в принципе не должны приносить никакого дохода у нас на планете? Недавно Маруся пришла в солидный толстый журнал, в отдел прозы, и спрашивает ликующе, с улыбкой: «Новые писатели нужны в литературе?» А ей отвечают серьезно: «Нет, что вы, старых-то никак забыть не можем!» Или моя луна… Разве это земное дело? Правильно говорится в Алмазной сутре: главное предписание буддиста — не брать ничего от жизни. Так что мне остается надеть шляпу и пальто дяди Эфраима, взять посох, чашу для подаяний, забрать свою безумную Марусю и пуститься в бесконечное странствие, освободив тебе место под солнцем в виде нашей малогабаритной квартиры.
— Ну что ты, — мальчик обнял его и похлопал по плечу. — Бог с тобой, Кеша, куда вы потащитесь, два сумасброда, на старости лет?.. Расслабься, я сам буду накапливать. Три года, четыре… Живут же люди в шалаше, покрытом дерном, при свете лампады, заправленнной тюленьим жиром.
— Нет, я не знаю, почему мне так не везет, — с жаром заговорил Кеша, чувствуя свою неизбывную вину перед сыном. — У других прямо мухи в руках ебутся, а я должен кушать кошкин навоз.
— Ладно, — ответил мальчик. — Пойдем-ка с тобой поедим. А не то совсем отощаем.
В ресторане «Хрустальный звон» за столиком спал, положив голову на салфетку, как Олоферн на колени коварной Юдифи, арткритик Андрей Ковалев, бородатый и непричесанный. Больше в зале никого не было.
Мальчик заказал «филе гренадера».
— Никогда не пробовал, — сказал он. — Интересно, это мясо или рыба?
Кеша — черные тигровые креветки из Индии, картошку и зеленый чай.
По столу полз очень сонный майский жук. Никакими силами его нельзя было бы убедить сейчас взлететь. Кеша сложил пещеркой ладони, жук туда забрался и затих.
— Как интересно летают насекомые? — говорил Кеша, с нежностью взирая на жука. — Если в высоте встречаются, узнают друг друга? Жук — ему трудно, у него тяжелый панцирь. Но он напрягся, взлетел, поднялся выше, ласточка за ним погналась, он — раз! увильнул. Поднялся еще выше, изморозью покрылись подкрылки, ему холодно… Знаешь, есть какие жуки-летуны? Настоящие летчики-испытатели! А мы все про птичек да про птичек!..
— А как вороны зимой летают? — говорит мальчик. — Да все птицы! На зимнем ветру? Под мышками-то холодно!..
Когда они вышли из ресторана, оставив там практически все, что у них было в карманах, настроение у обоих улучшилось.
— Эх, — сказал Кеша, — дорогая еда — удовольствие для желудка.
— И беда для кошелька, — добавил мальчик.
— Пошли заберем луну, — предложил Кеша, потирая ладони, — и поедем домой. Нельзя ее тут оставлять. Украсть не украдут, а вдруг бросят палку или камень?
— И куда мы ее? — спросил мальчик.
— Подвесим в комнате на потолке вместо люстры, и пусть она светит. Люстры-то нету!..
Они зашагали на ровный матовый свет электрической луны, разливающийся молоком по лужайкам. Луна горела еще ярче, в ночном тумане вокруг нее образовалось гало, и слетелись насекомые ночные, бабочки, жуки, мотыльки, комары и мухи.
Что любопытно, часа не прошло, как у инсталляции «Шумел камыш» утащили колокольчики, с корабля на приколе вынесли посуду и продырявили спасательные круги, а деревню, построенную из палок, превратили в развалины. Все было разрушено, сломано, разнесено какими-то неясными стихиями. То ли это разбойники выскочили из-за кустов барбариса, то ли вопящая боевая дружина свирепых воителей-варягов высадилась на берег и сражалась тут с исполинами, карликами и погаными чудищами. Как там поется в их главной саге? С меча и шпор моих стекала кровь, над головой стервятники кружили…
Не подверглись вандализму только произведения, замаскированные художниками под природные явления: тени деревьев, нарисованные на поляне, и пластмассовые яблоки на березе слишком высоко были подвешены.
— Черт, надоела Кали-юга, — мрачно сказал Кеша. — Как я тоскую о золотом веке!.. Прямо не могу уже находиться в этой кальпе.
Хорошо, хоть луну не тронули, никто не решился кинуть в нее камень или оторвать электрический шнур.
— Тс! — мальчик остановил Кешу.
Под луной у подножия сосны стояли три человека. Один — невысокий старик с длинными седыми волосами, лицо и фигуру которого ясно освещала Кешина луна, указывал на нее пальцем и торжествующе говорил своим спутникам:
— Ну?! Обещал я вам, что покажу луну во всем своем великолепии?!
А два мужика топтались под сосной, такие — кочковатые, в куртках из кожзаменителя, с пивом «Толстяк» в руках. Явно у них не хватало словарного запаса высказать свое удивление, что старикан выиграл у них пари.
Они сунули ему какую-то купюру и пошли — не то чтобы огорченные своим проигрышем, скорее ошарашенные: действительно — на дереве висела луна, совсем как настоящая.
— Разрешите представиться, — сказал старик мальчику и Кеше, когда те приблизились. — Иван Андреич Потеряев, учитель астрономии и географии, сейчас на пенсии, обитатель дома престарелых, — и махнул рукой в сторону облупленной пятиэтажки, которая пряталась среди сосен на краю поляны.
Одет он был опрятно — в теплый твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, брюки заправлены в резиновые сапоги. Ничто в его облике не говорило о нищете и заброшенности. Но под пиджаком у него виднелись две рубашки. Одна в клеточку, коричневая, другая синяя в горошек. Это намекало на то, что Иван Андреич необыкновенный человек, если не сказать странный. Щеки и подбородок его покрывала ровная седая щетина, как у актера Жана Рено, но лицо бороздили такие глубокие морщины, и оно носило следы таких тяжких забот, что все сходство на этом кончалось.
— Так вы и есть авторы столь чудесного небесного тела! — вокликнул он. — Позвольте мне выразить свое восхищение! — сказал старик, ловко пряча десятку в карман пиджака. — Я, знаете ли, уже несколько часов за ней наблюдаю, я все-таки астроном, звезды, Солнце и Луна — моя страсть!
Увидев, что Кеша собирается снимать с дерева луну, астроном Андреич расстроился.
— Ну вот, — сказал он, — только я наладил бизнес, а вы мне все рушите. Честно говоря, я уже заработал благодаря вашей, как вы говорите, инсталляции сорок рублей. Ночь такая облачная, ни просвета. А я подхожу к отдыхающим и предлагаю на спор показать Луну. Все смотрят в небо, берутся со мной спорить и проигрывают. Вот эти мужчины сидели в баре, а я как бы походя, невзначай, говорю: «Господа, я вам точно Луну покажу, хотя сейчас небо в облаках. Не верите, давайте поспорим на десять рублей?»
— Слушайте, Иван Андреич, — сказал Кеша, — мы вам еще десять рублей дадим, если вы найдете лестницу и поможете нам достать эту луну с небес.
Бывший астроном исчез в кустах и через минуту принес хорошую, легкую, алюминиевую лестницу. Видимо, где-то стибрил.
— Жалко, жалко, — повторял он, прилаживая лестницу к сосне. — А вы знаете, что настоящая Луна состоит из медного купороса и вулканита? — мечтательно спросил он у мальчика, пока они держали лестницу, а Кеша взбирался на сосну. — И что она в самом деле не светит, а отражает свет Солнца?!
Лестницы как раз хватило до сосновой ветки, на которую усатые турки примотали световой короб. Только Кеша достал из кармана макетный нож и приготовился разрезать веревки, как снизу послышалось:
— «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана!» — и появился хорошо одетый человек, в бейсболке, в шортах, в майке с надписью Rich. У него была такая загорелая физиономия, что даже зеленоватый цвет луны его ничуть не бледнил.
С мальчиком и Андреичем они подхватили лайт-бокс и аккуратно положили на траву. Тут же на луну вскочил кузнечик и стал всматриваться внутрь матового стекла, в самые лампы.
— Эй, художник, твоя, что ли, луна-то? — спросил этот сын племени чироки.
— Ну, моя.
— Слышь, ты вот что — я тут директор ресторана «Хрустальный звон». Газик меня зовут. Зови просто Газик, мое полное имя русский выговорить не может. Проблема у меня, народу мало, выручка страдает. Продай мне свою луну, я ее повешу у входа. И все, как бабочки, будут ко мне слетаться в ресторан!
— …Луна не продается, — вдруг ответил Кеша. — Как можно Луну продать? Это как мать продать.
— Ну ты даешь, мужик, все можно продать.
— Нет, не все! — упорствовал Кеша.
Мальчик поднял брови и сделал большие глаза.
— Давай, я в средствах не ограничен! — нетерпеливо проговорил Газик. — Пятьсот долларов устроит?
— Э, нет, — сказал Кеша. — Это ведь Луна! Понимаешь? Такие вещи — они бесценные.
— А восемьсот? — спросил Газик.
— Торговля здесь неуместна, молодой человек! — неожиданно влез в разговор Иван Андреич. — Вам русским языком сказано: «Не продается!» Откуда у вас эти купеческие замашки? — и он величественно скрестил руки на груди, желая показать, что аудиенция закончена.
Газик оценивающе посмотрел на Андреича, потом на Кешу: в общем, та еще компания, но они так держались кучно, так хорохорились, пришлось ему идти на попятный.
— Ладно, — сказал он, — давай так: вечером, когда мои клиенты сидят за столиками на причале, ты — во-он оттуда выплываешь на лодке с месяцем, — и показал на ивы вдалеке. — Медленно движешься вдоль берега. Им сносит башни. А ты проплываешь и прячешься в тех камышах. Потом — обратно. И так три часа: туда-сюда. Тысяча рублей — идет?
— Идет, — согласился Кеша.
Сутки он просидел неподвижно, скрываясь от посторонних глаз. А к ночи надел широкое легкое пальто с костяными пуговицами дяди Эфраима, надвинул на глаза шляпу с волнистыми полями и, растянув электрический шнур на всю длину, вдвоем с Андреичем (тот попросился в ассистенты) взгромоздил месяц в лодку, которую выдал Газик.
Скрипнули уключины. Мирные и спокойные, Кеша с месяцем вынырнули из ветвей плакучих ив.
Лунная дорожка выстелилась от борта лодки и коснулась дощатого причала, где расположились на веранде посетители ресторана «Хрустальный звон», придвинув к себе поближе сигары и виски.
Музыка стихла. Разговоры умолкли. Запредельное безмолвие охватило мир. Кто-то от неожиданности уронил вилку, и этот шум показался оскорбительным для такого момента.