Осталось только явиться преподобной Вере из общества «Свидетели Иеговы», которая на протяжении года названивала Маргарите и по телефону давала ей божественные наставления, хотя они абсолютно друг с другом незнакомы. Более того, она стала предлагать заглянуть к Маргарите на огонек. Тут Фима проявил бдительность и устроил жене скандал. Пришлось Рите продолжать учиться на заочном.
— Мы уже скоро переходим к Иисусу, — с гордостью говорила Рита.
— Только сейчас? За все это время? — удивлялся Фима.
Потом ей позвонила с такой же целью Надежда. Но Рита вежливо отклонила Надежду, сославшись на то, что у нее уже есть Вера.
— Вера — наш человек, — созналась Надежда.
— Осталось только начать трезвонить еще одной прохиндейке по имени Любовь, — сказал Кеша.
Теперь нужно было поменять доллары на рубли, а уж потом забрасывать в стройуправление, где как-то запросто сказали:
— Привозите все целиком, осталось два дня, вы рискуете, надо заключить договор.
Мы упаковали доллары и евро в полиэтиленовый пакет, положили деньги на дно огромной сумки, сверху набросали Фимины рубашки не первой свежести. Вроде мужики едут в прачечную стирать белье, а не везут охапку валюты в какой-то левый банк для обмена. Видите ли, эту квартиру можно покупать только за рубли. Так вот мальчику присоветовали одного банкира, замечательного тем, что порядочную сумму он обменивает с минимальным процентом.
На молниеносном военном совете постановили, что в оперативную группу включат Серафима.
— Ему будет интересно! — сказал мальчик.
Фиме велели сбрить щетину, надеть шерстяной черный без просверка костюм-тройку, подаренный мальчиком дедушке со своего плеча сразу после защиты диссертации, галстук, модные ботинки и швейцарские часы.
С ботинками вышла заминка. Фима не знал, какие выбрать.
— Ботинки к черному костюму, — поучал Серафима внук, — должны быть черные. ЧЕРНЫЕ! А не вишневые! И не персиковые!..
Благодаря общим усилиям образ бесприютного кокни, ночующего под мостом на берегу Темзы, сменил шикарный облик дона Корлеоне — такой у нашего Фимы необъятный диапазон.
— Тебе можно прохиндейничать на такой экзотической внешности, — уважительно сказал мальчик.
Мы даже начали опасаться, как бы у него не поинтересовались, когда он явится отдавать деньги за квартиру, почему он берет всего-навсего однокомнатную в захудалом районе, а не в Староконюшенном переулке или в доме Пороховщикова.
Итак, трое элегантных и непринужденных в обращении джентльменов с клетчатой дорожной сумкой, красноречивее клетчатой кепки повествующей о приверженности Фимы англомании, а также о том, что если он и не покупает лондонские футбольные клубы, то уж, по крайней мере, жить не может без английского эля, вышли из подъезда, сели в изумрудную ветеранскую «Оку», разогрели мотор и поехали. Мальчик за рулем, Фима — рядом, делая вид, что читает газету, а позади Иннокентий крепко прижимает к груди сумку с деньгами.
Рыцарь ордена тамплиеров, собравшись сделать вылазку против осаждающих его неверных, не сосредоточен так, как сконцентрировались эти трое, отправляясь на встречу с банкиром. Нервы у всех натянуты, как струны гавайской гитары. В памяти всплыли особо дерзкие случаи краж барсеток и сумок из салонов автомобилей.
Вспомнили директора художественной галереи из Таганрога, приехавшую на «Газели» — покупать столичное искусство. Ее интересовали картины из пуха и сухих цветов, есть такая группа художников-флористов. Все лето они живут на дачах, гуляют по лугам, собирают лютики и ковыль, сушат их, а длинными зимними вечерами сидят у себя в квартирках и клеят маштабные панно и миниатюры, поражая нас своей безудержной фантазией. И, что удивительно, хорошо продаются!
Так вот, директор галереи ехала с большими деньгами из Таганрога в Москву, беззаботно любовалась окраинами столицы. Вдруг сзади — бац! — их «Газель» получила едва заметный толчок. Шофер выскочил из машины, ему показывают на бампер: вай-вай, какая неприятность. И директор галереи туда же: ах! как это могло получиться? Возвращается — сумки нет. А там кроме денег — все документы, мобильный телефон, билет профсоюза работников культуры и серебряный заговоренный доллар.
Сумку с профсоюзным билетом и записной книжкой подбросили к дверям ближайшего отделения милиции, чтобы ограбленный гражданин не расстраивался — милиционеры найдут и позвонят. Милиционеры действительно позвонили — ее дочери в Таганрог и сказали: «Приезжайте, ищите тело, сумку мы ее нашли, а вот тело пока нет!»
Вспоминая этот досадный случай, Кеша еще крепче прижимал хозяйственный кофр с деньгами к своим тощим коленям, подозрительно оглядывая из окошка соседние автомобили.
Зато Серафим нашел подходящее время — огласил заметку, где специалисты Гознака предупреждают жителей столицы, что, по оперативным данным, в Москве разошлись фальшивые тысячерублевки очень высокого качества исполнения.
— «…Эти истинные произведения искусства можно получить даже в банках! А уж в обменниках, — читал Фима с выражением, — редкий случай, если тебе не подсунут фальшивую купюру…»
Встречу банкир Дима назначил на углу Сивцева Вражка и Староконюшенного, возле мусорного бака с надписью «Минкульт». Припарковали машину и стали наблюдать за мрачноватым потоком человечества, движущимся вдоль переулка.
— Он будет в джинсах, с полиэтиленовым пакетом в руках, — сказал мальчик.
Через тридцать минут к мусорному баку подкатил старый потрепанный «Москвич» эксклюзивной окраски «брызги шампанского». Оттуда вышел Дима в джинсах и с пакетом в руках, точь-в-точь такой, каким его описал мальчик.
Фима закрылся газетой, как бы читая, но держал ее вверх тормашками, всем своим видом показывая, что, по его представлениям, возможно, конечно, устаревшим, банкиры должны выглядеть иначе. Кеша тоже напрягся, но сумку все же выпустил из рук.
Мальчик уединился с Дмитрием в «Москвиче» и переложил туго перевязанные пачки кредитных билетов Государственного банка Соединенных Штатов к Диме в эфемерный полиэтиленовый пакет.
— Ты только скажи, сколько тут, — беззаботно попросил Дима, — а то мне некогда пересчитывать, — после чего скрылся с пакетом в торце ближайшего здания за массивной парадной дверью. Никакой расписки, ничего.
— Ох, — Кеша набрал в легкие побольше воздуха, вылез из машины, приблизился к заветной двери и прочитал табличку: «Общество спортсменов-инвалидов Московской области».
Кеша нервно подергал ручку: дверь была заперта.
Они сели в «Оку» и стали ждать.
— А вдруг он не вернется? — слабым голосом проговорил Кеша. — Даже если мы заберем его автомобиль в качестве компенсации, это не возместит нам и десятой части того, что он похитил.
Фима продолжал читать перевернутую газету.
Мальчик молчал.
Прошло сорок пять минут.
— Академический час, — нарушил молчание профессор Серафим, нащупывая нитроглицерин в кармане пиджака.
В этот момент массивная дверь Общества спортсменов-инвалидов распахнулась, и на пороге появился банкир. Насвистывающей походкой он возвратился к истоку, помахивая пакетом.
— Держите, — сказал Дима, вытаскивая увесистый газетный сверток, — здесь семьдесят три котлеты — два миллиона шестьсот пятьдесят тысяч триста восемь рублей.
О том, чтобы пересчитывать, не могло быть и речи. Да и пытаться стереть верхний слой металлической полоски, как советовали специалисты Гознака, дабы удостовериться в подлинности купюр, ни у кого не хватило пороху. Так все обрадовались простому факту возвращения банкира.
— Что вы разволновались, я не понимаю, — вымолвил мальчик, лишь только к нему вернулся дар речи, — мне рассказывали, один мужик шел прямо по улице с чемоданом денег — нес их в стройуправление!.. Правда, не донес… А Дима всегда держит деньги в полиэтиленовом пакете — в метро, в автобусе, в машине — бросит пакет на заднее сиденье, и привет. Ну кто подумает, что у тебя в затертом драном пакетике миллионы? Профессионал, — уважительно добавил мальчик.
— А мы только учимся, — скромно заметил Кеша.
Уже вечерело, когда они тронулись дальше в путь. Нельзя было терять ни минуты. И, как назло, Москва встала. На всех дорогах, объездах, трамвайных путях — сплошные пробки. Мальчик попробовал ринуться за эвакуатором, и моментально раздался посвист ГАИ.
Кеша задрожал от страха.
— Ну, все, — сказал он. — Сейчас они проверят, что там везут эти трое. И, к своей радости, обнаружат три миллиона!..
Весь — комок нервов, мальчик вышел из машины и вдруг вспомнил, что сегодня День милиции.
— С праздником! — сказал он, протягивая документы.
— Спасибо, — неподкупно ответил милиционер. — Едем по встречке. Права будем отбирать или штраф на месте?
— Держите, — мальчик протянул пятьсот рублей.
Тот разулыбался, пожал мальчику руку и проводил до автомобиля.
— Праздники я люблю, — инспектор ГАИ открыл дверцу и окинул взглядом салон, — но — такие: свадьба, день рождения! Там чувствуешь себя свободно, весело! А День милиции — знаете, как мы говорим? Лицо в цветах, а жопа в мыле!..
Кеша, мальчик и Серафим изобразили понимающие улыбки.
До закрытия оставалось полтора часа, когда три мушкетера с кошельком, доверху набитым золотыми дукатами, прибыли в СУ-23 и, припарковав «Оку» между красной «Маздой» и черной «Ауди», зашли в офис. В центре холла их встретил неработающий фонтан с гигантской малахитовой лягушкой в луже, победно зажавшей в зубах стрелу Ивана Царевича.
Мальчик забрал у Кеши сумку, и они с Фимой удалились в кассу. Глядя на их мажорную поступь, Кеша вновь вспомнил песню бродячих баулов:
Холодным солнце может стать,
Луна от жара раскалиться,
Но над ученьем истинным все демоны не властны:
Когда степенно слон шагает,
Как может богомол его остановить?
Мысли блуждали у него в голове, роились, путались, и он никак не мог обрести обычное для него спокойное и созерцательное состояние духа. Всего за один сегодняшний день сколь многократно утрачивал он свою полноводную связь с потоком жизни, как захлестнули его омраченные состояния ума, типичные для но