульсию, когда она уже вела биота?
Глебов потер ладонями лицо и ничего не ответил. Потом неожиданно подошел к одной из картин, уставился на нее, как на откровение.
Это был небольшой, даже не вставленный в рамку картон, на котором смазанное пятно солнца падало в дым заката, плавилось в нем, растекалось вдоль горизонта. Еще там была набережная, скамейка, человек на скамейке и девушка в летнем пальто…
Человек, который был на картине, смертельно устал. Сил, чтобы драться дальше, у него не было… но у него была передышка, полчаса тишины. Полчаса, чтобы найти в себе те самые силы, без которых немыслима жизнь.
Человек, который смотрел на картину, его понимал. Но ничем не мог помочь – так бывает.
Всегда сложнее всего помогать самому себе.
Но тут в дверь зазвонили, и комната стала тесной – медиков на «Скорой» приехало трое.
– Привет, Жень, – словно бы и не удивившись, поприветствовал один из них Глебова.
– Привет, Володя.
– Что тут у нас…
– Я поставил нейтралку, витамины… четвертый комплекс еще. Собственно, это все, что я мог.
– Как вы ее нашли-то? – проворчала медсестра. Медсестра была биотом формации «профессионал за работой». Доктор биотом не был.
– Случайно, – вставил слово Юра. – Ее игроманы подстрелили у стадиона.
– Вот кому бы запретить ношение оружия…
– Ясно.
Сестра приладила под прическу стетоскоп. Второй санитар отошел к картинам – ему работы не нашлось.
– Сам как? – спросил у Глебова доктор Володя. – Давно тебя не видать.
– А то ты не знаешь?
– Без изменений?
– Без.
– А…
– Не начинай. Что там?
– Похоже на синдром Дарга. Надо смотреть, когда в себя придет. А так… витаминчики попить, свежим воздухом подышать… не знаешь, чего она вообще-то на биота села?
– Спрашивал. Сказала, не помнит. Но мне кажется, она в том состоянии ничего толкового и не ответила бы.