Все мое тело замирает при упоминании Петры.
— Я думала, что она сбежала.
— Как я вижу, вы уже поговорили с шефом Олкотт, — говорит мне Брайан с елейной улыбочкой. — Это официальная версия полиции, кстати. Что Петра сбежала. Пожалуй, это звучит лучше, чем заявление о том, что шестнадцатилетняя девочка исчезла при загадочных обстоятельствах, а они слишком глупы, чтобы разобраться, что случилось на самом деле.
— А что случилось, по вашему мнению?
— Это один из вопросов, который я хотел задать вашему отцу.
Меня изнутри заполняет неприятное чувство. Хотя я не совсем понимаю, к чему клонит Брайан, его тон уже говорит о том, что мне это не понравится.
— А зачем его спрашивать? — удивляюсь я. — Мой папа же не заставлял Петру сбегать…
— Она исчезла, — вмешивается Брайан.
— Исчезла. Пропала. Какая разница, — я встаю и иду к пикапу, не желая больше слушать Брайана. — Мой папа не был в этом замешан.
— Я тоже так думал, — говорит Брайан все еще с крыльца, все еще улыбаясь, все еще делая вид, будто это обычный дружеский визит, хотя и очевидно, что это не так. — И только потом — через несколько лет после выхода книги вашего отца — я начал подозревать, что эти события могут быть связаны.
— Как?
— Для начала, Петру Дитмер последний раз видели 15 июля — в ту же самую ночь вы уехали из дома. Слишком странно, чтобы это было совпадением, не находите?
Эта новость ударяет меня наотмашь. У меня так кружится голова, что мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Это так неожиданно, что мне приходится прислониться к грузовику, чтобы не упасть.
Петра Дитмер исчезла в ту же ночь, когда мы уехали из Бейнберри Холл.
Брайан прав — это действительно кажется бо́льшим, чем просто совпадение. Но я не знаю, что еще это может быть. Петра, конечно же, не сбегала с моей семьей. Уж такое я бы точно запомнила. Кроме того, шеф Олкотт была в тот вечер в нашем номере в «Двух соснах». Разумеется, она бы заметила, если бы там сидела шестнадцатилетняя девочка.
— Думаю, вы преувеличиваете, — говорю я.
— Разве? Я читал книгу вашего отца много раз. Там он много говорит о Петре Дитмер. Даже учитывая разницу в их возрасте, кажется, будто они были близки.
Он так сладострастно произносит это слово, что у меня в жилах закипает кровь. Да, Петра часто упоминалась в книге, и часто в ключевые моменты. Этого нельзя отрицать, особенно теперь, когда у меня есть фотографии с доказательствами. Но это не значит, что она и мой папа были, пользуясь эвфемизмом Брайана, близки.
Я знала папу намного лучше, чем Брайан. Юэн Холт был много кем. Лжецом. Обольстителем. Но он никогда не был негодяем и бабником. Я знаю это настолько же хорошо, насколько и тот факт, что если бы мама узнала об измене, она бы ободрала папу до нитки. Раз она этого не сделала, я верю, что мы уехали из Бейнберри Холл по другим причинам.
— Большая часть из того, что написано в книге моего отца — ложь. Нельзя доверять ни одной вещи, которую он написал. Включая то, сколько времени он провел с Петрой Дитмер. Мой отец не был глупцом, мистер Принс. Разумеется, он бы не написал так много о Петре — в книге, которую прочитали сотни тысяч людей — если бы Петра пропала из-за него.
— А теперь вы преувеличиваете. Я и не говорил, что Петра пропала из-за него. Я лишь предполагаю, что события связаны. Ваша семья сбежала из Бейнберри Холл почти в то же время, когда Петра Дитмер бесследно исчезла. Это ненормально, Мэгги. По крайней мере не здесь, в Бартлби, — Брайан встает и демонстративно отряхивает штаны, как будто он мог испачкаться просто от ступенек крыльца Бейнберри Холл. — В ту ночь, когда ваша семья уехала, произошло нечто странное, и я намерен выяснить, что именно. Вы можете помочь или помешать мне…
— Черта с два я буду вам помогать, — говорю я.
Хоть у нас с Брайаном Пирсом одна цель, очевидно, что нам нужны разные результаты.
— Хоть я ожидал и не такого ответа, я его уважаю, — говорит Брайан. — Но я хочу, чтобы вы знали, я все равно узнаю правду о той ночи.
— Вам придется делать это не на моей территории, — говорю я. — А это значит, что вам нужно уйти. Сейчас же.
Брайан в последний раз поправляет галстук-бабочку, садится в машину и уезжает. Я еду за ним по длинной извилистой дороге, спускающейся по склону холма к главным воротам. Убедившись, что он уехал, я закрываю и запираю ворота.
Потом — обратно в дом, где я наконец-то могу занести продукты. Нагруженная тяжелыми сумками в обеих руках, я прохожу мимо вестибюля и только потом замечаю что-то неладное.
Здесь светло.
Слишком светло.
Я смотрю на потолок и вижу, что там ярко светит люстра.
Но вот что странно: когда я уезжала из дома, тут было темно.
Пока меня не было, она каким-то образом включилась.
День 5
Бум.
Прямо как три ночи назад, этот звук сотряс дом и резко разбудил меня. Перевернувшись, я посмотрел на электронные часы на тумбочке, цифры светились зеленым в предрассветной тьме: 04:54.
То же самое время, когда я услышал этот звук в прошлый раз.
Это пугало, да, но и помогало, потому что так я понимал, что это был не сон. Звук был настоящим и доносился с третьего этажа.
Несмотря на несусветную рань, я выскользнул из постели и направился в кабинет наверху. Внутри вроде бы все было в порядке. Двери обоих шкафов были закрыты, и проигрыватель молчал.
Что же касается шума, то я понятия не имел, что это могло быть. Я подозревал, что виной тому сам дом. Скорее всего, это связано с тем, что система отопления перезапускалась в назначенное время. Конечно, странно было бы назначать для этого время чуть раньше пяти утра, но я не мог представить никаких других источников этого шума.
Вместо того чтобы вернуться в постель, я спустился вниз еще до рассвета — во второй раз с тех пор, как мы переехали. И люстра снова горела. Я бы так и думал, что дело в проводке, если бы прошлой ночью не услышал проигрыватель. Очевидно, и то и другое было делом рук моей страдающей от бессонницы жены.
Когда Джесс тоже зашла на кухню после шести, я поприветствовал ее фразой:
— Я и не знал, что тебе нравятся «Звуки музыки».
— А мне и не нравится, — сказала она, последнее слово было растянуто из-за зевка.
— Ну, прошлой ночью тебе нравилось. Я не против, если ты хочешь сидеть в кабинете. Просто не забывай выключать проигрыватель, когда уходишь.
Моя жена недоуменно глянула на меня заспанными глазами.
— Какой проигрыватель?
— Который на моем столе, — сказал я. — Он играл прошлой ночью. Я решил, что ты не могла уснуть, поднялась туда и слушала музыку.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказала Джесс, подходя к кофейнику. — Я спала всю ночь.
Тогда была моя очередь смотреть недоуменно.
— Ты вообще не заходила в мой кабинет?
— Нет.
— И ты не включала проигрыватель?
Джесс налила себе в кружку кофе.
— Если бы я и включала, то уж точно не выбрала «Звуки музыки». А ты спрашивал Мэгги? Она любит этот фильм. Может, это она там шастала?
— В полночь?
— Я не знаю, что тебе ответить, Юэн, — сказала Джесс и села за стол. — А ты его включал?
— Да, — сказал я. — Но это было два дня назад. Прямо перед тем, как Мэгги поранилась.
— И ты его выключил?
Я не знал. Я помнил только то, что услышал крики из леса и врезался в проигрыватель, когда выбегал из кабинета. А потом, учитывая то, что надо было отвезти Мэгги в травмпункт и изучить кладбище в лесу, у меня не было времени вернуться в кабинет до вчерашней ночи.
— Теперь, когда ты мне напомнила, я не уверен, что выключил.
— Ну вот, — Джесс сделала большой глоток, гордая собой. — Ты оставил проигрыватель включенным, и что-то сбило иголку. И вот, дом ожил звуками музыки.
— Но что могло ее сбить?
— Мышь? — предложила Джесс. — Или летучая мышь? Это старый дом. Я уверена, что в его стенах кто-то снует.
Я нахмурился.
— Даже думать об этом не хочу.
И все же я думал. Вполне возможно, что в кабинете живет какое-то животное. В конце концов, в Комнате Индиго была змея. Хотя крайне маловероятно, что какое-то животное могло случайно воспроизвести запись.
После завтрака я вернулся на третий этаж и осмотрел проигрыватель. Все выглядело нормально. Выключен, иголка снята, никаких признаков того, что здесь где-то был грызун. Я стукнул по рычагу, просто чтобы посмотреть, может ли он так просто опуститься, будь то из-за человека или мыши.
Не может.
Вот тебе и теория Джесс. И это означало, что виновницей должна быть Мэгги.
Прежде чем выйти, я отключил проигрыватель. На всякий случай. Затем я направился в крыло Мэгги, чтобы сказать ей, что она должна спрашивать разрешения, прежде чем войти в мой кабинет. Мне казалось, это единственный способ предотвратить что-то подобное в дальнейшем.
Я нашел Мэгги одну в игровой рядом с ее комнатой. Только она вела себя не так, будто бы сидела одна. На полу, с грудой игрушек перед собой, она, казалось, разговаривала с воображаемым человеком напротив нее.
— Ты можешь смотреть, но ничего не трогай, — сказала она, повторяя то, что Джесс говорила ей почти каждый раз, когда мы ездили по магазинам. — Если хочешь играть, то найди свои игрушки.
— С кем ты разговариваешь? — спросил я из дверного проема. В Берлингтоне Мэгги ни разу не подавала признаков, что у нее есть воображаемый друг. Тот факт, что теперь у нее он был, заставил меня задуматься, не было ли это из-за того, что три дня назад нас навестили дочери Эльзы Дитмер. И теперь, когда она наконец-то узнала, каково это, иметь друзей, возможно, Мэгги жаждала большего.
— Просто с девочкой, — сказала она.
— Она твоя новая подруга?
Мэгги пожала плечами.
— Не совсем.
Я шагнул в комнату, сосредоточившись на том участке пола, где должна была сидеть ее воображаемая подруга. Хотя там никого и не было, Мэгги расчистила для нее место.