Еще более невероятным было то, что рука проигрывателя двигалась сама по себе, как будто ее толкала невидимая рука. Игла опустилась на обычное место, и заиграла музыка.
«Тебе шестнадцать, но почти семнадцать…»
Я оглядел всю комнату, ища самого Кертиса Карвера. Если его видела Мэгги, то логично, что и я мог.
Я ничего не увидел.
И все же Кертис был там. Проигрыватель это подтверждал.
— Это ты убил свою дочь? — спросил его я.
Музыка продолжала играть.
«Детка, пора задуматься».
Как я понял, ответ был «нет». Может, потому что я уже начал верить, что он был невиновен. В конце концов, его же не было при всех других смертях. А Уильям Гарсон был. Он был в Бейнберри Холл с самого начала, хотя большую часть времени это был буквально его дух.
— Это сделал Уильям Гарсон?
«Лучше приготовься, будь умной и осторожной…»
Запись начала заедать, одно-единственное слово повторялось все снова.
«осторожной»
«осторожной»
«осторожной»
Послание Кертиса было понятным. Уильям Гарсон заставлял отцов убивать их дочерей, прямо как он сам.
И если я не найду способ его остановить, то Мэгги станет следующей.
Глава двадцатая
Ханна Дитмер даже не казалась удивленной, когда увидела меня на крыльце коттеджа ее матери. Более того, она выглядела нетерпеливой, ее взгляд как будто говорил: «Почему так долго?».
— С тех пор как я приехала, сколько раз ты была в Бейнберри Холл? — спрашиваю я. — И как давно ты у нас воруешь?
— Это не воровство, если это никому не нужно.
— Если в доме никого нет, то это не значит, что ты можешь оттуда что-то брать.
Ханна пожимает плечами, явно не согласившись.
— Я могу отдать тебе вещи, которые не продались. Но в основном все, что я взяла из дома, уже давно купили. И удачи тебе все это найти.
Она отходит от открытой двери, предоставляя мне выбор — войти или нет. Очевидно, ей все равно. Я решаю последовать за ней, мимо гостиной — по телевизору теперь орет кулинарное шоу — и на кухню.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — говорю я. — Как долго это продолжается?
— Пару лет, — Ханна садится за кухонный стол и тянется к пачке «Мальборо». — С тех пор как заболела мама.
Это и ответ на мой второй вопрос — зачем. И я понимаю. Эльза Дитмер заболела, им нужны были деньги, а Бейнберри Холл просто стоит пустует. Сундук с сокровищами в виде дома на вершине холма.
— И сколько раз ты туда забиралась с тех пор, как я приехала?
Теперь я знаю, что именно она входила в Бейнберри Холл, а не какой-нибудь случайный упырь из города. Это та самая призрачная фигура, которую я видела снаружи в ту ночь, когда приехала сюда. И та, кого я видела убегающей из дома на следующую ночь. Звенящие колокольчики, люстра и проигрыватель — все это была Ханна.
Она закуривает сигарету. Дым вьется из ее приоткрытых губ.
— Достаточно, чтобы я удивилась, как ты меня до сих пор не поймала.
— Но зачем? — говорю я. — Мне плевать почти на весь хлам, который там валяется. Если он был тебе нужен, могла бы просто попросить. И тебе уж точно не надо было отвлекать меня всякими звонками и проигрывателем.
— Это было не отвлечение, — возражает Ханна. — Это была скорее попытка заставить тебя уехать. Этот дом был для меня золотым прииском. Я не хотела его потерять.
— И ты решила использовать трюки а-ля «Скуби-Ду», чтобы меня испугать?
— Я подумала, что лучше попытаюсь, — Ханна выдыхает еще облако дыма, довольная собой. — И мне бы это сошло с рук, если бы ты не была такой назойливой.
— Я так понимаю, ты поэтому сказала, что все написанное про ту ночевку — правда.
— Что-то и было, — говорит Ханна. — Ты правда думала, что в шкафу кто-то был, и начала психовать. И ты правда меня ударила. Хотя я в ту ночь была той еще сучкой и, пожалуй, это заслужила. Так что да, твой отец многое выдумал, но результат был тот же — мы ушли раньше, и наша мама так взбесилась, что запретила снова ходить в ваш дом.
— Тебе не нужно было врать об этом, — говорю я. — И не нужно было подстраивать все это дерьмище с призраками. Проигрыватель и мишка.
Ханна тушит сигарету.
— Какой мишка?
— Сама знаешь какой, — рявкаю я. — Бастер.
— Я не видела Бастера с той ночи, как исчезла Петра.
Я пялюсь на нее, ища признаки того, что она врет. Но теперь лицо Ханны похоже на маску и прячет все эмоции.
— Думаю, лучше тебе отдать ключи, — говорю я. — От ворот и от самого дома.
— Если ты так настаиваешь, — отвечает Ханна.
Она выходит из кухни и исчезает наверху, тяжело ступая по ступенькам. Спустя несколько мгновений тень скользит по стене в кухне, затемняя столешницу. Я оборачиваюсь и вижу в дверях Эльзу Дитмер, одетую в ту же ночную рубашку, что и в тот вечер, когда я вернулась в Бейнберри Холл. Крестик на ее шее блестит в свете кухонной лампы.
— Ты не Петра, — говорит она, шаркая ко мне.
— Нет, — отвечаю я. — Я Мэгги Холт.
— Мэгги, — Эльза уже возле меня, ее холодные руки на моих щеках, а глаза смотрят в мои. — Не оставайся в том доме. Ты там умрешь.
Ханна заходит на кухню со связкой ключей в руках. Ее лицо вытягивается при виде ее матери.
— Мама, тебе надо отдыхать, — говорит она, мягко отталкивая ее от меня.
— Я хочу увидеть Петру.
— Я тебе говорила, Петра ушла.
— Куда? — голос Эльзы выражает такое горе, что я хочу закрыть уши. — Куда она ушла?
— Мы завтра об этом поговорим, — Ханна смотрит в мою сторону, забеспокоившись, что я осужу ее за решение не говорить матери правду. Я бы не посмела. Уж я-то хорошо знаю, как сильно ранит правда. — Давай, пошли в кровать.
Две женщины выходят из кухни. Спустя пару минут Ханна возвращается и плюхается на стул. Я не могу не пожалеть ее. Она воровка. Она лгунья. Но еще ее жизнь была намного тяжелее, чем моя. Я всегда забываю, что, несмотря на все то горе, что мы пережили, пребывание в Бейнберри Холл сделало нас богатыми.
Когда Ханна пододвигает мне ключи, я толкаю их обратно по столу.
— Слушай, — говорю я, — я не хочу оставлять все эти вещи в доме. На следующей неделе, если хочешь, можешь прийти и забрать все, что планируешь продать. Там дофигища антиквариата. И за него можно выручить кучу денег.
— И все это твое, — добавляет Ханна.
— Не совсем. Почти все досталось нам вместе с домом. Так что это ничейное. Можешь считать, что твое.
— Я подумаю, — Ханна забирает ключи с благодарным кивком и сует их в карман. — Но просто чтобы ты знала, я их и не использовала, чтобы пробраться в дом, пока ты там была.
Я склоняю голову.
— В каком это смысле?
— В таком, что в дом можно проникнуть другим способом.
— Каким?
Ханна тянется за другой сигаретой, но передумывает. Вместо этого смотрит на свои руки и тихо говорит:
— Я заходила через заднюю дверь.
— В Бейнберри Холл нет задней двери.
— Она спрятана, — говорит Ханна. — Мама много лет назад мне ее показала.
И я снова ищу признаки того, что она лжет. Я ничего не нахожу. В этот момент у Ханны Дитмер самое искреннее выражения лица с тех самых пор, как я ее встретила.
— Пожалуйста. Скажи мне, где она?
— В задней части дома, — говорит Ханна. — За плющом.
День 18
В то утро я проснулся от серии ударов по лицу и груди. Затерявшись в серости между сном и реальностью, я сначала подумал, что это призрак Уильяма Гарсона бьет меня тростью. Но когда я открыл глаза, то увидел, что это Джесс колотит меня обоими кулаками.
— Что ты сделал? — кричала она. — Какого хрена ты натворил?
Она уселась на меня сверху, ее лицо красное и разъяренное. Хотя мне было бы легко ее с себя сбросить, Джесс успела перелезть, прежде чем упасть боком. Боль пульсировала в моей челюсти, когда мы поменялись местами — я сел на ее дергающиеся ноги и сжал запястья, которые вибрировали от ярости.
— Какого черта с тобой происходит? — закричал я.
— Со мной? Что происходит с тобой?
Подавленная и пораженная — яростью, отчаянием, усталостью — Джесс перестала бороться. Мое сердце словно разорвалось, когда я почувствовал, как ее тело обмякло подо мной, и увидел, как она со стоном вжимается в кровать. Я бы предпочел еще тысячу ударов этому зрелищу.
— Как ты мог, Юэн? — застонала она. — Как ты мог навредить Мэгги?
Упоминание о нашей дочери ввергло меня в настоящую панику. Я спрыгнул с кровати и бросился в комнату Мэгги, думая о Кэти Карвер, Индиго Гарсон и всех остальных девушках, которые умерли в этих стенах.
Когда я добрался до ее комнаты и увидел Мэгги, сидящую на кровати, облегчение, которое я почувствовал, было сильнее, чем все, что я испытывал до или после. Моя дочь в безопасности. Уильям Гарсон до нее не добрался.
Потом я увидел ее шею, и паника вернулась.
Она была покрыта такими красными отметинами, что казалось, будто они были выжжены на ее коже. Хуже всего было то, что они напоминали отпечатки рук. Я мог различить овалы ладоней и малиновые полосы, оставленные пальцами.
Мэгги испуганно посмотрела на меня с кровати и начала плакать. Я хотел было подойти к ней, но почувствовал, как что-то налетело сзади — внезапная сила, такая же яростная, как порыв ветра. Это снова была Джесс, ее гнев вернулся с полной силой. За одно мгновение она толкнула меня на пол.
— Не смей ее трогать! — закричала она.
Я попятился назад по полу на тот случай, если Джесс снова попытается меня пнуть. Она выглядела такой свирепой, что я ожидал этого в любой момент.
— Что с ней случилось?
Джесс смотрела на меня с невыразимой ненавистью на лице. Это нельзя было принять ни за что другое. В тот момент моя жена презирала меня.
— Мэгги разбудила меня плачем. Я пришла сюда и увидела, как она задыхается. Ее лицо было фиолетовым, Юэн. И потом я увидела эти отметины на шее…