Оказывается, когда шейх за немереную сумму приобрел в свою коллекцию скульптуру «Папа Римский, пришибленный метеоритом», художник Маурицио Кателлан потребовал, чтобы в стеклянном потолке крупнейшего гостиничного комплекса стоимостью в сто миллиардов дирхамов, вырубили настоящее отверстие от якобы «упавшего метеорита».
Шейх было заартачился. Но Маурицио пристал к нему с ножом к горлу, дескать, младенцу понятно: если с неба упал метеорит и под ним распластался Папа, — чтобы все выглядело достоверно, в потолке нужна дырка. И баста.
Из-за поднявшегося тарарама шейх утратил остатки рассудительности. В какой-то момент заядлый любитель верблюжьих бегов и соколиной охоты размяк и дал добро на пробоину в потолке, из-за чего в музее, которым он так гордился, отказали кондиционеры. А там жара, в Арабских Эмиратах, без кондиционера никак нельзя.
Вскоре разнесся слух: в аквариуме протухла акула, начала разлагаться, тело акулы утратило прежнюю форму, а ведь он заплатил за нее шесть с половиной миллионов фунтов! И практически полностью растаяла восковая Курникова. Один только Папа Римский со злосчастным метеоритом остались целые и невредимые.
Понятно, что еще и не такие напасти случаются с хорошими людьми.
Ну, взял бы этот незадачливый ценитель изящных искусств, заделал прореху в потолке, восстановил систему охлаждения, воспрянул духом, заменил бы мертвую акулу на новую, да и подкрепил затрещавшую по швам коллекцию русскими песочными часами.
Ничего подобного.
После того как метеорит Кателлана пришиб собрание актуального искусства крупнейшего гостиничного комплекса Дубаи, в богатом Кешином воображении шейх Мухаммед приблизился к своему дубовому буфету — точной копии буфета из дворца короля Людовика Х1V, который он приобрел по недемократичной цене 140 000 долларов, вынул хрустальный стакан, антикварный, «с царского стола», купленный по случаю на аукционе «Сотбис» за 3 754 фунтов стерлингов, налил туда односолодового виски, сделанного в затерянной среди гор деревушке Шотландии (всего 1 995 долларов бутылка), добавил содовой воды и выпил.
Потом он рассупонился, накинул на плечи шелковый китайский халат (старинная ручная вышивка!), при этом на руке его блеснул платиновый перстень с неограненным алмазом, записанным в Книгу рекордов Гиннесса.
Мухаммед опустился в бархатное кресло (в далекой солнечной Италии, на родине Рафаэля и Феллини, на этого кашалота работает мебельная фабрика, а то и две-три!), закурил кубинскую сигару «kohiba» знаменитого сбора табака 63-го года. Ему стало немного легче на душе, и он подумал:
— Господи, сколько же у меня денег! Я даже не успеваю придумать, куда бы их сбагрить. Ясно одно: no more аrt!
Он вытащил мобильный телефон — милая безделушка по цене хорошей однокомнатной квартиры на окраине Москвы — и протрубил отбой своему агенту Абраму Шофману. Тот как раз входил в галерею «Феникс», чтобы внести Феликсу 18 тысяч долларов в качестве задатка за Кешины песочные часы.
Ходят слухи, что вместо современного искусства шейх Мухаммед начал собирать автомобили знаменитостей: «линкольн», на котором ехал Кеннеди, когда его застрелили; «роллс-ройс» Онасиса, подаренный жене Джеки, «форд» Мэрилин Монро, «хорх» Адольфа Гитлера, «хаммер» Арнольда Шварценеггера, «феррари» Эмилио Феррари, «чайку» Брежнева и «Астон Мартин Ванкуиш» Джеймса Бонда из последней серии боевика «Агент 007» украшают теперь огромное лобби гостиничного комплекса Дубаи.
Редко кто теперь заметит одинокую фигуру Папы с метеоритом, скромно ютящуюся среди автомобильного паноптикума. Но он только потому остался на месте, что шейх решил приобрести в свою коллекцию папамобиль.
Когда об этой новости узнал Борька Мордухович, он схватился за голову:
— Сорок восьмого калибра хер у боцмана!!! — закричал он, мигом оказавшись в положении человека, который ниоткуда не ждет наследства и почти не знает, где приклонить голову.
Он изливал то на Феликса, то на Кешу, то на этот манящий, лживый мир востока, а заодно и на всю вселенную, равнодушную к нуждам маленького, затерянного среди холодных звезд Борьки Мордуховича, яростный поток упреков.
Как бы то ни было, часы пришлось разбирать на панели, тонны песка отдавать дворникам — дорожки посыпать и в детский сад — наполнить песочницу. Фигуры запаковали в черные мешки, замотали веревкой. Причем они все равно так смотрелись натурально, что «газель», в которой Борька с Кешей везли это все к нам домой, почуяв неладное, остановила милиция — подумали, похищение.
Что касается Кеши, он держался геройски, радовался маленьким радостям: и в лифт еле-еле, но вошло, и потолки у нас в квартире два семьдесят, как раз громадную колбу можно установить прямо посередине единственной малогабаритной комнаты — красота! Снова распаковал наши фигуры, аккуратно посадил друг напротив друга, накрыл стол, включил штепсель в сеть.
Пространство за стеклом заголубело, зазолотилось!.. Кеша глядел на часы с бесстрастным непроницаемым спокойствием китайского императора. Но я-то видела: он даже очень рад, что эта чудесная композиция пребудет с ним до скончания веков.
— Вот здорово, — сказал, наконец, Кеша, — можно на кладбище этот стакан нам с Марусей поставить вместо памятника. Сто лет на улице простоит, ничего с ним не случится — такой стойкий материал! Если вандалы не порушат.
Все-таки он обладал невозмутимым умом высокого порядка.
Не то, что я — совсем нервы расшатались. Поднимаюсь в лифте, заходит женщина с собакой. Лохматый песик, ушки кверху, на кончиках ушей кисточки. Я потрепала его за холку и спрашиваю дружелюбно:
— Это кто у вас?
— Лхасский кто-то там… — я не разобрала.
— Тибетский терьер? — уточняю.
— Нет, — отвечает мне хозяйка. — Это особая китайская порода.
— Почему же китайская? — говорю я, задохнувшись от гнева. — Лхаса, насколько мне известно, всегда была столицей Тибета. А то, что китайцы туда вторглись, разрушили монастыри, жгут древние тибетские манускрипты, буддийских монахов сколько полегло! Конечно, почему вы должны сопереживать угнетенным тибетцам, пускай даже Китай десятилетиями лишает их политических и религиозных свобод?! Пустили поезд субконтинентальный из Пекина в Лхасу, вывозят из Тибета полезные ископаемые, а туда гурьбой привозят китайцев, безразличных к судьбе этой высокодуховной горной страны. Его Святейшество Далай-лама четырнадцатый, лишенный крова, вынужден скитаться по миру. И вы спокойно заявляете, что этот лхасец, видите ли, особая китайская порода!.. Взрослая женщина, а такие имеете незрелые представления о мире!!!
Тут лифт остановился, два этих предателя Тибета выскочили, не проронив ни слова, правда, она потом обернулась и покрутила пальцем у виска.
Кеша говорит:
— Дождешься, тебе кто-нибудь накостыляет за твои безумные речи, полностью туманные для обитателей нашего забытого богом спального района земли.
Он хотел мне внушить больше бодрости и вложить в мое сердце мужество.
Кеша говорил, мы с ним не должны испытывать разочарования и волнения. Потому что такие мысли и чувства, Маруся, объяснял он, порождают преграды размером с великие горы и широкие реки.
Отныне все наши надежды были связаны с «Каштанкой».
— Давай, давай, — подбадривал меня Кеша. — Если что-либо собралась совершать — совершай с твердостью. Ибо расслабленный странник только поднимает больше пыли!..
— Должна быть и глубина, — он объяснял мне, — и легкость, и юмор, и трагедия. Хотя, конечно, писателей вас видимо-невидимо, а чтобы стать писателем — надо много понимать, а не просто любить писать.
— Острей! Смешней! Гротескней! Интересней! Прозрачней! Легче, остроумней, короче, гениальней!..
И бог весть что еще он требовал от меня. Хотя никто мне больше не звонил насчет «Каштанки», не торопил, не волновался, как идут дела.
— Мне это напоминает историю с «Реквиемом» Моцарта, — говорила Рита. — Вот увидишь, в Голливуде и думать про тебя забыли.
— Тогда мы продадим «Каштанку»… Датскому королевству!.. — не падал духом Кеша.
— Нет, — отвечала я. — Это не по-моцартовски. Я буду ждать заказчика до своего последнего вздоха.
И вдруг он позвонил.
— Хэлло, Мария, ар ю рэди? Я прилетел. Ай вэйт ю возле Дома архитектора. Вольдемар Персиц — импозантный gentleman в длинном черном кашемировом пальто и черной шляпе, а в руках у меня трость! Я распахну пальто, чтоб видно было мой желтый галстук, костюм «тройка» энд солид бэг из черной кожи водяного буйвола. O.K.?
— Не надо ничего распахивать, — я радостно кричу. — А то вы простудитесь. Я вас и так узнаю — по трости.
— Если он в буйволином портфеле привез из Голливуда большие деньги, — напутствовал меня Кеша, — я тебя встречу. Одна не ходи. Мало ли, кто-нибудь увидит, отнимет. Знаешь, какие бывают — искатели легкой наживы?
И на всякий пожарный велел мне надеть его куртку с большим внутренним карманом.
Приезжаю — Вольдемар Персиц прогуливается у входа, помахивая тростью, реальный голливудский режиссер в изысканной фетровой шляпе.
Был конец марта, солнце, гололед, все такое яркое, глаза слепит. Нигде ни одного темного уголка, повсюду грязь выступила! Надо же, я и не заметила, как наступила весна. Два с половиной месяца корпела над сценарием, не поднимая головы. Зимой Москву завалило снегом, совсем как в детстве, когда в Елисеевский магазин по улице Горького бабушка везла меня на санках, и голубые сугробы высились над моей головой.
Март приходит львом, а уходит овцой, говорила бабуля. Началось великое таяние снегов, город плыл, отражаясь в воде, под порывами южных ветров искажая свои очертания.
В юности я всегда в это время срывалась, уезжала в горы кататься на лыжах: боже мой, Гудаури, Домбай, Чегет, Цейское ущелье, незабвенная Лунная поляна в Архызе!.. Где вы, мои горячие кавказские поклонники — обитатели горных аулов, инструкторы горнолыжного спорта, бывший князь Борис-би в ослепительно белой овечьей папахе, чернобровый Джигит Назимов, Султан Бекмамбетов, с которым мы съехали с южной вершины Эльбруса, причем Султан несся вниз на лыжах, а я — у него на закорках?!